Порубежник

Н-да. Помнится, ему как-то делали гастроскопию, но то, что он чувствовал сейчас, не шло ни в какое сравнение. Трубка вроде и небольшого диаметра, но это ощущение присутствия в трахее инородного предмета не проходило в течение нескольких часов.

Едва врач закончил над ним колдовать, как в палате появились руководитель проекта Щербаков и фээсбэшник Кравцов. Последний ограничился тем, что поприветствовал, поздравив с возвращением. Зато профессор засыпал вопросами. И пожалуй, тех оказалось бы куда как больше, если бы руководителя проекта не прогнал прочь врач.

Двенадцать дней в коме для него не прошли даром. Уже наутро у него поднялась температура. Пневмония – довольно частое явление у больных, прошедших через ИВЛ. И сия чаша его не миновала. Два дня к нему никого не пускали, но потом его самочувствие улучшилось, и визиты Щербакова стали регулярными.

По поводу нападения Романов толком так ничего и не понял. Половцы выскочили как чертик из табакерки. Возможно, какой-нибудь курень отправился в набег. И отряд в полсотни человек в отменных доспехах им показался вполне достойным объектом для атаки. Хотя и заплатить за победу пришлось дорогую цену. Да и вообще, нападать на дороге между Рудным и Пограничным… Что-то не больно похоже на простой набег.

Щербаков знал еще меньше, так как мог наблюдать за происходящим лишь глазами самого Михаила. Ориентироваться же в окружающей обстановке, наблюдая ее со стороны, куда сложнее, чем при непосредственном участии в событиях.

– Макар Ефимович, а можно мне встретиться с моими? – поинтересовался Михаил в первый же день его посещения.

– Пока нет, – возразил руководитель проекта. – Вы на себя в зеркало посмотрите. Краше в гроб кладут.

– Боитесь скандала вокруг проекта?

– Да бросьте. Я уже говорил о сонме идиотов в интернете. Просто не желаю лишний раз расстраивать вашу жену. Две недели не видела супруга, передала на наше попечение если не здорового, то в более приличном состоянии, а тут такое чудо. Так что подлечим вас, а через недельку разрешим навестить. Причем свидания сделаем частыми, пока не начнется новый виток «экспериментальной терапии».

– Погодите. Так это что же получается, там пройдет…

– Через неделю-то? Чуть больше двадцати восьми лет, – произвел быстрый подсчет Щербаков.

– Ч-черт! Там столько всего недоделанного. Мономаху нужна моя помощь. Отправляйте меня обратно! – всполошился Романов.

Вот странное дело. Вроде бы там он прожил полноценной жизнью двадцать два года, которые для его сознания были более чем реальными даже сейчас. Но здесь он словно расстался со своей семьей всего лишь пару дней назад, а потому и соскучиться-то по ним не успел. Вот такие странные выверты сознания.

– Спокойно, Михаил Федорович. Спокойно. Куда вы собрались? Вот подлечим вас, приведем в божеский вид, а тогда уж и зашлем.

– Кого подлечите? Меня? Вам напомнить мой диагноз? – хмыкнул Романов.

– Это не повод не обращать внимания на пневмонию. Уж ее-то вылечить мы можем. Если же отправим вас в кому в таком состоянии, то уже точно не вынем обратно. Умирать или жить – это, конечно, ваше личное дело, но вы нам дороги как уникальный инструмент для работы с ЕИПЗ.

– Довольно цинично, – покачал головой Михаил.

– А по-другому вы не поймете. И потом, не так ли вы жили последние двадцать лет?

– Там пройдет слишком много времени. Бог с ним, с прогрессом. Положение Мономаха все еще шаткое. Реформы могут и забуксовать. Если не удастся выстроить сильную вертикаль власти, все пойдет прахом. Его сын не та личность, которая сможет потянуть подобный воз.

– Это не повод подвергать вас смертельному риску.

– Это живые люди. И их ожидает нашествие Батыя. Вы представляете себе последствия? А я могу попытаться это предотвратить. Если на пути монголов встанет единая Русь, то они сломают о нее зубы. И дело вовсе не в продвинутом оружии.

– Я понимаю. И именно объединению Руси вы посвятили последние годы. Но вы ничего не сможете поделать, если умрете.

Ну что тут сказать. Прав Щербаков. Тысячу раз прав. Но как же не хочется терять время!

– Посмотрите на это под другим углом, – продолжил Макар Ефимович. – У вас появится возможность взглянуть на дело рук своих со стороны, понять, что вы сделали правильно, а где ошиблись. Использовать время в родном мире с толком, чтобы восполнить пробелы в ваших знаниях. Металлургия, механика, паровые машины, с которыми у вас было столько сложностей. Наконец, как изготовить на коленке порох, о невозможности создания которого вы столько жалели, что даже неоднократно проговаривали вслух.

– Только для того, чтобы получить возможность на что-либо повлиять, мне понадобятся годы. Потому что неизвестно, в кого меня угораздит вселиться.

– Согласен. И тем не менее главное – это ваше здоровье. Без него вообще ничего не получится, – развел руками Щербаков.

– Да понял уже, – вздохнул Романов и зашелся выворачивающим кашлем.

На этот раз приступ оказался долгим. Но в конце концов его отпустило, и он откинулся на подушку, жадно ловя воздух и вытирая слезы. Макар Ефимович терпеливо ожидал, когда приступ отступит. Ну и глянул на него так, словно хотел сказать, мол, о каком путешествии может быть речь.

Прав он. Но тут ведь какое дело. Там у него осталась семья. Жена, дети. Старшему, Петру, только восемнадцать. Мальчишка, без жизненного опыта. Остальным и того меньше. Конечно, он верил в то, что обеспечил им поддержку и опору в виде Бориса, главного безопасника. Малый и Большой советы. Да и пограничники к его детям со всей любовью. Но все же.

– Макар Ефимович, а отчего я в коме пробыл двенадцать дней? Я тут посчитал, должно быть не больше девяти.

– Правильно посчитали. Матрица вашего сознания блуждала трое суток где-то в ЕИПЗ.

– То есть она могла и вовсе заблудиться и не вернуться? – сделал неутешительный ввод Михаил.

– Только в том случае, если бы мы вас отключили от аппарата. Надеюсь, вы понимаете, что мы и не думали поступить подобным образом.

– Вам это попросту невыгодно, – улыбнувшись, заметил Романов.

– И это тоже, – не стал его разочаровывать Щербаков. – Ладно. На сегодня, пожалуй, хватит. Поправляйтесь. Я навещу вас завтра. И не только я.

– Вы же сказали, что семье еще рано.

– Семье – да. Но дело в том, что нам придали группу ученых-историков. Предупреждаю сразу, весьма своеобразные личности. И вы им не нравитесь.

– Отчего же?


– Слышали выражение – слон в посудной лавке?

– Странный вопрос.

– Во-от. К вам это относится в полной мере. Вы там такого наворотили, что они себе чуть все волосы не повыдирали.

– Бывает, – хмыкнул Михаил.

– Согласен. Это ведь другой мир. И пусть он во многом идентичен нашему, он живет своей жизнью и развивается своим путем. Пойду.

Михаил думал, что дни для него будут тянуться медленно и нудно. Однако действительность оказалась иной. С историками скучать не приходилось. Настырные все такие. Въедливые. Да с претензиями. А главное, начали дружно его поучать, как ему бережно и ненавязчиво проводить исследовательскую работу.

Романов слушал их менторский тон, едва сдерживаясь, чтобы не послать. Но когда они заявили, что, мол, в прежнем мире он уже напортачил, а потому в следующий раз его отправят в другой, Михаил взорвался. Послал их открытым текстом, да еще и пинка выписал, пусть и не профессору, а его помощнику.

Затребовал к себе Щербакова и заявил, что если тот посмеет отправить его в другой мир, то он там сразу же покончит самоубийством. И будет продолжать это раз за разом, пока Романова не отправят в его мир.

Макар Ефимович выслушал эти требования совершенно спокойно, пожал плечами и заявил, что историки пусть думают что хотят. Проектом руководит он, и решение за ним. После чего как ни в чем не бывало вернулся к вопросам, относящимся к его епархии, что полностью успокоило Михаила.

От встреч с ним историки не отказались, хотя и поумерили свой пыл. Ведь одно дело – сведения, почерпнутые из аудио- и видеоматериалов. И совсем иное – непосредственный свидетель и участник событий седой древности.

Помимо этого Романов проводил много времени в интернете, выискивая технологии, которые ему могли бы понадобиться там. Его интересовало как оружие, так и металлургия, обрабатывающие станки. Да много чего. Прямо глаза разбегались. И это при том, что, еще будучи там, он пришел к выводу, что кое-что из введенного им преждевременно.

Взять паровую машину. Ну вот куда ее при тамошнем уровне общего развития и образования в частности. Агрегат ломался часто и густо. Из него лезли различные, так сказать, детские болезни, и они с Леонидом не могли довести его до ума ввиду недостатка знаний. Уже здесь, прошерстив тему паровиков, он понял, что эти машины только кажутся простыми. На деле же там хватает нюансов.

Поэтому внедрять это открытие дальше Михаил не стал. Разве только старались поддерживать в рабочем состоянии ту громоздкую машину, построенную в Рудном. Просто потому, что ставить плотину на Псёле – та еще задачка, а конная тяга уже не удовлетворяла возросшим потребностям.

Так что за три года, прошедшие после ее создания, они в этом направлении больше не продвинулись. Лишь самую малость получилось исправить кое-что, на интуитивном уровне, или методом проб и ошибок. Никакой теоретической базы, никаких расчетов. Ни-че-го. Одна только голая практика.

Но кадры они все же готовили. Чему в большой степени способствовал университет, где был открыт механический факультет. Именно этим студентам предстояло набивать шишки, набираться практического опыта и создавать научную базу. А в будущем начать совершенствовать машины.

К слову, Романову не понравились метаморфозы с памятью. Он-то в наивности своей полагал, что суперпамять теперь с ним навсегда. А на деле оказалось вовсе не так. Хорошо хоть привычка систематизировать информацию и раскладывать ее по полочкам дала свои результаты. Запоминать он стал намного лучше.

А еще он решил включить в процесс зрительную память, для чего обзавелся тетрадкой и ручкой, дабы конспектировать свои изыскания. Как выяснилось, от его способностей в черчении и рисовании ничегошеньки не осталось. Да и писал он по-прежнему как курица лапой. Даже неловко стало. Впрочем, чистописанием он заниматься не собирался.

Кроме того, Михаил просмотрел большое количество видеороликов на интересующие его темы. Спасибо одному интересному сайту, где обнаружился целый ряд обучающих роликов и фильмов. К слову, вел его любитель книг о попаданцах, прогрессорствующих в прошлом. И материал подбирался именно в этом ключе. Причем в немалой своей части еще советских времен. Хотя были и современные, анимационные, как подозревал Михаил, снятые энтузиастами-любителями. Ну вот была у них в этом потребность.

Встреча с семьей прошла как-то буднично. Конечно, жена сетовала, что он выглядит несколько болезненно. Но потом, вытирая платочком уголки глаз, призналась, что ожидала худшего. К слову, за прошедший месяц их сосед сгорел на глазах. С виду был абсолютно здоровым, а потом болячка навалилась на него. На его фоне Михаил был просто молодцом.

В семье все было в порядке. Выплаты от государства за участие в экспериментальной программе поступают без задержек. Его строительная бригада трудится как отлаженный часовой механизм. И все ждут возвращения Михаила. Он пообещал, что как только, так сразу. Хотя сам при этом уже изнывал от нетерпения. Очень уж хотелось вернуться в тот жестокий, но по-своему честный и полюбившийся ему мир.





Глава 2

Второе пришествие




Ох, йо-о-о!!! Он уже успел позабыть, каково это – приходить в себя в новом мире. Едва открыл глаза и осознал себя, как тут же навалилась дичайшая головная боль. В принципе он уже умел справляться с подобной напастью, но ничего не мог поделать с рефлексами тела.

Михаил едва успел перевернуться на бок, как начал исторгать из себя содержимое желудка. Сотрясение головного мозга – штука неприятная и чреватая опасностями. К примеру, прежний обладатель пережил клиническую смерть. Вернее, не пережил, иначе матрица сознания Михаила в этом теле не обосновалась бы.

Когда перестало выворачивать наизнанку, малость полегчало. Время от времени позывы еще случались, но не сильные, а потому удавалось с ними управиться. А может, причина в том, что в желудке не осталось даже желчи. Выполоскало все без остатка. Поэтому как ни хотелось пить, а к журчащему неподалеку ручью он не пополз.

Вместо этого привалился к березе и, прикрыв глаза, начал раскладывать по полочкам воспоминания реципиента. Сначала большими блоками, так, лишь бы навести мало-мальский порядок. Это должно помочь избавиться от головокружения из-за безудержного потока информации, полившегося из самых потаенных уголков памяти.

Наконец вчерне удалось все привести в порядок, и самочувствие несколько улучшилось. С удовольствием отметил, что его прежняя память пребывает в полном порядке. Наугад извлек из ее недр момент схватки с турком у неприметной крепостцы в Малой Азии, сумев при этом рассмотреть мелкую букашку, примостившуюся на его чалме. За этот эксперимент пришлось заплатить головокружением. Не отключи он нервные окончания, и наверняка прилетел бы еще и приступ боли. Не в том он сейчас состоянии, чтобы безнаказанно копаться в своей голове.

Прикинул, кем был реципиент и что он тут делал. Получается, холоп владыки[1] Милоша Крупа. Ехал с ярмарки из Тарнува, довольно большого поселения, что стоит на торговом тракте, ведущем в Киев. Купцы нередко останавливаются там на несколько дней, чтобы привести в порядок лошадей и повозки. Ну и заодно выкладывают свой товар. Так что место бойкое круглый год, кроме осенней и весенней распутицы.

Оно конечно, Лешек Марек холоп, но господин его очень даже ценит, привечает, выделяет среди других и доверяет. Вот и в этот раз отправил на ярмарку с повозкой зерна, дабы сбыть его, а на вырученные средства купить отрез доброго сукна. Что холоп и исполнил.

Но на обратном пути на него кто-то напал. Приложил по голове и бросил в кустах, обобрав до нитки. Только крестик нательный на бечевке и оставили. Да и то лишь потому, что тот был вырезан из дерева. Не позарились. Н-да. Сволочи. Хоть бы исподнее оставили. Немногие могут похвастать им, но семья Лешека хоть и холопы, но не голоштанные.

Впрочем, хватит уже об этом. Был холоп, да весь вышел. Теперь звать его Михаил. Хм. От акцента не избавиться. Мужик взрослый, тридцать один год. Не шутка. Голосовые связки давно уж потеряли эластичность. Так что польское происхождение не скрыть. Ну и ладно. Значит, будет Михайлой. Ну а фамилию можно и прежнюю оставить. Да и не фамилия это, а скорее отчество. Сыновья его, например, прозываются не Мареками, а Лешеками. По отцу, значит. Да и не опасается он того, что его искать станут. Даже если и найдут. Тут других забот полон рот.

Но все это потом. Сейчас же нужно поспать. В принципе по ощущениям он вполне может начать действовать прямо сейчас. Главное, с рвотным рефлексом справиться удалось. Боль же легко блокируется. Но к чему насиловать себя, если можно отдохнуть. По прошлому опыту помнит, что сон – это первое дело для окончательного восстановления реципиента. Опять же память сама собой разложится по полочкам. Еще бы и прикрыться чем… Но с этим он как-нибудь разберется. Благо середина лета и деньки стоят погожие.

Проснулся под пение птиц и урчание живота, требовавшего пищу. Поднял взгляд вверх, тут же зажмурившись от пробившегося сквозь листву солнечного луча. Похоже, настало утро следующего дня. Поправочка: позднее утро. Что-то он совсем расслабился. Поди, не в первый раз в подобной ситуации. Впрочем, только во второй. Не столь уж и великий опыт.

Поднялся на ноги и тут же ощутил легкий дискомфорт. Ага. Знакомо. Придется по новой учиться владеть руками и ногами, благо процесс обучения недолгий. Только и того, что приноровиться к новому телу. Но благодаря суперпамяти он с этим быстренько управится.