Портрет моего мужа

Получилось, пожалуй, слишком нервно.

— Он и вправду думает, что я… что если бы у меня были алмазы, я бы…

— Он не думает. Он знает, что ты — единственный инженер, который не связан контрактом и кровью. Все… даже выпускники старших курсов… они теперь подписывают не просто бумаги, а на крови, да… и условия… ты бы почитала на досуге, чтобы понять… это как душу продать. Дорого, да… но потом… кто отпустит нужную душу на свободу?

Женщина в зеркале смотрела на меня.

Прямо.

Зло. Не скрывая своей злости и ненависти. А мое отражение выглядело откровенно жалким. И при одном взгляде на него становилось очевидно, что никаких алмазов у меня нет… нет и быть не может… сегодня же в море утоплю, пока Мар не удосужился обыскать мои вещи.

Ладно, сегодня буря.

Утоплю завтра.

— Он тебя не отпустит, — покачала головой Лайма. — Даже если выяснится, что камни не твои, он тебя все равно не отпустит. Он слишком долго пытался добраться, чтобы взять и вот так просто подарить тебе свободу. Хотя… с другой стороны… ему нравится быть великодушным.

Она прижала палец к губам.

— Только тихо, хорошо? Я тебе ничего не говорила.

— Ты мне ничего не говорила, — эхом отозвалась я и вышла из комнаты.

Интересно, предложение рыжего еще в силе? Или он тоже часть игры?





ГЛАВА 34




В коридоре было тихо.

Темно.

Камни почти погасли, а на окна легла мерцающая пелена щита. И казалось, что дом уснул. А мне вот… будем считать, что мне не спалось.

— И что ты об этом думаешь? — поинтересовалась я у Этны, которая сидела тихо-тихо. — Стоит ли ей верить? С одной стороны, причин нет. С другой… ведь это она начала разговор о камнях.

Вот то-то и оно… чувствовала я, надо было ограничиться товаром попроще, но… эксперименты — удовольствие дорогое.

Как бы не выяснилось, что чересчур дорогое.

Я дошла до галереи на втором этаже, когда услышала тихий шелестящий звук.

— Я не понимаю, что за представление ты затеял, дорогой, но… — голос Ирмы доносился откуда-то сбоку. И я спешно прижалась к стене, активируя камень. Энергии в амулете осталось изрядно, да и пополнялась она легко при нынешней то плотности силового поля, но все равно сердечко застучало. Подслушивать нехорошо, однако весьма полезно. — Надеюсь, что ты знаешь, что делаешь.

Они стояли ниже.

На первом ярусе.

И второй, сложенный из тонкого песчаника, не был преградой для голоса. Или дело не в камне, а в том везении, которое судят боги?

— Потерпи. Осталось недолго…

Мар.

И в голосе его такая нежность, что треклятое неспокойное сердце обмирает.

Я впилась в запястье зубами. Боль — хорошее средство от опасной любви. Главное, что действенное.

— Конечно, дорогой. Я потерплю, но Его Величество… ты же понимаешь, что подобные предложения бывают раз в жизни…

— Мама…

— Я знаю, ты у меня самостоятельный и в советах не нуждаешься, — мне показалось, или в голосе промелькнула легкая насмешка. — Но послушай хоть раз в жизни престарелую свою матушку. Не дразни их. Ты можешь быть трижды полезен короне и Островам, но… оскорбления не простят. А сестра короля никогда не станет третьей женой.

Сестра?

У нашего короля четыре сестры. Три, насколько знаю, замужем, а четвертая… выходит, Мару предложили руку юной принцессы, а он согласился, потому как эйта Ирма права: от подобных предложений не отказываются. В свете сказанного… камни камнями, а развод ему куда нужнее, чем мне.


Или не развод?

Я тихонько отступила.

— Тебе дали время решить проблему, но оно на исходе. Да и мальчишка стал совершенно невыносим.

— Ты про которого?

— Про твоего сына, если это вообще твой сын.

Шаг.

И еще шаг.

Прижаться к стене. Стена неровная, и кажется, что дом сам подталкивает меня в спину. Он верен хозяевам, а я…

— Мама, ты же знаешь, я проверял…

— Знаю, естественно, только… он все равно не похож на тебя.

— Зато вылитая копия прадеда, если верить портретам…

— Это и странно. А еще он был редкостной сволочью, — поделилась эйта Ирма. — Никогда меня не любил… знаешь, мне кажется, проживи он чуть дольше, и меня бы не стало, да…

Вздох.

Скрип половиц. И мысли, мысли… вдовцом быть выгоднее, нежели разведенным. Нет, все поймут… не понимали, когда Мар противился разводу, цепляясь за нелепые отношения с простолюдинкой. А развод… развод — это разумно.

Смерть — прилично.

И кажется… кажется, Мар неспроста позволял убивать тех девушек… ведь если жертв станет немного больше…

— Его невозможно контролировать, особенно теперь… я не знаю, где он нашел нож, мне казалось, я решила эту проблему…

— Как?

— Выкинула. В море.

— Мама!

— Что? Эта вещь сводила меня с ума…

А рыжего сделают виноватым. Или преступником? В любом случае посмертно. И конечно, будет расследование. И несчастный вдовец, который горе свое изживет в работе… это романтично и практично, что редко бывает…

— Я видела его… я слышала его голос… голос твоего прадеда… он смеялся надо мной. Называл бестолковым найденышем… слабенькой девочкой, которая ни на что не способна… которую только и можно использовать, что на развод. Да и то, не факт, что потомство будет удачным.

Надо же, какие откровения.

— Мама, он давно умер…

— Умер, — эхом отозвалась эйта Ирма. — Конечно, умер… по-другому быть и не могло… никто не боится целителей, а тем более таких слабых.

Слабых?

Мне казалось, слабых эйт не бывает.

— Но он возвращался… снова и снова… снова и…

Резкий звук пощечины заставил меня вздрогнуть.

— Эта вещь была… опасна. Она свела с ума и твоего отца… а дед и без того был достаточно безумен. Возомнил себя великим некромантом, хотя дара в нем… нет, от нее давно следовало избавиться.

— Следовало, но в море…

— Я… не знаю. Я просто в какой то момент оказалась на берегу, — голос эйты Ирмы слегка подрагивал, выдавая волнение. — Я стояла и смотрела на волны. Стояла и… думала о том, до чего замечательно будет броситься в них. Всего-то и нужно, что сделать шаг. Один-единственный шаг, и я обрету покой. Мое тело разобьется о камни, а волны смоют кровь. Я до сих пор помню то чувство восторга и предвкушения, понимание, что ничего более чудесного со мной не произойдет… никогда больше не произойдет. И я едва не шагнула, да… не знаю, каким чудом удержалась. Я разжала руку и позволила клинку упасть. Я подумала, что он тоже понравится морю… он не должен был вернуться.

— Но вернулся.

А ее он тоже приговорит? Матушку, которая знает слишком много? Или… во всем важна умеренность. Две супруги и сестра, потерявшая границы, позорящая канцлера своим поведением. Этого более чем достаточно.

— Мы не позволим ему? — шепотом поинтересовалась я, а Этна заскрежетала.

— Это ничего не меняет, — жестко произнес Мар. И мы поверили: есть нож или нет, это ничего не меняет. Для него. А для нас?