Порочная слабость

– Нужен, Леша! – всхлипнула Лина, намертво вцепилась в мои плечи ледяными пальцами, а потом и вовсе прильнула всем телом ко мне, вытесняя своим теплом горечь и тоску по ней.

И это ее короткое «нужен», как бальзам на все шрамы, что не успели толком затянуться. А теперь плевать на все! Теперь только вместе, только так.

– Девочка моя! – пробормотал я, балансируя над пропастью.

Оступиться – легко, удержаться – сложнее. Но обязан. Ведь должен ей многое за этот год. Должен искупить, возместить с лихвой.

– Я так ждала! Каждый день ждала, Леша! – шептала она сквозь слезы, не понимая, как глубоко вонзаются в мою черствую душу эти ее слова.

Будто кислотой в раны. Они прожигают до самого нутра, до костей и глубже.

Меня трясло. Трясло так, что, кажется, зубы стучали. Но плевать. Куда уж прятаться. Лина видит меня насквозь. И, кажется, все понимает. Чувствует.

Рядом дочь сопит, а я, чертов маньяк, не могу ни о чем другом думать, кроме как о дикой жажде к этой маленькой женщине.

Жадные, рваные поцелуи, тихий всхлип и требовательные касания. Все это окончательно убивало меня.

И только тихий шепот отрезвлял: «Нужен!», «Ждала!», «Скучала!».

И сам не понял, когда успел стащить белье со стройных бедер.

Придурок! Опять нахрапом, силой. Но просто не мог не касаться ее. Не мог.

– Леша-а-а! – ежесекундно шептала она, сжимая хрупкими ладонями мою голову.

Потянулась навстречу, приняла всего меня таким, какой есть, перебитого, бродячего пса. И затихла.

Я чувствовал ее напряжение. И сам замер. Потому что оказался там, в раю. Выгрыз у чертовой судьбы то, чего неистово хотел.

Ее хотел, Лину. Дерзкую и строптивую.

Мою.

Всю мою.

От макушки и до последней слезинки, до вздоха, до сбивчивого шепота.

Пережидал, пока острое возбуждение стихнет, пока сердце станет биться ровнее. Но не выходило. Хотелось вбиваться в любимое тело, хотелось утонуть в этой хрупкой, но сильной девчонке. Хотелось заполучить ее всю, целиком, без остатка.

Лина вновь подалась вперед, еще глубже принимая меня. Прижался ртом к ее нежным губам, глотая стоны.

– Тише, маленькая, разбудим… – просипел я, с трудом узнавая свой голос.

Взгляд Лины был безумным, затянутым туманом, шальным. Что-то щелкнуло в моей груди, сорвалось, окончательно сломалось.

– Какая же ты у меня красавица! – прошептал я.

Руки Лины крепче сжались на моих плечах, затылке. Короткие ногти приятно царапали кожу.

Я слишком сильно скучал по ней. И никакого опыта не хватало, чтобы удержаться. Да и какой там опыт? Если вся моя жизнь разделилась на туманное прошлое и Лину. Я помнил каждую минуту, проведенную с моей женщиной. А других – не помнил.

Слишком сильно мечтал о том, как вернусь, как найду ее. Но реальность побила любые, даже самые откровенные фантазии.

Моя реальность была одета в цветастый сарафан, пахла луговыми цветами и родила мне дочь.

– Мой! Ты весь мой! – прохныкала Лина и задрожала всем телом, унося меня за собой.

Ее слова меня растоптали, убили, воскресили и заставили жить.

– Твой, – выдохнул, простонал, согласился.

А чей же еще? Только ее, Лины Лехиной.

Боялся, что сердце не выдержит. Да и хрен с ним. Все равно оно давно принадлежит этой девчонке.

– Лешка, – тихий смех колокольчиком радовал слух, и я улыбнулся в ответ.

Лина все еще сидела на мне, старенькое кресло с трудом и со скрипом выдерживало вес наших тел. Нет, нужно что-то делать. Завтра купим мебель. И дом. Его в первую очередь.

Или построим. Как Лина решит, так и будет.

– Ты ведь голодный, а я на тебя… набросилась… Ужас просто! – тихонько хихикала девчонка.


А на щеках яркий румянец. И глаза… Глаза до одури счастливые. Они не соврут.

– Значит, Алексия? – пробормотал я, откидываясь на спинку кресла и устраивая Лину удобнее.

Я все еще был глубоко в ее теле, наслаждался обжигающим теплом, кайфовал от легких касания нежных губ к своей шее. А пальцами перебирал длинные пряди.

И понимал: я теперь дома. Неважно, где. Главное, с ней. Рядом. Дома.

– Кирпич возражал, честно, – хихикнула Лина. – Но что поделать, если получилась дочь, а имя я придумала сразу же, как только сделала тест на беременность.

– Прости меня, родная, – проскрипел я севшим голосом.

Лина вскинулась. Нахмурилась. Вздохнула. А потом вернулась к своему занятию. Вновь принялась лениво скользить губами по моей шее, груди, задерживаясь на ненавистных шрамах.

– За что? Я была самой счастливой! – заявила Лина. – Ведь я ждала ребенка от любимого мужчины.

Не утерпел, сжал до хруста руками. Не смог совладать с эмоциями. Потом, потом я непременно научусь их контролировать. А пока вот так, надрывно, по живому.

– Но знаете что, Алексей Сергеевич? – вскинулась вдруг Лина, пряча лукавую улыбку, но взгляд выдавал ее с головой.

– Что? – уточнил я, убирая с румяного личика влажные пряди, легко, едва касаясь, заскользил кончиками пальцев по бархатистой щеке, наслаждаясь тем, что могу вот так прикасаться к любимой.

– Ты мне должен сына! Признайся, это был твой коварный план? Да? Подсунул мне девчонку! – шутливо отчитывала меня Лина.

Я не смог сдержать смеха. Пришлось прижаться к хрупкому плечу, чтобы хоть как-то приглушить звук.

Вредная девчонка, строптивая, моя.

– Ты меня раскусила, маленькая, – покаялся я, а потом взглянул на сопящее в кроватке чудо: – Но девчонка получилась удивительной.

– Ты не менял ей подгузник. Посмотрим, что скажешь после этого, – вновь захихикала Лина.

Наше уединение нарушил осторожный стук в закрытую дверь. Лина молниеносно подскочила, принялась приводить в порядок одежду. Я, видя ее рваные, немного неловкие движения, вновь возбудился до предела. Мне мало ее. Мало моей женщины. Хотелось еще и еще.

– Вы бы поели, извращенцы, – раздался насмешливый голос Шмеля. – Мамочке нашей нужно хорошо питаться. Да и вам, шеф, подкрепиться не помешает.

– Может, умнику этому выбить пару зубов? – предложила Лина задумчиво, а меня накрыл очередной приступ хохота.

Сто лет не смеялся. Уже и забыл, как это делается. Но Лина стремительно возвращала меня к жизни. Даже не возвращала, а подарила новую.

– Пусть живет, – решил я. – Кто-то ведь должен присматривать за нами.





Глава 34




Я и не знала, что буду фанатеть от вида того, как ест другой человек. А сейчас вот сидела за столом, пила чай и не могла отвести взгляда от взлохмаченной после бани макушки Алексея, от его гладко выбритого подбородка, от его губ, носа, глаз. От него всего.

Кажется, я умудрилась просверлить в моем мужчине дыру размером с целую вселенную. А все равно не могла отвернуться. Боялась выпустить его из поля зрения.

Сидела тихонько в уголке, слышала тихую беседу двух друзей, а ничего не понимала. Словно смысл слов не проникал в мое сознание, пусть и мимо моих ушей не пролетело ни одно слово.

Секретов от меня не было. Леша и Слава обсуждали многое, все, что случилось за год. Как жили мы с Кирпичом, как жил Леша без нас. Но главным для меня было то, что он сейчас здесь, с нами, жив и почти здоров.

Парни, сопровождавшие Лешу, разместились у бабы Нюры. Хорошо, что дом у нее был добротным и просторным. Места хватило всем.

А потом, когда Леша с Кирпичом вышли во двор, а я торопливо убрала со стола, Алексей вернулся уже один.

От моего мужчины едва уловимо пахло сигаретами, ветром, счастьем и свободой.

Убойное сочетание, сбивающее с ног своей остротой, сводящее с ума обещанием чего-то лучшего, бо́льшего, необъятного.

Я прикрыла глаза, наслаждаясь теплом крепких рук, когда Леша обнял меня со спины. Тут же подалась назад, полностью и всецело доверяя ему себя.

Но малышка Леся громко и звонко высказала свое возмущение.

– Ее пора кормить и укладывать на ночь, – сказала я, когда Леша вскинулся, устремив тревожный взор на дочурку.

– Такая кроха, – улыбнулся Леша.