Порочная слабость

– Не покидай границы усадьбы, Лина, – потребовал Алексей, когда я вернула его мобильник обратно в карман.

– Все зависит от того, как Клюв будет вести себя, – фыркнула я.

– Лина! – прищурился Заверин. – Через два дня я вернусь, и упаси тебя бог, если не увижу в этом доме!

Угроза была четкой. Пришлось соглашаться и кивать. В конце концов, бежать мне некуда.

– Когда вернусь, поговорим обо всем, – заявил Леша прежде, чем сесть в машину.

Он не стал целовать меня. Пусть я и ощущала жадный и обжигающий взгляд на своих губах.

Мужчина замер, навис надо мной. Но не коснулся. Лишь держал, крепко впившись пальцами в мою поясницу, сминая мягкую ткань футболки. Но не прижался жадным ртом к моим губам.

Я судорожно выдохнула и отступила на шаг назад.

Тонированные стекла скрыли моего мужчину от меня.

Пришлось обхватить себя руками, чтобы хоть как-то унять невесть откуда взявшийся пронзительный холод.

– Черт! – прошептала я, глядя вслед уезжавшему автомобилю.

Кажется, я влипла в этого мужчину. Плохо, Лина, очень плохо!

Мне предстояли разговор с матерью, общество Клюва, знакомство с особняком. Я не боялась этих перемен.

По-настоящему пугало меня совсем другое. Я боялась лишь того, что мое сердце незаметно перекочевало в сильные и безжалостные руки Зверя. Отныне он решает, что делать со столь ценным и ненужным ему подарком.

Страх того, что мое сердце окажется ненужным Зверю, леденил душу. Да и зачем оно взрослому, сильному, жесткому мужчине, который может получить любую женщину без усилий? Зачем ему девчонка с кучей фобий, сомнительной родословной и пагубным пристрастием к оружию и воровству?

– Черт! – вздохнула я еще раз и медленно побрела в дом.

* * *

Разговора с мамой не вышло. Пообнимались. Порыдали. А поговорить – не смогли. Мама не задавала вопросов, а я не спешила говорить первой.

Мы словно ждали, когда вернется Леша, и все встанет на свои места.

– Расскажи мне о Марке, мам, – неожиданно для самой себя попросила я уже поздно вечером, когда сумерки сгустились настолько, что по периметру усадьбы зажглись фонари.

Они отбрасывали приятный свет, и мы с мамой устроились на просторной террасе с чашками чая в руках, укутавшись в пледы.

Где-то рядом стрекотали сверчки, жужжали комары. А я ждала рассказа матери.

Я не часто интересовалась личностью мужчины, чье имя стоит в свидетельстве о моем рождении в графе «отец». Но он был братом Алексея. И мне казалось, что этот человек не может быть неинтересным.

– Марк? Марк был… – начала мама, а потом грустно рассмеялась.

Я взглянула на маму. Нона Лехина всегда выглядела идеально. Пусть нечасто пользовалась косметикой, но умело подчеркивала свою красоту. Она не торчала в салонах, не тратила кучу денег на шмотки. Но всегда выглядела так, словно в ее жилах текла голубая кровь аристократов. Было в моей маме что-то величественное и несгибаемое.

Но сегодня на ее лице словно появились морщинки. И я поняла: воспоминания не дарят ей положительных эмоций. Прошлое жило в ней, запечатанное и закрытое. А сейчас я заставила маму вытянуть это прошлое наружу.

– Марк был… – нехотя произнесла мама. – Он ухаживал за мной. Красиво ухаживал. Дорогие рестораны. Шикарные подарки. Я влюбилась в этого мужчину без оглядки. И мне стало неважным, чем именно он занимался. Потом, когда мы поженились, то стали жить в его доме. Красивый дом. Старинный. Огромный. Слишком огромный для нас двоих. Тогда мне казалось, что впереди у нас долгая и счастливая жизнь, что у нас будут дети, внуки…

– Они были похожи с Алексеем? – задала я вопрос, который вертелся на языке.

– Нет, Лина, – покачала головой мама. – Они совсем разные. И это очень хорошо. Потому что Марк… Марк… Он…

– Что, мама? – подбодрила я ее, видя, как дернулись губы, а руки дрогнули.

Пришлось отобрать чашку из трясущихся пальцев. Я думала, что мама так и не смирилась с потерей любимого. Думала, что ее разбитое сердце до сих пор кровоточит.

Но следующая фраза заставила обмереть, а ледяной холодок побежал по позвоночнику.

– Марк был жестоким садистом, доченька, – прошептала мама. – Он насиловал и избивал меня, если вдруг думал, что я кому-то улыбнулась. Он запер меня в этом доме. Я узнала о том, что беременна, но Марк не поверил в свое отцовство. Избил меня до полусмерти. А на следующий день в дом приехал его приятель Шахов. Они долго пили вместе, веселились. А потом Марк отдал меня ему. И сам наблюдал со стороны. Когда все закончилось, они что-то не поделили между собой. Шах убил Марка, выстрелил в голову. А я поняла, что другого шанса не будет. Шах не отпустил бы меня. Во-первых, я оказалась ненужным свидетелем. Во-вторых, он хотел оставить меня себе. Я убежала из этого дома. И поклялась, что никогда не вернусь сюда. Но потом я встретила Алексея. Все-таки ты – дочь своего отца. Тебе причитается наследство. Этот дом. Деньги. Я хотела, чтобы у тебя было безбедное будущее. Чтобы было все, о чем ты мечтала. И будет, Лина! Я уверена, что все у тебя будет.

Я слушала маму и плохо понимала. Я окончательно запуталась! Еще минуту назад я была уверена, что Шахов – мой отец. А сейчас получалось так, что мой отец не менее жестокий садист и ублюдок, но он – брат моего любимого мужчины.

Мой дядя…

– Мама! – всхлипнула я, все еще не веря в ту историю, что рассказала мне мама.

Не хотела верить!


– Прости меня, доченька, за то, что не рассказала раньше. Я хотела бы думать, что твой отец достойный человек, что он бы защитил нас с тобой, если бы был жив. Но нет… Я рада, что его больше нет. Рада, что он не доберется до тебя. Никогда, – шептала мама, вытирая струящиеся по щекам слезы.

– Уверена?

Незнакомый каркающий голос заставил вздрогнуть и обернуться.

Высокий мужчина смотрел на нас с мамой с откровенным интересом. Один глаз незнакомца был изуродован шрамами, которые тянулись через половину лица.

Незнакомец пугал до чертиков. Я бросила короткий взгляд на маму.

Она сжалась в своем кресле так, словно увидела призрака.

И я поняла, что перед нами появился именно он.

Тот самый, от которого столько лет пыталась скрыться мама.





Глава 26




– Так дела не делаются, Леша, – небрежно проговорил старик.

Павел Иосифович прилетел час назад. Назначил встречу в своем любимом ресторане.

Я приехал заранее. Знал, что Невский не приемлет опозданий.

Разговор предстоял важный. И я не был уверен в его исходе, потому что Шах уже заручился поддержкой не менее влиятельных людей, чем старик Невский, которого я считал своим учителем и наставником.

После смерти Марка и родителей, Павел Иосифович помогал мне. Пусть эта помощь не была безвозмездной, но школа Невского многому меня научила.

– Ты же понимаешь, что Шах – не пешка. Его дела должен кто-то вести, – говорил старик. – И потом, прошло много лет. А в доказательствах только слова вдовы. Ты подумай, Леша. Хорошенько подумай.

Я кивнул. Не сводил взгляда с морщинистого лица старика.

Даже под пытками не скажу, что дело уже не в жажде мести. Это чувство я пережил. Перегорело. Отлегло.

Все изменилось, когда я увидел взгляд Шаха, направленный на Лину. Он не сдастся, не отступит, как и я. Ее получит победитель. И бой уже идет. Но не в клетке, не на ринге.

– Я все решил, Павел Иосифович, – холодно обронил.

Невский, как и прочие влиятельные люди, не должен знать, что именно стоит на кону. Для них Лина – не причина для убийства Шаха. Эти люди не одобрят войны из-за женщины.

Мстить за убийство брата – стоящий предлог.

Делить женщину – не повод для вражды.

И плевать они хотели на чувства. У них нет таких понятий.

Старик нарезал мясо на крошечные куски, а я терпеливо ждал его вердикта.

Тягостное молчание нарушил телефонный звонок.

Ждал его. Он о многом говорил. Означал, что Шах уже действует. Что он получил одобрение верхушки города, в обход Невского и меня.

– Парни моргнуть не успели. Сработано гладко, – отчитывался Слава, когда я поднес телефон к уху.

– Подробнее, – скомандовал я.

– Девчонку сильно задело. Дима с огнестрелом. Остальные – терпимо, – оперативно отчитывался Шмель. – Меня подлатают, буду как новенький.

Я молча слушал. За грудиной поднималась ярость.

А если бы не успели заменить Лину? Если бы люди Шаха напали на нее, а не на липовую куклу?

Ярость крепла с каждым мгновением. Чистая, дикая, животная злость, заставляющая сжиматься кулаки до хруста.

– Говорите, не делаются, Павел Иосифович? – процедил я, сбрасывая вызов.

Невский отшвырнул салфетку. Минуту смотрел на меня. Я отвечал тем же. Прошли те времена, когда меня пугал тяжелый взгляд старика.