Попытка возврата

На очередной процедуре присутствовала стайка выпускниц медицинского института. Когда меня привезли в перевязочную, старшая медсестра подвела их к моей взбодрившейся от вида девочек фигуре.

– Обратите внимание, товарищи. Этого раненого оперировал Густав Карлович. У него своеобразный способ «штопки». Видите, как идут швы? Это немецкая школа.

Четыре девчонки сунули нос в немецкую школу штопки, а я почувствовал смутное волнение. Потом одна из них, увидев что-то интересное для себя, спросила:

– А шовный материал?

– Тоже немецкий. Во время наступления к нам попало некоторое количество немецкого медицинского оборудования. Работа с трофейным материалом требует некоторых навыков, а Густав Карлович ими обладает в совершенстве. Поэтому он и взялся их использовать.

Блин! Мало того, что как-то не по-русски залатали, так еще и эти девчонки лезут, щупают, дышат… У черненькой торчащая перед моим носом грудь только что халат не прорывала! До этого меня только почтенные матроны перевязывали… Смутное волнение, ощущаемое раньше, переросло в видимое беспокойство. Причем видимое невооруженным глазом. Молодые врачихи прыснули, а старшая медсестра, не моргнув глазом, сказала, что это нормальная реакция организма и чтобы они привыкали. Обращаясь уже ко мне, добавила:

– Ну что вы насупились? Радоваться надо – вот видите, все работает. Значит, контузия на самую важную для вас, мужиков, функцию не повлияла.

Я и сам знаю, что не повлияла… Только вот сижу сейчас как дурак, красный и смущенный… Хотя, конечно, и радуюсь, а то мало ли как бы оно повернулось. Бегал бы как тот грузин в поисках мацони…

Еще через две недели, когда я уже начал чувствовать себя забытым и покинутым, нарисовались Гусев с Шарафутдиновым. Сначала за дверью услышал возмущенный писк медсестры, а потом довольное ржание. Этот смех нельзя было спутать ни с чьим другим. Так только Серега может ржать, после того как ухватит барышню за филейные части – счастливо и самозабвенно. А через секунду в дверь скользнул наш подрывник, за которым топал Гусев. Майор орлом оглядел палату и еще с порога начал вопить:

– А вот и наш сокол сизокрылый! Отощал, позеленел, но к сестричкам пристает, мне уже рассказали. Значит, все нормально! Жить будешь долго и счастливо!

И мужики осторожно, чтобы не зацепить плечо, принялись меня тискать, попутно выставляя из вещмешка разные вкусности. Потом Серега извинялся, что так долго ко мне вырваться не могли, но я его особенно не слушал. Расчувствовался, блин, так, что аж отвернуться пришлось. Соседи по палате деликатно вышли покурить, а мужики стали рассказывать последние новости. Их было не так уж много. Судя по тому, что наши группы сейчас разнюхивали обстановку в районе Николаева, то, похоже, следующий удар будет нанесен именно туда. Рассказали и чем закончился мой неудачный ночной бой. На шум стрельбы вовремя подтянулись пехотинцы и немцев сумели отогнать. Меня же сначала отправили в ПМП, а потом уже в тыл. Как раз успел вернуться Колычев, который очередной раз показал себя отцом-командиром и полетел со мной. Еще рассказали, что в Ярославле и Ульяновске будут строиться заводы по производству «студебеккеров» и «доджей 3/4». Чем наши уломали американцев и что за это пообещали, парни были не в курсе, но строительство уже идет вовсю. Это Гусев в Балашихе узнал от парней, которые новую самоходку курсантам показывали. Совершенно новую. С орудием 100 миллиметров. Но фронте уже несколько раз мелькали «Тигры», и весь наш технический парк сразу стал проигрывать в классе. Что тридцатьчетверки с новым орудием, что самоходки с 85‑миллиметровым. То есть они, конечно, могли бороться с бронированной кошкой, но при этом соотношение потерь было 1:8, причем не в нашу пользу. Давала о себе знать гораздо лучшая оптика, а также запредельная дальность и бронепробиваемость 88-миллиметровой дуры, установленной на T.VI. Да и в небе появился какой-то новый «фокке-вульф». Вернее, его модификация. Валит наши МиГи и ЯКи только шум стоит. Я, правда, от соседа летчика про этот самолет уже слышал. Слышал также и то, что у нас пытаются довести до ума новый ЯК с улучшенными характеристиками. Как летными, так и в вооружении. Потом Серега хлопнул себя ладонью по лбу и извлек из второго вещмешка форму. Обычную полевую, но с погонами! На ней были прицеплены все мои регалии, которые я во избежание потери держал у наших радистов. Оказывается, в начале февраля вышел приказ по армии – о переходе на новую форму и введении единых званий. Погоны были еще огромным дефицитом, но мужики постарались их добыть для меня. Самим не досталось, но о товарище позаботились. Очередной раз растрогавшись, поблагодарил друзей.

– Ну так ведь тебе, как болеющему, нужны положительные эмоции. Вот и расстарались.

Гусев подмигнул и добавил:

– Себе мы по приезде тоже добудем, ты не сомневайся!

– Да я и не сомневаюсь. А когда вам назад?

– Епрст!

Серега глянул на часы и начал ускоренно прощаться. После того как они убежали, в палату вернулись майор с подполковником.

– Давай, мужики, угощайтесь.

Я кивнул на тумбочки, на которых горой высились продукты.

– Вот это дело, а то без доппайка ноги можно протянуть! Хорошие у тебя друзья, капитан!

Майор, потирая руки, двинул к вкусняшкам, но потом остановился. Проследив направление его взгляда, внутренне усмехнулся. А разглядывал он мою гимнастерку, аккуратно разложенную на стуле. Там было, на что посмотреть. Боевик, Красная Звезда и в заключении – орден Ленина со Звездой. Не хватало только моей, потерянной еще в Крыму Отважной медали. Но и без нее, набор впечатлял. Летун, глянув туда же, только присвистнул:

– Говоришь, все больше по тылам отсиживался? Да в штабах? В свете вновь открывшихся фактов возникает вопрос– по чьим тылам отсиживался? А, товарищ капитан?

Рассмеявшись, глядя на ошарашенную физиономию Вити-танкиста, ответил:

– Ну да, по тылам, а по чьим – вы же не уточняли? Ладно не парьтесь, лучше давай порубаем, а то у меня уже слюнки текут.

Ну и порубали. Чем бог, в лице Сереги и Марата, послал. Пожалели, что запить практически нечем. Но с красивой бутылки трофейной граппы ослабленные организмы развезло конкретно. Так что нам хватило. Мужики меня начали стыдить за то, что их наколол и заставил себя за штабного держать. Я отшучивался. Потом обсудили введение погон, потом перспективы продолжения наступления, потом медсестер Иру и Ларису, потом пришел врач и дал всем звездюлей. Прооравшись, забрал вторую бутылку и новую форму, сказав, что в палате держать это все не положено. Забирая, разглядел на форме Золотую Звезду и, смущенно хмыкнув, сказал, что бутылку отдаст послезавтра, на день Красной Армии. Продукты же заберет медсестра, чтобы не пропали в тепле, и тоже выдаст их на праздник.

А еще через месяц я ехал в лимузине на подмосковную дачу Лучшего Друга Советских Детей. Ко мне, еще за неделю до выписки, пришел представитель местного НКГБ и лично в руки дал предписание, обязывающее через восемь дней прибыть в Москву. Получив роспись в корешке, он протянул листок бумаги с номером и сказал:

– Вот мой телефон. Когда будете готовы, позвоните, за вами придет машина, которая отвезет вас на аэродром.

После чего, откозыряв, ушел.

Машина действительно появилась после звонка и доставила к самолету. После не очень продолжительного полета, уже на подмосковном аэродроме пересел в другую, которая и привезла меня на знакомую фазенду. Всю дорогу думал – на хрена я понадобился главе государства. Сам на встречу не напрашивался и, что сейчас говорить, не знаю вообще. К сорок третьему году мои знания истории на военном поприще – стремились к нулю. Уж очень сильны были изменения.

Машина подкатила к крыльцу, и я, пройдя всю процедуру передачи из рук в руки, дошел до человека из охраны, который проводил к двери. Постучав, выждал несколько секунд и открыл ее, жестом приглашая войти. Надо же, хозяин кабинета за время, прошедшее с последней встречи, совершенно не изменился. Не то что не постарел, а наоборот – бодрее выглядеть стал. С другой стороны – на фронтах все хорошо, с чего бы ему переживать и плохо выглядеть? Сделав положенные три строевых шага, вытянулся по стойке смирно:

– Здравия желаю, товарищ Сталин!

– А, это вы, товарищ Лисов. Проходите, садитесь.

Дядя Джо, как его называли союзники, улыбаясь, указал, куда мне приземлиться. Подошел к большому столу, но вот садиться не стал. У верховного была странная привычка – зайти за спину сидящему человеку и оттуда что-то спрашивать. При этом вставать не разрешал, показывая рукой – мол, сиди, сиди. И отвечающему приходилось выворачивать шею, чтобы видеть собеседника. Со мной он таких штучек пока не делал, но вот как с другими таким макаром развлекался – видеть уже приходилось. Поэтому, ну его на фиг, лучше постою, подожду, когда он сам сядет. Тем более по уставу не положено сидеть, если старший стоит. Вождь поглядел на мою торчащую возле стула фигуру и, неопределенно хмыкнув, уселся первым. Ну, теперь и мне можно. Сталин несколько секунд молчал, а потом издалека начал разговор. Поинтересовался здоровьем и тем, как сейчас лечат в советских госпиталях. Я даже не знал, что именно рассказывать. Пока бекал и мекал, Виссарионыч, видно, приняв решение, прямо спросил – какие у меня предвидения были после ранения. Хм… Он наверное рассчитывает, что после того как Лисова чуть не ухлопали, тот ему прогноз на двадцать лет вперед сразу выдаст. Вроде встряска такая была – круче некуда. Но я уже практически пустой. Последним из значащих вещей был атомный проект. Про все остальное ему уже давно рассказал. Молчание затягивалось, и от этого почувствовал даже некоторое неудобство. Ну что у нас в 1943 году было? Только Курская битва. Но теперь это только название. Будет ли подобное сражение или нет, а главное – где, сказать уже не могу. Хотя ситуация на центральном направлении очень похожа на то, что было в реальности. Вот только на севере и юге она совершенно другая, так что про Курск можно, наверное, забыть. Союзники второй фронт только через год откроют. Что еще может быть?.. И вдруг вспомнил! Тегеранская встреча будет! Правда, о ней знаю в основном по фильму «Тегеран‑43», но и этого выше крыши хватит. Вот и начал расплывчато вещать про встречу на Востоке, скорее всего в Иране, лидеров трех держав. Рассказал, что именно от ее итогов будет зависеть открытие второго фронта. Сказал и про то, что Англия собирается его открыть на Балканах, а Америка, которая очень опасается усиления роли Англии, согласится на высадке во Франции. То есть все друг друга очень боятся. Американцы – сильную Европу во главе с Англией, англичане – сильный Советский Союз во главе со Сталиным. Пыжился, вспоминая все, что было известно. Припомнил даже то, что Рузвельт остановился в нашей миссии, а Черчилль по этому поводу сильно злобствовал. Верховный еще долго меня мучил наводящими вопросами, пытаясь выжать побольше, и кое-что даже удалось вспомнить еще. В частности, что немцы попытаются убрать глав правительств, послав три группы своих диверсантов. Даже камикадзе найдут, который заряженный взрывчаткой самолет согласится направить на здание, где будут проходить переговоры. Только вот пока фрицы будут телиться, переговоры уже закончатся.

В конце концов выдохся окончательно. Сталин же выглядел вполне удовлетворенным, хотя и попенял, что, мол, раньше конкретики в предсказаниях было больше. Потом он поинтересовался, могу ли я сказать про будущие события на фронте. Прокрутив в голове варианты, все-таки решил, что грандиозного танкового сражения не избежать. Ведь вся эта накопленная немцами сила еще никуда не делась и обязательно где-то проявится. Поэтому, встав и глядя прямо в глаза верховному, сказал:

– Товарищ Сталин, я точно не могу сказать, но мне так кажется, что летом, скорее всего, на центральном направлении немцы попытаются взять реванш. Огромные массы войск, при поддержке авиации и нескольких тысяч новых тяжелых танков, попытаются прорвать нашу оборону. Ситуация будет очень тяжелая. Где и когда конкретно все случится – не знаю, знаю только, что это будет и уже сейчас надо принимать меры. Задействовать разведку, попытаться ускорить поступление в войска новой техники.

Сталин слушал меня внимательно, а когда я закончил, сказал:

– Мы предполагали что-то в этом роде. Конечно, жалко, что вы, Илья Иванович, не можете точно назвать место и время наступления, но ведь помимо потусторонних сил, как вы правильно заметили, у нас еще есть агентурная и войсковая разведка.


При этом еще и подмигнул мне ободряюще. Дескать, не бзди, Лисов, – прорвемся. Мигающий верховный настолько выбил из колеи, что я смог только глупо улыбнуться в ответ. Потом Виссарионыч как-то быстренько свернул разговор, поинтересовавшись на прощание, не нужен ли мне отпуск для поправки здоровья. Я ответил отрицательно и тем же вечером летел на самолете по направлению к фронту.





Глава 14




– Это еще что за ухари?

Разглядывая в бинокль небольшой хутор, я пытался идентифицировать находящихся там людей. То что не немцы– однозначно. Вроде не полицаи– слишком разномастно одеты и вооружены. Но и на партизан не похожи. То есть как раз внешне похожи, но ведут себя слишком нагло. До Кривуль, ближайшей большой деревни, где расположился немецкий гарнизон, было километров двадцать, и патрули в любой момент на этот хуторок зарулить могли. А эти– даже охранения не выставили. Тут на крыльцо вышел еще один персонаж, и я наконец смог разобрать их принадлежность. Вышедший был одет в мундир цвета хаки, чем-то похожий на польскую форму, и в нечто вроде папахи, на которой даже на таком расстоянии был различим трезубец. ОУНовцы. Вот и довелось свидиться. До этого только слышал об их «геройствах», но живьем боевую группу националистов видел впервые. Лежащий рядом Пучков подал голос:

– Мельниковцы из УПА.

– Да я уже понял, что не теноры из оперного. Ладно, пошли назад, обойдем этот гадючник.

Связываться с трезубоносными поклонниками Нептуна нам резона не было – только лишний раз светиться перед немцами, и мы уже начали отползать, как оттуда донесся крик. Причем какой-то тонкий крик. Опять прилипнув к биноклю, увидел, что на хуторе произошли изменения. Появилось две телеги, на которых прибыло четверо мельниковцев, какой-то старикан, пацан лет двенадцати и, похоже, – молодая девчонка. Рядом с телегой на земле лежал мешок. Тут из телеги скинули человека в летном комбезе, и я понял, то, что принял за мешок, было еще одним летуном. Девчонка рванулась к упавшему, но стоящий рядом урод засветил ей по башке и она опять вскрикнула. Та-а-ак… Вроде становится понятно, что к чему. Похоже дед с ребятишками нашли наших летчиков, скорее всего, со сбитого бомбовоза. С истребителей по двое в одно место вряд ли падать будут. М-да… нашли они их и куда-то вывезти хотели, а тут нарвались на ОУНовцев. И вышел у них конфликт нешуточный – у деда вся борода в крови. Угу… Судя по грубому дерганью пленных, пинкам и затрещинам, летунов в самом лучшем случае сдадут немцам, а деда с пацаном пришьют. Ну и пацанку тоже, конечно, только сначала позабавятся – вон как мордатый ее уже лапает. Задумчиво разглядывая открывшуюся картину, соображал – ну и какие теперь будут наши действия? Если учесть, что на захваченных людей вылезли посмотреть все – бандитов на хуторе тринадцать человек. То есть двенадцать и какой-то шибздик. Но шустрый шибздик– пацану уже раза два по морде съездил.

– Командир, будем их валить?

Леха с надеждой смотрел на меня. Валить – это, конечно, хорошо… Но если всех спасать, то семи жизней не хватит. Тем более что мы назад с хорошей вестью возвращаемся. Нашли-таки, где и как немцы с нашего участка технику перебрасывают. Они новую ветку проложили. С понтом, для того чтобы доски с лесопилки вывозить. Только вот ночами вместо дров танки грузят на платформы и брусом их маскируют. Мы до самой узловой проследили движение этих платформ. А потом они куда-то на север уходят. Куда именно, точно не сказал ни солдат охранник, ни даже помощник коменданта станции. Сказал только, что до Прилук это точно, а дальше он не знает. И я ему верю – кололи жестко, и зам коменданта уже не столько живым остаться хотел, сколько о быстрой смерти мечтал. Так что из-за каких-то вшивых националистов такими сведениями рисковать не хотелось. Хотя, с другой стороны… нападения они не ждут и, если быстро сработать, то и дернуться не успеют. А куда мы отбитых девать будем? С собой же не потащишь?.. Но с другой стороны, ведь старик их куда-то вез?

– Илья, они летчиков опять на телегу грузят.

Действительно, слабо шевелящиеся тушки летунов закидывали обратно в телегу, и основной мельниковец давал ЦУ троим мужикам, столпившимся возле него. Ага, похоже, в конвое поедут трое. Ладно, решено, на хрена мы спрашивается вообще воюем, если даже своих людей от какой-то мрази защитить не можем? И разведданные не пострадают, потому что в нашей способности справиться с десятком бандитов не сомневался. Повернувшись к остальным, сказал:

– Так, работаем тихо. Игорь, Бахыт, – я кивнул нашим снайперу и следопыту, – ваши те трое, что повезут летчиков. Потом подтягивайтесь к сараю с поломанной дверью. Мы с Пучковым будем зачищать с другой стороны. Глушители оденьте и разбегаемся.

Глушаки у нас были на пистолеты и на СВТ Игоря Сазонова. Так что действовать будем без автоматического оружия. Ну, во всяком случае, до первого выстрела с их стороны. Шуметь я не хотел, опасаясь того, мало ли кто поблизости шарахается.

Пока мы с Лехой кружным путем подбирались к колодцу, телега с летчиками и охраной двинула в путь. Ну, теперь подождем, пока она отъедет подальше, и приступим, а пока здесь, в лопухах, полежим. Националисты тем временем пинками погнали пленных в хату, откуда выходил их командир. Пятеро, в том числе и главный, зашли туда же. Видно, допрашивать будут. Еще трое пошли в соседний дом. Шибздик стал распрягать лошадь, ведя беседу с последним оставшимся. Разговаривали на какой-то дикой смеси украинских, польских и немецких слов. Я такой суржик уже слышал – еще в своем времени. На западе Украины так разговаривают. В Галиции да во Львове. От нормального украинского он отличается так же, как русский от молдавского. Интересно – как здесь эти западенцы оказались? Далековато от своих мест забрались. Когда первый раз, на совещании, рассказывали о том, что нам будут противостоять, помимо немцев, румын и прочей швали, еще и украинские националисты – я не удивился. Кто такие бандеровцы – знал хорошо. Но вот выяснилось, что они вовсе не бандеровцы! Всю эту шушеру возглавляли Мельник и Бульба-Боровец! А когда я поинтересовался, куда же делся самостийный Степан, Колычев с уважением посмотрел на меня и объяснил, что сторонники Степана Бандеры, сидящего в концлагере, сейчас ведут непримиримую борьбу с мельниковцами, и похвалил за мою заинтересованность в теперешних украинских реалиях. Благодарность вообще-то была совершенно незаслуженной. Я про этих Бульб вместе с Боровцами вообще никогда не слышал. Так что в очередной раз осталось только сожалеть, что не исторический факультет в свое время закончил. Пользы было бы гораздо больше.

Ага! Возле сарая шевельнулась трава и появилась Бахина физиономия. Ну, приступим к веселью! Шибздик закончил возиться с лошадью и, смеясь, хвастался, как он ловко мордовал пацаненка. Хотя и самому на вид было лет пятнадцать, не больше. Ну да если взял оружие – ребенком уже считаться не можешь. Пленного парнишку они бы точно не пощадили, и теперь, указав Лехе на цель, я тоже взял крысеныша на прицел. Пук! Пук! Как там, в виденном мной плакате было написано – снайпер бьет издалека, но всегда наверняка! Мы, правда, били всего с тридцати шагов, но то, что наверняка, – это точно. Показав Абаеву на соседний дом и выставив три пальца, дал отмашку. Кивнув, он скользнул к крыльцу. Мы же подскочили к командирской хате. Я к двери, а Пучков к дальнему окну. Постоял, прислушиваясь… Тихо, только из-за двери бубнеж доносится да звуки затрещин. Похоже, паны уже вовсю приступили к допросу пленных. Желательно, конечно, чтобы все они в одной комнате были, но тут уж – как получится. Быстро достав гранату, выкрутил запал и, отломав взрыватель, вкрутил его обратно. Вытащив кольцо, взял в одну руку пистолет, в другую гранату и, выдохнув, спокойно и без криков открыл дверь. Сделав два быстрых шага по сенцам, вошел в комнату. За столом сидел командир и еще один мужик. В углу на лавке– пацанчик с разбитой физиономией. Длинный хлопец держал за шиворот старика, а еще один, видимо, его лупил, но, увидев меня, так и замер с поднятой рукой. Биомать! Еще одного не хватает… девчонки – тоже нет. Но все равно – работаем, отступать поздно! Я широко улыбнулся и со словами: «Здоровеньки булы, друже провидник!» – катнул на стол лимонку.

Со звоном отскочил рычаг, и в гранате хлопнул боек. Главный мельниковец обладал завидной реакцией. Пока все заторможенно пялились на катящийся кругляш гранаты, он очень ловко успел нырнуть под стол. Как будто всю жизнь тренировался. Пук, пук, пук! Трое националистов с дырками в башке повалились на пол. Фу! Длинный гад мозгами всю побелку забрызгал. Быстро присев, еще раз нажал на курок. Прыткий начальник так и остался лежать там, куда спрятался. Дзинь! Пук! В соседней комнате звякнуло стекло. Сделав два шага и опять присев, на секунду глянул туда. Последний, пятый, лежал на полу. Это уже Леха постарался. Завалил мордастого прямо через окно. Девчонка сидела в углу, на сундуке, и круглыми глазами смотрела на меня.

– Свои красавица, свои. Не бойся и сиди тихо.

Красавица, отсвечивая фингалом, кивнула, а я, выскочив из комнаты и сказав то же самое деду, рванул на улицу. Торопился зря. Там уже все было кончено. Абаев с Пучковым осматривали сараи. Во блин… Дольше сомневался, чем у нас вся операция по времени заняла. И трех минут с первого выстрела не прошло. Вот что значит школа! Тут вместе с телегой и ранеными подрулил Игорь. Он нас своей винтовкой издалека подстраховывал, а увидев, что мы спокойно ходим по хутору, тоже присоединился. Подойдя к телеге, убедился, что это действительно два наших летчика. Те уже малость одыбались и, поняв, что передача их немцам отменяется, были очень разговорчивыми. Мои прикидки оказались правильными. Их «пешку» подбили, стрелок-радист погиб, а они выбросились над лесом. Причем крайне неудачно. Штурман сломал себе ногу, а командир ребра. Насколько могли, уковыляли с места приземления. А на третий день неудачливых парашютистов подобрал дед. До его избушки, стоящей где-то в лесу, было далеко, и дедок сходил за лошадью. Вот на обратной дороге их и перехватили мельниковцы. Причем совершенно неожиданно. Летуны даже выстрелить не успели. До недавнего времени, как сказал умывшийся возле колодца дед, этих перцев здесь не водилось. Вообще старик производил странное впечатление. При разговоре бубнил, шамкал, такие слова употреблял, что я и не слышал. Однова, надысь. В общем пень – пнем, но вот острый взгляд, иногда мелькавший из-под густых бровей, заставлял насторожиться. Что именно неправильно было в этом дедке – пока не понял, поэтому просто задавал вопросы.

– И куда же ты их, уважаемый, потом хотел девать?

– Ну дык, подлечились бы малость у меня, не в лесу же увеченных бросать, не по-христиански это, да и ушли бы с богом.

– А ты что – доктор?

– Господь с тобой, мил человек! – Старик аж руками замахал. – В лекарстве совсем не понимаю, но вот лубки поставить смог бы. Хоть какая-то помощь страждущим.

Ну, в принципе логично все объясняет, только что же так внутри свербит. Какое-то несоответствие есть, но я его не могу увидеть. В этот момент вмешалась девчонка:

– Деда Савелий! Ну что же вы так! Это же наши – советские!

Старик досадливо мотнул головой, а я вдруг понял – осанка! Он при разговоре старательно горбился, но иногда разворачивает плечи и совершенно перестает быть похожим на забитого пахаря. Чисто на интуиции спросил:

– Вы, похоже, из бывших?

Дед, плюнув на маскировку, выпрямился и, глядя в глаза, ответил вопросом на вопрос:

– А это что – до сих пор преступление?

– Да нет. – Я пожал плечами. – Просто сначала не понятно было, кто вы такой. Чувствовал неправильность в поведении, вот и спросил. Ну а теперь все ясно. Так что остается последний вопрос – так как мы не сможем раненых взять с собой, у вас есть надежное место, чтобы их укрыть?

– У меня и укроем. Там их сам черт не найдет. На этих-то, – он кивнул на трупы, – мы случайно нарвались, когда я решил по дороге проехать, чтоб увечных не растрясти.

– Понятно… ну тогда разбегаемся. Мы и так время потеряли. Так что спасибо вам и удачи!

Махнув рукой, дал своим ребятам команду выдвигаться. Дед тоже пожелал:

– Ну и вам счастливо добраться.

После чего повернулся и пошел к летчикам. Пацанчик, который был с ним, времени даром не терял, закидывая в телегу трофейные винтовки, собранные у убитых. Надо же – не боится покойничков, хотя совсем малец. Или насмотрелся уже?.. Мы отошли шагов на сорок, когда старик меня окликнул: