Полнолуние

— Что вы делаете? Папа…

Борискин-младший бросился было к отцу, но был ловко перехвачен тут же накинувшим на него вторую пару наручников оперативником.

— Что, пацан, вольная жизнь недолго длилась?

Зубарев подтолкнул подростка в сторону гостиной.

Следующего отнюдь не дружеского тычка в спину удостоился Михаил Анатольевич.

— Располагайтесь, господа, — оперативник махнул рукой в сторону дивана, — беседа у нас с вами будет не шибко долгая, поскольку времени в обрез, но максимально для вас неприятная. Уж можете мне поверить.

— Кто бы сомневался, — опустив голову, проворчал Борискин-старший, и тут же был вознагражден звонким подзатыльником.

— Рот открывать будете только по моей команде! — рявкнул Зубарев. — Схема простая: я задаю вопрос, вы в темпе отвечаете. Первый вопрос — где Алина?

Автоматические ворота медленно поползли в сторону еще до того, как подъехавший «УАЗ-Патриот» успел развернуться и начал сдавать задним ходом. Как только автомобиль заехал во двор, стальная створка тут же поползла в обратном направлении. Несколько минут ничего не происходило. Затем вновь загудел электродвигатель. Показавшийся из ворот «патриот» свернул направо и, натужно набирая скорость, устремился прочь. Выехавший вслед за ним, как всегда, идеально вымытый и отполированный темно-синий «вольво» Кноля помчался в противоположном направлении.

«В штаб покатил», — сделал вполне обоснованный вывод наблюдатель и, выждав несколько секунд, рывком переключил рукоятку на первую передачу. Угнаться за шведским внедорожником на уже разменявшем второй десяток лет отечественном автомобиле было достаточно проблематично, однако еще более сложной задачей оказалось вести незаметное наблюдение на полупустынных улицах поселка и совсем пустых прилегающих к нему дорогах. Поэтому Колычев никуда не спешил, не видя в суете никакого смысла. В том направлении, в котором ушел «вольво», выезд из поселка всего один. Дорога тянется среди густой тайги около трех километров, затем разделяется. Если свернуть налево, то еще через пятьсот метров окажешься на стоянке перед штабом исправительной колонии, если продолжать ехать прямо по накатанной тяжелыми лесовозами колее, то в конце концов окажешься на дальних рубках — там, где несколько десятков заключенных валят лес, затем отпиливают макушку и ветки, после чего здоровенные бревна отправляются в колонию на переработку.

Вероятность того, что с самого утра Кноль отправится проверять работу выездных лесных бригад, была очень мала, а с учетом предстоящей полковнику встречи с доверенным лицом Дамира Ильхоева и вовсе становилась ничтожной.

Постепенно разогнав доживающую свой век «Ниву», Колычев смог наконец переключиться на четвертую передачу. Доехав до развилки, он сбавил скорость и, энергично поворачивая тугой руль обеими руками, вписал машину в крутой поворот. Оказавшись на стоянке, «Нива» описала широкий полукруг и замерла, уткнувшись колесами в высокий бордюр. Выбравшись из машины, Петр Григорьевич с силой захлопнул водительскую дверь и неторопливо двинулся в сторону штаба, ссутулившись и втянув голову в плечи, отчего стал казаться еще ниже ростом, чем он был на самом деле. Сам штаб участкового не интересовал. Обойдя здание по узкой тщательно расчищенной от снега дорожке, он что-то недовольно пробурчал себе под нос и, оглядевшись по сторонам, решительно направился наперерез только что вышедшим из здания офицерам из отдела безопасности.

— Здравия желаю, господа хорошие, — шутливо козырнул он.

— О, Григорич! — Мужчины поочередно обменялись рукопожатиями. — А тебя сюда каким ветром надуло?

— Да вот хотел к начальству вашему заскочить, — смущенно признался Колычев, — а вот гляжу — нет машины, хотя с поселка вроде выезжал, мимо меня пролетел.

— Так ты зря сюда прикатил, — посочувствовал один из офицеров, — Викторовича еще часа два не будет. Он недавно дежурному звонил, предупредил, что на дальние рубки уедет. Вот и прикинь, туда минут сорок, если не больше, обратно столько же, ну и там полчаса, не меньше.

— Это если он никому разгон не устроит, — добавил второй. — А ты чего от Кноля хотел, Григорич? На работу к нам, что ли, решил устроиться?

Оба безопасника дружно захохотали. Криво улыбнувшись, Колычев развел руками:

— Куда уж мне, старому, скакать с места на место. Хотел насчет машины переговорить. Барахлит что-то последнее время. Может, даст команду, чтобы ее в промку на денек загнали. Там ведь есть кому подшаманить.

— Так это ты, пожалуй, и с Нефедовым решить можешь, зайди к нему, он сейчас на месте, — посоветовал один из весельчаков, — Викторович возражать не будет, он же к тебе нормально относится.

— Ну так то-то и оно, что нормально, — обдумав предложение, отклонил его участковый, — чего уж в обход обращаться. Нефедов Нефедовым, а хозяин в зоне один, так ведь?

— Это точно, — дружно согласились безопасники.

Две минуты спустя, недовольно рыча двигателем, «Нива» Колычева выехала со стоянки. Добравшись до развилки, она вновь с трудом вписалась в поворот и тут же, выбросив из выхлопной трубы густую струю черного дыма, начала набирать скорость.

Завершив разговор, Ринат в очередной раз бросил взгляд на циферблат наручных часов. С момента звонка Инги прошло уже почти четыре часа, и с тех пор ничего. Тишина. Он сам несколько раз пробовал перезванивать, но безуспешно — ее телефон был отключен. Никогда не любивший заниматься напрасными домыслами Ринат и сейчас старался не думать о том, по какой причине любимая женщина не может выйти на связь.

Любимая… Он никогда не произносил этого слова вслух, никогда не говорил Инге, что любит ее. Малыш. Да, вот так вот. Пусть не очень оригинально, зато удобно, да и Инга не возражала. Малыш. Слово, которое могло произноситься с множеством самых разных интонаций в зависимости от того смысла, который в тот или иной момент времени в него вкладывался. Это могло быть восторженное «Мааалыш!» — когда она удивляла его какой-нибудь неожиданной забавной шалостью; могло быть снисходительным, на выдохе «Малыыыш!» — после того как она, наивно хлопая ресницами, произносила что-то, казавшееся ему очередной забавной глупостью; или же ласковое, протяжное «Маааалыыыш…» — за мгновение до того, как она заставляла его замолчать, впиваясь в губы страстным поцелуем, избавляющим от необходимости говорить все то, что говорить, на его взгляд, было вовсе не обязательно.

Малыш. А как еще ее можно было называть при росте метр пятьдесят восемь и весе сорок семь килограммов? Сейчас, конечно, в весе она набрала, ну так это само собой, какие могут быть варианты, когда внутри одного малыша барахтается и иногда стучит ножками другой малыш, чуть поменьше?

Что там сказал полковник? «УАЗ-Патриот»? Похоже, как раз он. Сбросив скорость, Ринат вгляделся в стоящий на обочине автомобиль. Интересно, почему на этот раз полковник не на своем внедорожнике, а на этой колымаге? Неужто пытается продемонстрировать, что он должностное лицо? Только должностные лица на трассе встречи не назначают, они проводят их в своих служебных кабинетах. Ну а если назначают, то, значит, эти лица не такие уж и должностные, они, скорее, заинтересованные.

Поравнявшись с автомобилем, украшенным эмблемой областной службы исполнения наказаний, Ринат выжал тормоз и опустил боковое стекло.

— Вы что, один? — В голосе полковника звучало неприкрытое раздражение. — Какой смысл тогда встречаться?

— Здравствуйте, господин полковник, — неторопливо растягивая слоги, отозвался Ринат, — боюсь, Дамир не сможет приехать при всем желании.

Гримаса недовольства на лице Кноля уступила место настороженности.

— Он что…

Недоговоренный вопрос на мгновение повис в воздухе раздувшимся мыльным пузырем и тут же лопнул от смеха. Смеха Аглиуллина.

— Ну что вы, нет! Обычная травма. Ухитрился где-то поскользнуться, так что теперь лежит на вытяжке. Но вы не беспокойтесь, у меня есть все полномочия, чтобы выполнить наши договоренности.

Ринату показалось, что фраза выстроена правильно. Конечно, он знал, что никаких твердых договоренностей пока нет, но лучше представить ситуацию так, как это выгодно тебе, и иметь возможность посмотреть на реакцию другой стороны. Если чересчур энергичных возражений не последует, это однозначно можно будет трактовать в свою пользу.

— Договоренностей… Они у нас есть, эти договоренности? — с презрительной усмешкой фыркнул Кноль, затем, немного поколебавшись, принял решение: — Хорошо, давайте пообщаемся. Езжайте за мной, а то мы здесь слишком красиво стоим.

Не дожидаясь ответа, полковник поднял боковое стекло. Ринату ничего не оставалось, как развернуть машину и вдавить в пол педаль газа, догоняя ушедший вперед «патриот». Метров через триста автомобили один за другим свернули на едва заметную, уводящую вглубь тайги колею. Отъехав от трассы еще пару сотен метров, УАЗ Кноля остановился, а через секунду передняя пассажирская дверь приглашающе распахнулась. Заглушив двигатель, Ринат соскользнул в рыхлый снег и тут же выругался, почувствовав ледяное прикосновение к коже на щиколотках. Да уж, пожалуй, его любовь к классическим строгим костюмам и соответствующей им обуви в данной ситуации оказалась не очень уместна. Вообще-то, он об этом подумал еще во время прошлой поездки в это богом забытое место, но что поделать, все знают, что Ринат Китаец не изменяет своим привычкам. Хотя кто в этой глуши об этих самых его привычках может знать? Никто, кроме него самого, а этого, как всегда, вполне достаточно.

Мальчишку Ринат заметил сразу, еще даже не успев усесться на пассажирское сиденье мелко подрагивающего в такт работе двигателя «патриота». Белобрысый подросток сидел, уткнувшись лицом в экран смартфона и не обращая никакого внимания ни на Аглиуллина, ни на задувающие в распахнутый дверной проем порывы ветра.


«Еще и сына притащил». Внешнее сходство мальчишки с сидящим за рулем полковником не оставляло ни малейших сомнений.

— Мой сын, — подтвердил догадку Аркадий Викторович и, обернувшись к подростку, протянул руку и дважды щелкнул пальцами. — Олег! А здороваться тебя не учили?

Подросток оторвался от телефона не сразу, а спустя лишь пару мгновений, которые, очевидно, потребовались ему, чтобы поставить игру на паузу или дописать и отправить сообщение. Вытянув из левого уха вкладыш беспроводных наушников, он наконец взглянул на Рината и удивленно приподнял брови, словно не понимая, откуда на только что пустовавшем переднем сиденье вдруг появился пассажир, и только потом невнятно буркнул нечто, напоминающее «Здрстте», после чего вновь вернул вкладыш на место и опустил голову к экрану.

— Такая вот нынче молодежь, — виновато вздохнул полковник. — У нас сегодня тренировочные стрельбы будут, вот взял парня с собой, пусть тоже попробует, а то ведь целыми днями у компьютера сидит, за уши не оттянешь.

Ринат понимающе кивнул и на всякий случай решил поддержать абсолютно не интересующую его тему разговора:

— Ничего, еще настреляется. Наверное, по стопам отца пойдет?

— Да кто ж его знает, куда он пойдет, — несколько натужно изобразил на лице улыбку полковник, — в таком возрасте от них любых сюрпризов ожидать можно.

— Я думаю, Аркадий Викторович, вы умеете контролировать обстановку. — Сочтя состоявшийся обмен ничего не значащими фразами более чем достаточным, Ринат перешел к делу: — Должно быть, и по нашему вопросу вы уже приняли какое-то решение.

Кноль оценивающе взглянул на сидящего к нему лицом собеседника и на несколько секунд о чем-то задумался.

— Да, принял, — наконец прервал он молчание, — но все же хотелось бы уточнить некоторые детали.

«Все, как обычно, — понял Китаец, — согласен, но хочет больше денег. До чего же они все предсказуемые. Жадные и предсказуемые. Или потому и предсказуемые, что жадные?»

Короткий сигнал смартфона прервал его рассуждения.

— Секунду, — коротко бросил Ринат, садясь так, чтобы было удобно достать лежащий в кармане брюк телефон.

— Хорошо, — улыбнулся в ответ Кноль и зачем-то добавил: — Очень хорошо!

В следующую секунду сердце Дамира забилось сильнее, разгоняя по организму выброшенную в кровь порцию адреналина.

Сообщение. От Инги.

Большой палец правой руки коснулся защитной пленки, и в тот момент, когда на экране смартфона появился текст, вторая порция выработанного надпочечниками адреналина, разгоняемая бешено молотящим в груди сердцем, помчалась по венам, стремясь как можно скорее попасть в головной мозг и там, словно враг, ворвавшийся в осажденную крепость, подчинить все своим безудержным и жестоким капризам.

Вот только Ринат никогда не стал бы тем, кем он стал, если бы чьи-либо капризы, а уж тем более капризы своего собственного организма, могли оказать на него хоть какое-то влияние. Левой рукой он попытался ухватить вдруг стянувшую ему горло удавку, а правой, все еще крепко сжимающей увесистый смартфон, нанес несколько ударов назад, стараясь попасть в висок человеку, сидящему на заднем сиденье. Вообще, при захвате сзади лучше всего попытаться нанести удар затылком по лицу противника или же пальцами выдавить ему глаза. Есть еще варианты ударить ногой под коленную чашечку, а то и вовсе ухватить всей пятерней врага за промежность и стиснуть пальцы, стиснуть до хруста в суставах. Стиснуть сильнее, чем сжимает на горле объятия перекрывающая доступ кислорода петля. Стянуть с такой силой, чтобы нападающий, отчаянно взвизгнув, потерял от боли сознание и выпустил удавку из рук.

Ринат знал, что делать. Вот только сейчас, в ограниченном пространстве салона автомобиля все его знания были почти бесполезны. Подросток, набросивший ему на шею петлю, был надежно защищен спинкой сиденья и возвышающимся над ней подголовником. Ринат рывком попытался развернуться, чтобы получить наконец возможность дотянуться до лица проклятого мальчишки. Рывок его оказался столь мощным, что подросток не смог противостоять ни тренированному, умеющему убивать телу, ни жажде жизни, заполнившей это тело от вздыбившихся кончиков волос на макушке до сведенных в отчаянном усилии пальцев ног. Пытаясь выправить ситуацию, Олег всем телом откинулся назад, упираясь в сиденье коленями. Ринат, успевший сделать такой важный для него глоток воздуха, почувствовал, как удавка впивается в кожу, как начинают трещать от невыносимой нагрузки шейные позвонки, и вновь рванулся, пытаясь выломать мешающее ему сиденье.

— Очень хорошо, — донесся откуда-то сбоку на удивление невозмутимый голос полковника, — замечательно!

Последнее слово утонуло в оглушительном треске электрического разряда. Боль, легко пронзавшая тонкую височную кость, сковывала мышцы, заставляло тело каменеть, терять способность к сопротивлению. И даже жажда жизни, казалось бы, только что бушевавшая яростным пламенем, вдруг обернулась сперва едва тлеющими, а затем и вовсе почерневшими холодными угольками…

«Поздравляю с сыном! Кило девятьсот. Будем отъедаться». Инга перечитала только что отправленное сообщение и слабо улыбнулась. Скользнувшая вниз рука выронила смартфон на простыню. Измученный организм просил только об одном — скорее уснуть. Пусть ненадолго, хоть на полчасика. Уснуть, прийти в себя, набраться сил. Ведь сил еще потребуется очень много. Но это ничего, она справится, ведь теперь все станет еще лучше, чем было раньше. Теперь их трое. Она, Ринат и Малыш… Они ведь даже не успели решить, как назовут Малыша. Хотя, конечно, варианты были. Ей, например, нравится имя Олег. И звучит красиво, и опять же в честь деда. Олег… Олежка…

— Молодец, Олежка!

С трудом запихав тяжеленное, с ног до головы перемотанное скотчем, тело в багажник, Аркадий Викторович захлопнул заднюю дверь автомобиля и, тяжело дыша, опустился на корточки. Олег стоял рядом, обессиленно прислонившись к висящему на двери багажника кожуху запасного колеса. Зачерпнув обеими руками полную пригоршню снега, Кноль энергично растер пышущее жаром лицо и тут же почувствовал, как к нему возвращается способность ясно мыслить. Стряхнув с пальцев остатки ледяной жижи, он бросил беглый взгляды на часы. Время, как всегда, диктует свои правила. Если оно способно двигаться вперед без остановки, значит, и тот, кто хочет в этой гонке быть победителем, должен действовать также энергично.

— Садимся. — Кноль энергично распрямился и тут же болезненно поморщился, почувствовав, как что-то хрустнуло в уже давно беспокоившем его левом колене. — Отдыхать после будем.

Молча кивнув, Олег занял свое место на заднем сиденье внедорожника.

— Где Алина? — вновь оглушительно рявкнул Зубарев, не получив ответа на первый вопрос. — Вы что, всем семейством собрались в молчанку играть? Думаете, я здесь проорусь как следует, а потом оралка у меня подустанет, так я и пойду на все четыре стороны?

Кулак оперативника мелькнул в воздухе и замер в считаных сантиметрах от лица Борискина-старшего, демонстрируя сконструированную в полете увесистую фигу.

— Вот это ты видел? — уточнил Зубарев. — Вы что, решили, что я вас голосом брать буду? Да на вас уже доказухи столько, что вы можете всю оставшуюся жизнь в молчанку играть. Улик, если стопочкой сложить, до луны хватит.

— Я и при прошлом визите обратил внимание на некоторую вашу неадекватность, — Михаил Анатольевич смотрел куда-то себе под ноги, и все же сомнений в том, что он обращается именно к оперативнику, ни у кого не было, — а сейчас у меня стойкое впечатление, что вы окончательно из ума выжили. Какие улики, вы, вообще, о чем говорите?

— А я расскажу, — обрадовался началу диалога оперативник, — я вам обоим все расскажу. Может, у вас тогда в голове чего-нибудь прояснится — поймете, что вам в молчанку сколько ни играй, все равно проиграете.

— Мы вас с глубоким вниманием готовы выслушать, — проскрипел Борискин, бросив короткий взгляд на застывшего рядом сына.

— Вот и слушайте, — кивнул Вадим, начав мерить шагами расстояние от кресла до ближайшей стены, — факт знакомства с Кнолями вы, естественно, отрицать не будете.

— Не будем, — криво усмехнулся Михаил Анатольевич.

— Вы работаете с полковником, да не кем-нибудь, а замом, а ваш сынулька тихой сапой крутит шашни с его дочерью. Улавливаете?

— Что именно мы должны уловить? — хмуро бросил Борискин. — То, что вы уже весь ковер затоптали?

— То, милый мой, что вы оба входите в ближний круг знакомств и у отца, и у дочери, а значит, у вас вполне могли быть конфликты, а следовательно, и мотивы для преступления.