Полночная библиотека

– Я знала его имя. И это было не несколько минут назад. А прямо сейчас проверь часы.

– Зачем вы солгали?

– Я не врала. Я спросила тебя, как зовут твоего кота. Я не говорила, что не знаю его имени. Ты понимаешь разницу? Я хотела, чтобы ты назвала его по имени, чтобы ты что-то почувствовала.

Нора разгорячилась.

– Это еще хуже! Вы отправили меня в ту жизнь, зная, что Вольт мертв. И Вольт был мертв. Так что ничего не изменилось.

Глаза миссис Элм снова блеснули.



– Кроме тебя.

– В смысле?

– Ну, ты больше не считаешь себя плохой хозяйкой кота. Ты заботилась о нем так, как только можно было заботиться. Он любил тебя так же сильно, как ты любила его, и, может, он не хотел, чтобы ты видела его смерть. Видишь ли, коты знают. Они понимают, когда их время на исходе. Он вышел на улицу, потому что готовился к смерти, он знал о ней.

Нора пыталась это переварить. Теперь, поразмыслив, она поняла, что на теле кота не было внешних повреждений. Она просто приняла версию Эша. Что мертвый кот на дороге погиб из-за дороги. А если так решил хирург, обычный человек принимает его версию. Два плюс два равняется наезд машины.

– Бедняга Вольт, – прошептала Нора скорбно.

Миссис Элм улыбнулась как учительница, которая увидела, что ее урок усвоен.

– Он любил тебя, Нора. Ты заботилась о нем не хуже, чем мог бы заботиться кто-то еще. Иди посмотри последнюю страницу «Книги сожалений».

Нора обнаружила, что книга лежит на полу. Села на коленки рядом с ней.

– Я не хочу снова ее открывать.

– Не бойся. На этот раз будет безопасней. Просто взгляни на последнюю страницу.

Перелистнув последнюю страницу, она увидела, что ее последнее сожаление – «Я плохо заботилась о Вольтере» – медленно исчезает. Буквы растворялись, словно незнакомцы, уходящие в туман.

Нора закрыла книгу, пока не успела почувствовать еще что-то плохое.

– Итак, видишь? Порой сожаления вовсе не основываются на действительности. Порой сожаления – это просто… – она искала уместное слово и нашла его: – Полное фуфло.

Нора пыталась вспомнить учебу в школе, чтобы свериться, произносила ли когда-то миссис Элм слово «фуфло», и была вполне уверена, что нет.

– Но я не понимаю, зачем вы позволили мне войти в ту жизнь, если знали, что Вольт все равно будет мертв? Вы могли бы предупредить меня. Могли бы просто сказать, что я не такая плохая хозяйка, как мне казалось. Почему вы этого не сделали?

– Потому что, Нора, порой единственный способ научиться – это прожить.

– Звучит непросто.

– Садись, – сказала ей миссис Элм, – по-человечески. Нехорошо, что ты на полу на коленках.

Нора обернулась и увидела позади себя кресло, которого прежде не замечала. Антикварное кресло – из красного дерева, обитое кожей, возможно эдвардианское[30], – с медной подставкой для книг, прикрепленной к одному подлокотнику.

– Отдохни немного.

Нора села.

Посмотрела на часы. Сколько бы она ни отдыхала, на них все равно была полночь.

– Мне все равно это не нравится. Одной печальной жизни достаточно. Зачем рисковать еще?

– Ладно, – пожала плечами миссис Элм.

– Что?

– Давай ничего не будем делать. Можно просто остаться в библиотеке со всеми жизнями, ждущими на полках, не выбрав ни одну из них.

Нора почувствовала, что миссис Элм опять с ней играет. Но она пошла на поводу.

– Ладно.

И Нора просто встала, а миссис Элм вновь уткнулась в свою книгу.

Норе казалось нечестным, что миссис Элм может читать жизни, не попадая в них.


Время шло.

Хотя технически, конечно, оно не менялось.

Нора могла оставаться здесь вечно, не чувствуя голода, жажды, усталости. Но она могла, по-видимому, ощущать скуку.

И пока время не двигалось, любопытство Норы о жизнях вокруг нее постепенно росло. Оказалось, почти невозможно стоять в библиотеке и не испытывать желания взять в руки книгу с полки.

– А почему бы вам просто не дать мне жизнь, о которой вы точно знаете, что она хороша? – спросила она внезапно.

– Библиотека так не работает.

Нора задала другой вопрос.

– Наверняка в большинстве жизней я сейчас сплю, разве нет?

– Во многих, да.

– И что будет потом?

– Ты спишь. А потом просыпаешься в той жизни. Не о чем волноваться. Но если нервничаешь, попробуй жизнь, в которой время другое.

– О чем вы?

– Ну, не везде же сейчас ночь?

– Что?

– Тут бесконечное число возможных вселенных, в которых ты живешь. Неужели ты думаешь, что все они существуют в гринвичском времени?[31]

– Конечно, нет, – ответила Нора. Она поняла, что готова поддаться и выбрать новую жизнь. Подумала о горбатых китах. О сообщении, на которое не ответила. – Я хотела бы поехать в Австралию с Иззи. Хотела бы испытать ту жизнь.

– Очень хороший выбор.

– Что? Это очень хорошая жизнь?

– О, я этого не говорила. Я просто чувствую, что ты учишься лучше выбирать.

– Так это плохая жизнь?

– Этого я тоже не сказала.

И полки вновь пришли в движение, но спустя несколько секунд остановились.

– Ах, да, вот она, – сказала миссис Элм, взяв книгу со второй полки снизу.

Она мгновенно узнала ее, хотя это было странно, ведь книга была почти такой же, как и все вокруг.

Она передала книгу Норе – тепло, словно это был подарок на день рождения.

– Держи. Ты знаешь, что делать.

Нора сомневалась.

– А вдруг я мертва?

– Не поняла?

– Ну, в другой жизни. Должны же быть другие жизни, в которых я умерла раньше сегодняшнего дня.

Миссис Элм казалась заинтригованной.

– Разве не этого ты хотела?

– Ну да, но…

– Ты умерла несчетное число раз до сегодняшнего дня, да. В автоаварии, от передозировки наркотиков, утонула, отравилась некачественной едой, подавилась яблоком, подавилась печеньем, подавилась вегетарианским хот-догом, подавилась невегетарианским хот-догом, от любой болезни, которую только можно подхватить… Ты умерла всеми возможными способами, в любое возможное время.

– Так я могу открыть книгу и просто умереть?

– Нет. Не мгновенно. Как и с Вольтером, единственные жизни, доступные здесь, это жизни. То есть ты можешь умереть в этой жизни, но ты не умерла в ней до того, как вошла в нее, поскольку Полночная библиотека состоит не из призраков. Это не библиотека трупов. Это библиотека возможностей. А смерть противоположна возможности. Понимаешь?

– Кажется, да.

И Нора вперилась в книгу, которую ей дали. Хвойно-зеленую. Гладкую, вновь тисненую крупным шрифтом, с удручающе бессмысленным заглавием – «Моя жизнь».