Полночь

Оба существа не стояли на месте и странно подергивались. Время от времени раздавалось какое-то странное скрежетание о бетонные стены туннеля. У них когти?

В их голосах была паника. Нет, не паника, они явно ничего не боялись. Звучало бешенство, сумасшествие. Будто какой-то механизм, работающий внутри их на огромных оборотах, вышел из-под контроля.

– Крисси здесь? Она здесь? – спрашивал Такер.

Его спутница вновь начала вглядываться в темноту туннеля.

«Ты не видишь меня, – думала, умоляла Крисси. – Я невидима».

Сверкающие глаза словно потеряли свой блеск, светились теперь тусклым серебром.

Крисси задержала дыхание.

– Надо найти еду, еду. – Это голос Такера.

– Сначала найди девчонку, сначала найди. – Голос его спутницы.

Они разговаривали, словно животные, наделенные подобием человеческой речи.

– Сейчас, сейчас, жжет, жжет, еда, сейчас. – Такер не унимался.

Крисси всю трясло.

– Еда, на лугу еда, грызуны, чувствую их, найдем, еда, сейчас, сейчас. – Это опять Такер.

Крисси почти не дышала.

– Ничего, только падаль, иди, ешь, потом искать, иди.

Оба существа покинули туннель и скрылись.

Крисси вздохнула с облегчением.

Подождав еще немного, она углубилась дальше в туннель в поисках бокового ответвления. Ей пришлось пройти двести ярдов, прежде чем она нашла его – это была труба вдвое меньшего диаметра. Она забралась туда ногами вперед, перевернулась на живот. Здесь она проведет ночь. Если они вернутся и попытаются что-нибудь разнюхать, она будет в безопасности, так как сквозняк в главном туннеле не донесет до них ее запаха.

На сердце у Крисси стало спокойнее. Они не могли обнаружить ее в туннеле, значит в них нет ничего сверхъестественного, они не могут все видеть и обо всем знать. Да, они страшно сильные и быстрые, они загадочны и опасны, но они тоже совершают ошибки. Скоро рассвет, и у нее есть шансы выбраться и найти помощь, не попав к ним в лапы.





14


В дверях семейного ресторана Пересов Сэм Букер взглянул на часы. Было 19:10.

Он шел по Оушн-авеню и готовил себя к разговору со Скоттом. Мысли об этом оттеснили на задний план все впечатления от ресторана, в котором посетители имели странную склонность к обжорству.

На углу Юнипер-лейн и Оушн-авеню рядом с заправочной станцией «Шелл» он нашел телефон-автомат. Часы показывали 19:30. Сэм вставил в аппарат кредитную карточку и набрал номер своего домашнего телефона в Шерман-Оуксе.

В шестнадцать лет Скотт решил, что он уже взрослый и будет во время командировок отца оставаться дома один. Сэм был другого мнения и начал приглашать в свое отсутствие Эдну, сестру своей жены. Скотт выиграл поединок – устроил для Эдны сущий ад. Сэм вынужден был отступить, чтобы не подвергать свою родственницу тяжким испытаниям.

Тогда он обучил сына способам выживания – двери и окна держать закрытыми, иметь под рукой огнетушитель, уметь спастись из любой комнаты в случае пожара или землетрясения; научил даже стрелять из пистолета. И все-таки Сэм видел в Скотте ребенка. Одна надежда на то, что его уроки не пропали даром.

Девятый гудок. Сэм уже собирался повесить трубку (вот и оправдание – не дозвонился), когда на другом конце линии раздался голос Скотта:

– Алло.

– Это я, Скотт, отец.

В трубке гремел тяжелый рок. Когда Скотт включал свою музыку, в окнах дрожали стекла.

– Может, сделаешь потише? – попросил Сэм.

– Я тебя хорошо слышу, – промямлил Скотт.

– А я тебя – нет.

– О чем говорить-то, у меня все нормально.

– Пожалуйста, сделай потише. – Сэм выделил слово «пожалуйста».

Раздался грохот – Скотт бросил трубку на стол. Звук уменьшил совсем ненамного, снова подошел к телефону.


– Ну?

– Как дела?

– О’кей.

– У тебя все нормально?

– Конечно, а как еще может быть?

– Я просто спросил.

– Если звонишь проверить, не устроил ли я вечеринку, можешь не беспокоиться. Не устроил.

Сэм стал считать до трех, чтобы не сорваться на крик. Вокруг телефонной будки закручивался густеющий туман.

– В школе все нормально?

– Думаешь, я туда не ходил?

– Думаю, что ходил.

– Ты мне не веришь.

– Нет, я тебе верю. – Сэм солгал.

– Ты думаешь, что я не был в школе.

– Так был или нет?

– Был.

– Ну и как там дела?

– Черт знает что. Дерьмо эта школа.

– Скотт, пожалуйста, я же просил тебя не употреблять этих слов в разговорах со мной. – Сэм почувствовал, что помимо своей воли начинает препираться с сыном.

– Извини. Сплошное занудство. – Скотт сказал это так, что трудно было понять, относится это к школе или к Сэму.

– Знаешь, здесь очень приятные места, – сказал Сэм.

Скотт промолчал.

– Лес, холмы спускаются прямо к океану.

– Ну?

Помня о советах семейного врача, с которым он и Скотт встречались вместе и по отдельности, Сэм стиснул зубы, сосчитал до трех и сделал еще одну попытку:

– Уже поужинал?

– Да.

– В школе что-нибудь задавали?

– Ничего.

Сэм, поколебавшись, решил не реагировать. Доктор Адамски мог быть доволен им – полный самоконтроль и терпимость.

На заправочной станции зажглись фонари, в густеющем тумане отблески от них множились и переливались.

После паузы Сэм проговорил:

– Что сейчас делаешь?

– Я слушаю музыку.

Парень отбился от рук не в последнюю очередь из-за этой проклятой музыки. Сэму не раз приходила в голову эта мысль. Тяжелый металлический рок с его грохотом, бешенством и какофонией звуков, с его монотонностью был настолько лишен души и тела, что вполне мог сойти за музыку какой-нибудь цивилизации автоматов, перелетевших на покинутую человеком землю. На какое-то время Скотт, правда, переключился на «Ю-ту», но его не устроила в этой группе их тяга к социальным проблемам. Он снова стал слушать «тяжелый металл», причем теперь отдал предпочтение его «черной» разновидности. Эти ансамбли использовали как приманку сатанизм, и вскоре Скотт совсем ушел в себя, замкнулся и ходил мрачнее тучи. Сэм не раз набрасывался на коллекцию пластинок и разбивал их вдребезги, но потом всегда сокрушался, что не сдержал себя. В конце концов, он сам в свои шестнадцать лет увлекался «Битлз» и «Роллинг стоунз», а его родители ругали эту музыку на чем свет стоит и предрекали Сэму и его поколению плохое будущее. Но все обошлось, хотя он и слушал Джона, Пола, Джорджа, Ринго и «Роллингов». Надо быть терпимым. Сэм вовсе не хотел затыкать уши и закрывать глаза, подобно своим родителям.

– Ладно, я, пожалуй, пойду, – вздохнул Сэм.

Скотт опять промолчал.