Полцарства за кота

— Вы хотите поговорить со Светланой Михайловной? — переспросил охранник.

— Да, со Светланой Михайловной, — Алина часто закивала головой.

— Сейчас спрошу, — охранник повернулся к нам спиной и неторопливой походкой пошел в будку. Он снял трубку, ткнул пальцем в кнопку, что-то спросил, потом высунулся в окошечко: — Проходите, только машину оставьте здесь. У нас не положено заезжать на территорию на личном автотранспорте.

— Как скажите, — согласилась Алина. — Куда идти?

— По дорожке прямо, зайдете в корпус, кабинет главврача на первом этаже, первая дверь слева. Светлана Михайловна на месте.

— Спасибо, — Алина обворожительно улыбнулась и, взяв меня под руку, вошла в ворота.

Нашим глазам предстала ужасающая картина. Нечто-то подобное я видела в фильме ужасов. Переступив границу мира нормальных людей, мы попали в мир сумасшедших. Нас тут же заметили и окружили люди в синих байковых халатах. Это были пациенты психиатрической больницы. У всех у них были жуткие лица, безумные глаза и перекошенные рты, из которых лилась слюна.

Люди мычали и тянули к нам руки, желая нас коснуться. От страха я прижалась к Алине. А вдруг они на нас набросятся и укусят? От психов можно ожидать всего.

Я так испугалась, что у меня подкосились колени. Если бы не Алина, на которой я, в прямом смысле этого слова висела, я бы, наверное, упала.

— Пустите, — визжала старушка, протискиваясь сквозь строй собратьев и сестер по болезни. Она подскочила к нам и стала, словно шаман, вокруг нас прыгать и щелкать пальцами, приговаривая: — Вошки, вошки, вошки. Сандезинфекция, сандезинфекция.

— Какие вошки?! — брезгливо оттолкнула ее Алина. — Мы идем к главврачу. Пропустите нас.

— На детектор лжи их! Незнание закона не освобождает от ответственности! — зычно заорал седой старик.

— Да здравствует наше законодательство, которое всех нас законодало! — выкрикнул рядом стоявший псих. А я засомневалась, такой ли он псих.

— Лаванда, горная лаванда, — запела женщина средних лет, с криво размазанной по губам ярко-розовой помадой.

В другой ситуации я бы рассмеялась, но сейчас мне было не до смеха. Кольцо вокруг нас все ссужалось и ссужалось.

— Еще одни нахлебники! Самим жрать нечего. Пайки их лишить, пайки! — завопила пухлая тетечка, из кармана халата которой выпирали сухари.

— Граждане, успокойтесь, — стараясь всех перекричать, сказала Алина. — Мы не будем вас объедать и не будем здесь жить. Мы не больные. — От ее слов у меня потемнело в глазах. Вдруг они обидятся и захотят с нами разобраться? Не следовало ей так говорить. Ну да она и сама это поняла, потому что тут же поправилась: — Я хотела сказать, что мы приехали сюда не поправлять здоровье, а поговорить с доктором, проконсультироваться. Мы ни на что не претендуем.

— Пожалуйста, пропустите нас к главврачу, — жалобно попросила я.

— А ну разойдись! Не то лишу прогулок, вы меня знаете. Кому говорю?! — над толпой зазвучал громкий голос.

Вздрогнула не только я. Пациенты мгновенно испарились, и мы увидели перед собой невысокую пожилую женщину. Мне сразу стало ясно — хозяйка здесь она. Смотрела женщина зло и рассержено.

— Это вы меня спрашивали? — спросила она, не так громко, но так же холодно. Ее глазки-буравчики просверлили нас по очереди. Сначала меня, потом Алину. — Я главврач, Светлана Михайловна Орлова, — представилась она.

— Очень приятно. Я Алина Николаевна Блинова. Двоюродная сестра вашего пациента, Кокошина Георгия Матвеевича. Извините, что поздно приехала, не знала, что мой брат попал в больницу. Когда его забрали, меня не было в городе. Вот вернулась и сразу к нему. Хочу справиться о состоянии его здоровья. Может, нужна какая-то помощь, лекарства импортные и вообще, что я могу сделать для вашей больницы? Не стесняйтесь, говорите, — залебезила перед главврачом Алина.

— Помощь нам нужна, — лицо у Светланы Михайловны подобрело, на губах заиграла улыбка. Мне показалось, что даже глазки стали больше. — Пойдемте в мой кабинет, там и поговорим. Здесь это вряд ли возможно. Видите, у нас даже лавочек нет. Финансирование на нуле. — Орлова обвела взглядом пространство.

Внутри все было без излишеств: голые стены, до потолка выкрашенные зеленой масляной краской, на окнах гардины, закрывающие почему-то только верхнюю часть окна. Впрочем, интерьер оживляли репродукции. Картинки, вырезанные из журналов, были наклеены на картонки и прибиты гвоздями к стенам.

«Все ж лучше, чем ничего», — подумала я.

— Наших пациентов государство за людей не считает, — продолжала Светлана Михайловна, открывая свой кабинет. — А ведь среди них есть просто выдающиеся личности.

— Например, Ленин, Наполеон, — неудачно пошутила Алина.

— Зря смеетесь. У нас лечится один народный артист, три профессора, два доктора наук. Проходите, — она распахнула перед нами дверь. — А что поделаешь, многие сейчас не у дел. Как при такой жизни крыша не поедет?

— А как же мой брат? — Алина направила разговор в нужное русло. — Солидная фирма, деньги, любовь, уважение. Живи и радуйся.

Светлана Михайловна достала из ящика стола тоненькую папку и положила ее на стол. «Кокошин Георгий Матвеевич», — прочитала я.

— Садитесь, — предложила нам хозяйка кабинета. — К сожалению, и такие люди к нам подают, — она кивнула на папочку. — Есть две крайности: бедность и богатство. Одни люди сходят с ума от безнадежности — не у всех есть силы всплыть со дна на поверхность, другие сходят с ума от боязни все потерять. Они вынуждены каждую минуту, секунду зарабатывать деньги. Их организм изнашивается, нервная система дает сбой, стресс, и человек становится нашим пациентом. Часто к этому добавляется алкоголизм.

— Вот вы сказали «стресс», а что стало последней каплей для моего брата.

— Не знаю, — Светлана Михайловна покачала головой. — Не всегда наши пациенты с нами откровенны. Одно могу вам сказать, последнее время Георгий Матвеевич лечил свои стрессы алкоголем. Сейчас у вашего брата развилась мания преследования.

— Мания преследования? — переспросила Алина. — Кто же его преследует?

— Мистический образ, — очень серьезно ответила Светлана Михайловна. — Ко многим больным приходят черти, зеленые человечки, а вот ваш брат боится кота.

— Кота? — в один голос воскликнули мы с Алиной.

— Да, кстати, очень распространенная галлюцинация. Вспомните булгаковского кота Бегемота или Чеширского кота из сказки «Алиса в стране чудес». Гоголь писал о котах-оборотнях. Ой, да многих котов можно вспомнить.

— И в чем проявляется мания у моего брата?


— Ему везде мерещатся коты. Он отказывается от прогулок. Если нам и удается его уговорить выйти на свежий воздух, то только в сопровождении двух санитаров, чтобы те его охраняли… от кота. Хотя у нас на территории нет ни одного животного. О! Кажется, сегодня он согласился выйти. — Орлова посмотрела в окно.

— Где? Где? — Алина приподнялась со стула.

— Видите, там, в глубине двора?

Светлана Михайловна вышла из-за стола, чтобы подойти к окну. Алина стала рядом с ней. Из любопытства я тоже взглянула. Вдоль забора двигалась примечательная троица: по бокам два санитара в белых халатах, а между ними мужчина в синем байковом халате. Он шел, сгорбившись и вжав голову в плечи. Меня поразили руки, которые он как арестант держал за спиной.

— О, господи. Жора! — войдя в роль, расчувствовалась Алина. — Братик!

Пока она причитала, я притянула к себе папку. «Кокошин Георгий Матвеевич. Год рождения 1958. Предприниматель». Дальше шла строка «диагноз». Слова были чудные и ни о чем мне не говорили. Я захлопнула папку и отодвинула от себя.

— Как вы думаете, он меня узнает? — спросила Алина.

— Нет, на память он не жалуется, — без сомнений ответила Светлана Михайловна.

— Я хочу с ним поговорить, — решительно заявила Алина. — Давайте сделаем так. Вы расскажите моей подруге о ваших проблемах, напишите, в чем нуждаетесь, дадите список лекарств, которые нужны моему брату, а я пока поговорю с Жорой.

Алина не оставила выбора ни мне, ни главврачу.

— Что ж, если вы торопитесь, — согласилась Светлана Михайловна. — Санитарам скажите, что я разрешила вам пообщаться с пациентом.

Алина выскользнула за дверь, а я еще битых полчаса слушала о том, что у больницы денег нет ни на что. Овощей и фруктов больные не видят даже в сезон. Зимой больница практически не отапливается. Врачей и санитаров катастрофически не хватает. Больных лечат какой-то мурой, от которой им становится только хуже, других лекарств просто нет.

— Позвольте, но ведь Георгий Матвеевич не бедный человек?! Разве у него нет родственников?

Светлана Михайловна посмотрела на меня поверх очков.

— Я вам должна объяснить, — поторопилась я сказать. — Я здесь за компанию. Алина Николаевна не близкая моя подруга, — соврала я, чтобы исправить положение, — поэтому я просто не знаю, есть ли у Георгия Матвеевича родственники, кроме Алины. Он женат?

Светлана Михайловна открыла папку.

— С его слов, нет. А в паспорте, кажется, стоял штамп, что он разведен. Он вообще не хотел о себе ничего говорить. Прописку мы подсмотрели в паспорте, который по счастливой случайности оказался в пиджаке.

— Но если в паспорте нет штампа о регистрации брака, это еще не значит, что у него нет гражданской жены.

— Да, но вы первые, кто спросил о состоянии здоровья Кокошина. Значит, у него либо нет жены, либо он ей безразличен. Знаете, не в деньгах счастье. Очень давно слышала я такую историю. Убили «нового русского». Месяц его тело пролежало в морге, как неопознанное. Когда все-таки выяснили, кто полку занимает, и сообщили трагическую весть жене, та сказала: «А я думала, он на Канарах загорает». И такие жены встречаются сплошь и рядом.

Наш разговор был прерван стуком в окно. Алина стояла снаружи и барабанила кулачком о стекло.

— Извините, нам пора, — так я восприняла подаваемые Алиной знаки. — Я все записала. По возможности в скором времени мы выполним ваши просьбы. А пока, — я открыла кошелек, достала из него купюру, — это для больницы.

Смущаясь, что дала слишком мало, я попятилась к выходу.

— Ой, спасибо, хоть йода и бинтов куплю, — вполне искренне порадовалась Светлана Михайловна, — в аптечке все антисептики закончились. Будем рады, если вы откликнитесь на нашу просьбу. Я вас провожу? — спросила она на всякий случай.

По ее глазам я поняла, что ей не хочется выходить из кабинета и даже не хочется знать, состоялся ли разговор между пациентом и его родственницей. Передо мной сидела уставшая женщина, уставшая от всего: от нерешаемых материальных проблем, от мизерной зарплаты и от самих психов.

— Нет, спасибо, — отказалась я. — Мы сами выйдем.

Алина поджидала меня у входа в здание.

— Что ты так долго? Я тебе стучу, стучу.

— Что ж ты с главврачом не простилась? Я, между прочим, ей денег отстегнула. На, она просила тебе передать. — Я вытянула из сумки тетрадный листок, список предметов первой необходимости. — Ты обещала спонсировать психиатрическую больницу, — напомнила я.

— Я? — Алину сразил приступ склероза. — Разве? А при чем здесь я? Надо будет родственников Кокошина потрясти.

— По паспорту он не женат.

— Интересно получается, при деньгах и не женат, — задумалась Алина.

— Ну не женат и что? Ему и одному хорошо.

— Это да, но, кажется, он крепко запал на Инну. Вот послушай.

— Не здесь! Пожалуйста, пошли скорее к машине. Хочешь, чтобы нас опять психи атаковали? — Я схватила ее за руку и потащила к воротам.

— Да-да, — вняла моей просьбе Алина и стала быстро перебирать ногами.

— А теперь говори, ты беседовала с Кокошиным? — спросила я, когда мы уже отъехали на достаточное расстояние от психиатрической больницы.

— Беседовала, — вздохнув, сказала Алина. — Похоже, у мужика действительно крыша поехала. Сначала он от меня шарахнулся в сторону. Санитары загородили его собой. Я им: «Ребята, все нормально, я его сестра. Можно я поговорю с братом?» А этот псих как закричит из-за спины одного из санитаров: «У меня нет сестры! Ее кот послал». Слава богу, меня Светлана Михайловна подготовила. Я сразу поняла, что ему черти мерещатся. Тут ветерок в мою сторону подул, от Кокошина таким духом повеяло, свежак. Где он только водку здесь нашел? Хотя слышала я, что санитары сами водку проносят на территорию закрытых лечебных учреждений, а потом продают ее своим же пациентам. Но не буду отвлекаться. Обращаюсь к санитарам, мол, брат не в себе. «Вот возьмите, — протягиваю им деньги. — Сигареты купите или сходите покушайте». Они обрадовались деньгам и в одно мгновение испарились, вроде их и не было. Кокошин, оставшись без защиты, побледнел, в забор влип, стоит трясется. Я ему говорю: «Георгий Матвеевич, не волнуйтесь, я вам действительно не сестра, я посторонний человек, и вы меня в первый раз видите. Не бойтесь меня, я вам зла не причиню». — «Кто вы?» — «Я разыскиваю Катю Кукушкину. У вас работала ее сестра, Инна». Тут его и повело, перекорежило всего. «Не знаю я никакую Катю. И Инны нет. Зачем я ей доверился, а она умерла, черт бы ее подрал. Она умерла, а я жив, но ненадолго, кот слов на ветер не бросает. Инна, Инна, зачем ты умерла?» Потом он начал орать, чтобы его в палату забрали. Я ему: «Может, вам что-то нужно?» — «Нужно, — кивает головой. — Деньги нужны, много денег. И водка нужна, чтоб не так страшно было, когда он придет». — «Кот?» — догадалась я. «Кот». — «Хорошо. Говорите адрес. Я съезжу к вашим родственникам, они вам передадут все, что вам надо». Он смотрит на меня совершенно дикими глазами: «А говорили, что не от кота. Зачем вам мой адрес?» Потом как побежит к больнице. Марина, у него белая горячка! Она его отвергла, он ее убил, с горя напился и сошел с ума, — сделала заключение Алина.