Пока смерть не соединит нас

— Спасибо, что ты есть, — произнесла она.

Ее голос полностью изменился. Сладострастный…

Взгляд тоже изменился. Соблазняющий…

Венсан понимал, что ему надо бежать от нее. Что он в опасности.

Но поздно.

Когда она поцеловала его, он испугался:

— Надя, лучше бы не надо…

Она снова прильнула к его губам, вынуждая его молчать, не слушая доводов рассудка. И продолжала игру, жестокую и чувственную.

Она осторожно села на него, уперев колени в сиденье дивана. Развязала пояс халата, потом расстегнула его рубашку и джинсы.

Он не шевелился, позволяя ей действовать, осознавая, что он всегда этого хотел, но никогда себе в этом не признавался.

Потому что она была неприкасаемой.

И хотя он понимал, что стал всего лишь орудием ее мести, он уступил перед ее натиском, стараясь не думать о Пьере. Стараясь ни о чем не думать.

Только о ней. Растерявшейся, заблудившейся. Потерявшей голову от алкоголя, но, главное, от горя.

Их страдания слились, их страхи соединились.

Он нашел ее еще более обворожительной, чем когда-либо, с ее натуральным загаром, со слегка отяжелевшей грудью и с глазами лани, обведенными кругами отчаяния. Тонкая талия, круглые плечи, живот женщины-матери со светлыми полосками шрамов.

Ему показалось, что он проник в запретное святилище, сжал руки, лежащие на ее бедрах, и позволил ей диктовать правила игры. Пусть сама задает ритм своему желанию, использует его как вещь.

Похоже, Надя хотела умереть в объятиях Венсана. Умереть в ту самую минуту, когда наслаждение парализовало их мышцы, а их плоть слилась в едином молчаливом крике.

Умереть, чтобы забыть, что для нее он не значил ничего.

Они долго не двигались, испуганные и прикованные друг к другу. Словно они только что совершили преступление. Думая о том, кого больше не было на этой земле, но чья грозная тень нависала над их греховными объятиями.

Надя тихо плакала в объятиях своего любовника на один вечер. Он целовал ее плечи, шею, лицо, глотал ее слезы и сдерживал свои.

Ему было омерзительно хорошо, он буквально купался в непристойном преступном наслаждении.





Глава 14




Едва лишь темнота начала сдаваться, Венсан вынырнул из тягучего кошмара.

Рядом с ним крепко спала Надя. Он несколько минут смотрел на нее, не в силах понять, что он сейчас чувствует: то ли умиротворение, то ли угрызения совести.

Как я мог так поступить? Как я мог оказаться таким слабым и предать собственного брата?

Пьер явился ночью. Говорил ледяным голосом, словно сама смерть.

Это ты убийца.

Ночная галлюцинация, но такая реальная… До такой степени реальная, что Венсан ждал, когда Пьер ворвется в комнату и застанет жену и лучшего друга в одной постели.

Чтобы избавиться от невыносимого ощущения, Венсан встал. Бежал.

Приготовив крепкий кофе, он влил в себя две чашки. Затем принял душ и вернулся в спальню, чтобы потихоньку взять из шкафа одежду.

Однако Надя проснулась:

— Ты уже встал?

— Да. Можешь еще поспать, если хочешь… Еще рано.

— Иди сюда…


Оба чувствовали себя не в своей тарелке; ему хотелось бежать от нее, но внезапно он показался себе смешным и трусливым. Ему всегда хотелось бежать от ответственности.

Мишель права, Серван права: жалкий тип.

Он лег на кровать рядом с Надей.

— Плохо спал? — спросила она.

— Кошмары снились…

— Я тоже плохо спала. Я видела сон о Пьере и Гислен… И о нас с тобой.

— Я не должен… Я был обязан…

— Прекрати, Венсан. Каяться совершенно незачем. Я сама этого хотела. Мы оба хотели, и ты это прекрасно понимаешь… Вчера вечером я толком не понимала ни куда мне идти, ни чего я хочу. Я получила удар ниже пояса… С тобой мне было хорошо. Я никогда не забуду эту ночь… Никогда.

Он привлек ее к себе. Все кончено, он больше ничем не рисковал. И мог обнимать ее, поддерживать.

— Ты всегда можешь рассчитывать на меня, — тихо проговорил он. — Для тебя и для твоих детей я всегда открыт…

— Спасибо, Венсан. Я тоже всегда открыта для тебя. Я знаю, что тебе плохо, что тебе иногда хочется поговорить со мной; не стесняйся. И обещаю тебе, что вчерашний вечер больше не повторится…

— Жаль! — воскликнул он со смехом, плохо скрывавшим его волнение.

Они молча позавтракали. Венсан очень хотел поделиться с Надей своими соображениями относительно смерти Пьера. Но вовремя спохватился, сообразив, что сейчас она переполнена собственными эмоциями. Он скажет ей, когда у него будет больше улик, когда появятся веские доказательства.

Если, конечно, появятся.

— Могу я воспользоваться твоим телефоном? — внезапно спросила Надя.

— Разумеется.

Она сняла трубку, потом стала изучать лежавший рядом список абонентов.

— Кому ты хочешь позвонить?

— Гислен.

Венсан чуть не задохнулся, поперхнувшись кофе.

— Надя! Ты уверена, что…

Она уже набрала номер и включила громкую связь. Словно нуждалась в свидетеле. В этот час Жюльен обычно на работе, следовательно трубку сняла его супруга.

— Гис? Это Надя…

— А! Здравствуй! Как дела, дорогая?

Она часто так ее называла. Дорогая.

Но сегодня утром эти слова произвели эффект кинжала в спину.

— Плохо.

— Конечно, понимаю, — посочувствовала Гислен.

— Нет, ты ничего не понимаешь… Я знаю о тебе и о моем муже.

За этим резким заявлением последовала долгая пауза; Венсан боялся вздохнуть.

— О чем ты говоришь? — наконец отозвалась Гислен.

— Стоп! Перестань считать меня идиоткой… Я знаю, ты спала с Пьером. Я всего лишь хочу узнать, как долго ты это делала.

— Но… я не понимаю, о чем ты говоришь! — упрямо отрицала обвинение жена Жюльена.

— Так и не понимаешь? Хочешь, чтобы я поговорила с твоим мужем? Чтобы дала ему послушать последнее сообщение, которое ты оставила в мобильнике Пьера в день, когда он умер? А если быть точной, то в четырнадцать часов пятьдесят две минуты. Ты этого хочешь? Телефон Пьера, видишь ли, все еще работает… Какая досада, не правда ли?

Снова пауза. Еще более долгая, чем первая.

— Итак? — Надя теряла терпение. — Я хочу услышать правду из твоих уст… И не советую тебе лгать: Пьер все заносил к себе в блокнот, я нашла его в кабинете среди бумаг. Так что я точно знаю, чем вы с ним занимались… И хочу, чтобы ты подтвердила… чтобы наконец набралась храбрости признаться!

Она лгала с такой уверенностью, что сумела обмануть даже Венсана.