Пока смерть не соединит нас

— Уверен, она не пережила разочарования! — добавил Гинтоли. — А все потому, что он даже поцеловать ее как следует не смог!

— Ты прав! — расхохотавшись, подхватил Лавесьер. — Потому-то жена и сбежала от него!

С невидящим от алкоголя и ненависти взглядом Венсан ринулся прямо на Эрве. Он схватил своего извечного врага за ворот куртки, приподнял над стулом и нанес ему гулкий удар головой. Лавесьер приземлился на стол, разлетевшийся под его тяжестью. Порталь и Гинтоли бросились на проводника, а Бертиль завопила:

— Прекратите! Прекратите немедленно!

Но удары продолжались сыпаться градом, все более и более жестокие, и она побежала к телефону звонить в жандармерию, расположенную в сотне метров от ее бистро.

Венсан получал удары, не чувствуя их. Но возвращал с удвоенной злостью.

До тех пор, пока наносить удары стало некому.

Враг повержен. В нокауте. Он победитель.

Отупевший, Лапаз какое-то время стоял на месте, потом, пошатываясь, двинулся к стойке. Он забрал клочок бумаги. Его кулаки были в крови.

Бертиль смотрела на него испуганно и одновременно с удивлением, а он направился к выходу. В этот самый момент в бар ворвались жандармы во главе с Серван.





* * *


— Затолкайте его в камеру, пока не протрезвеет! — приказал Вертоли. — И скажите врачу, чтобы зашел его осмотреть!

Матье и Серван осторожно приблизились к Венсану, впрочем от его агрессивного настроения не осталось и следа. Однако зрелище трех поверженных на полу бара побуждало их к осмотрительности. Они отвели его в камеру, находившуюся в подвальном помещении.

— Как только врач закончит в баре, он сразу же придет сюда, — печально произнесла Серван.

— Пойдем, — позвал ее Матье. — Оставь его, пусть протрезвеет!

— Нет, я уйду, когда придет доктор…

— И речи быть не может! Тебе нельзя оставаться с ним наедине!

— Не беспокойся…

Пожав плечами, Матье направился к лестнице. Серван помогла Венсану лечь на скамью и снять куртку, а потом скатала ее и подложила ему под голову. Взяла носовой платок и вытерла ему кровь на лице.

— Не больно? — тревожно спросила она. — У вас на лбу глубокий шрам…

— Черепушка раскалывается! — признался он едва слышно.

— Я не могу дать вам аспирин без назначения врача… Однако вы не слишком церемонились с этими мерзавцами!

— Не помню… Я убил их?

— Слава богу, нет! Лавесьер отправился в больницу, а тех двоих осматривает врач… Почему вы это сделали, Венсан?

— Я надрался, разве не понятно?

— Из-за Мириам?

Он открыл глаза: в них полыхал гнев.

— Я вижу, все уже в курсе?

— Ну да… Когда Мишель Альбертини вызвала нас, она вопила, что из-за вас Мириам покончила с собой. Думаю, ее слышала вся деревня… Она была так потрясена, что мы не смогли ее…

— А вы? Вы тоже считаете, что она умерла из-за меня?

— Это она приезжала к вам вчера вечером?.. Или я ошибаюсь?

— Нет… Это была она. И я наговорил ей много ужасных вещей.

— Почему?

— Потому что не хотел больше ее видеть… Потому что… Потому что всегда такой… Я мерзавец, вот и все.

— Вы считаете, она влюбилась в вас?


— Не знаю, может быть… Да.

— А вы не переносите, когда вас любят?

На этот раз он отвернулся к стене. Серван тут же пожалела, что говорила столь прямолинейно. Что надавила на самое больное место.

— Оставьте меня одного, черт возьми!.. Оставьте меня, пожалуйста…

Она отошла, но осталась стоять у решетки. В эту минуту ей показалось, что он сейчас заплачет, но ничего подобного не произошло.





* * *


— У тебя вывих запястья! — объявил доктор Юмбер, складывая свои пыточные инструменты в большой кожаный чемодан. — И тебе придется съездить сделать рентген грудной клетки. А сейчас примешь две таблетки аспирина, и тебе станет легче… Мадемуазель?

Серван подошла, держа в руке большой стакан с водой. Венсан с трудом сел.

— А с вашей стороны будет очень любезно, если вы приготовите ему кофе покрепче! — добавил врач.

— Хорошо, доктор. Сделаю…

Она поднялась наверх. Венсан с трудом натянул рубашку: руки плохо его слушались и не желали действовать слаженно. И пуговицы почему-то покинули свои привычные места напротив петель.

— Что это на тебя нашло? — доверительным тоном спросил врач.

— Допрос чуть позже. Спасибо, что пришли…

— Да ладно, ухожу… Когда выйдешь отсюда, все же зайди ко мне.

Юмбер вышел, и Матье запер решетчатую дверь. Оставшись в полумраке одиночки, Венсан снова улегся на скамью и попытался собраться с мыслями. Но все плыло словно в тумане… Вакханалия образов и звуков, смешавшихся в вязкой дымке. Он все еще пребывал под воздействием алкогольных паров, и, когда Серван принесла ему большую чашку обжигающего кофе, он непонимающе посмотрел на нее.

— Пейте! — приказала она.

Вздохнув, он согласился сделать пару глотков.

— Черт! Ну и отрава!

— Немножко крепковато, но это как раз то, что вам нужно…

Она села рядом с ним и предложила ему сигарету. Он взял, не заставив себя уговаривать, и сумел проглотить содержимое чашки.

— Если вы всегда варите такой кофе, ни один чувак никогда не женится на вас!

— Вижу, вам уже лучше! Да, возможно, кофе не слишком хорош, но зато эффективен.

— Вы хотите сказать, способен разбудить покойника!

В этот миг они оба подумали о Мириам и на минуту замолчали.

— Знаете, — сообщила Серван, — это ее третья попытка…

Он с удивлением уставился на нее:

— Вы ее знали?

— Нет. Но сегодня утром мне пришлось сообщать ее родственникам… Шеф захотел, чтобы это сделала я… Сказал, что женщина сумеет это сделать лучше.

Представив себе всю сложность такой задачи, Венсан сочувственно посмотрел на Серван.

— Я не меньше получаса беседовала с ее бабушкой. Она воспитала ее. Она же рассказала мне, что Мириам уже… Она была предрасположена к самоубийству.

— Пытаетесь утешить меня? С вашей стороны это великодушно, но…

— Я ничего не пытаюсь, — сухо возразила она. — Я всего лишь открываю вам правду. У этой девушки были большие личностные проблемы. Она несколько раз лежала в психиатрической клинике… По словам ее бабушки, отец бросил ее при рождении, а мать быстро перестала ею интересоваться. Возможно, этим объясняется ее поступок…

— Однако она мне рассказывала о своих родителях! — вспомнил Лапаз.

— Она, без сомнения, лгала, не желая говорить правду о своем прошлом…

— Я даже не попытался ее понять. Думал только о себе, о своем удовольствии, и ни о чем другом. Вчера вечером она пришла просить о помощи, а я не захотел ничего понять и позволил ей уйти… Мишель права, я негодяй и эгоист…