Пока смерть не разлучит нас
Часть 59 из 69 Информация о книге
Для доступа к библиотеке пройдите авторизацию
Там же лежали платья, белье, туфли. Рядом ожидали своего часа несколько чемоданов из натуральной кожи с откинутыми крышками.
— Надеюсь, вы не собираетесь нас покинуть?
Симона пропустила его замечание мимо ушей. Розовый кончик языка облизнул и без того влажно блестевшие губы. Глядя на сержанта Троя, она попыталась изобразить обольстительную улыбку. Пунцовая верхняя губа приподнялась, обнажив острые белые резцы, но нервное напряжение, видимо, помешало ей, и улыбка застыла, превратившись в оскал:
— Привет, Гевин.
Трой молча развернулся и вышел на лестничную площадку. Замер, навалившись на перила. Его мутило, он чувствовал себя преданным и несчастным. Его сердце, полное неутоленной жажды, как будто пронзили отравленной стрелой.
Из спальни донесся голос Барнаби, но слов сержант не различал. Казалось, звуки долетают издалека и до него доходит лишь смутное эхо. Впервые в жизни он со страхом подумал, что вот-вот хлопнется в обморок.
— Симона Холлингсворт, — произнес старший инспектор, — я задерживаю вас по подозрению в убийстве вашего мужа Алана Холлингсворта. Вы имеете право хранить молчание…
Его поймали на слове. После задержания прошло два часа, и все это время Симона хранила молчание, исключая телефонный звонок юристу «Пенстемона» Джилл Гэмбл, которая сказала, что сможет приехать в участок только после семи вечера.
В ожидании адвоката Барнаби созвал внеочередную летучку, на которой присутствовали, как и следовало ожидать (ведь о ней было объявлено за тридцать минут до начала), только те члены команды, которые в это время находились в участке.
Одри Брирли была на месте, а Гевин Трой — нет. Отпросился в последний момент, и на сей раз Барнаби счел это обоснованным. Сержант был на грани срыва, но скорее умер бы, чем позволил себе пустить слезу при публике. Он обратил острие своей боли против себя и, подобно побежденному воину, упал грудью на воткнутый в землю клинок в яростной попытке убить недавно зародившееся чувство. Раненый и обманутый в лучших побуждениях, Трой ни на что не годился, и старший инспектор отослал его домой.
Люди Барнаби рассеялись по комнате, открывая банки с газировкой и занимая очередь к чайнику, чтобы заварить кофе в фильтр-пакетах. Кто-то шелестел обертками конфет и печенья, другие хрустели чипсами. Телефонные линии перевели на соседнее помещение и отрядили туда гражданских телефонисток для приема срочных сообщений. Все приготовились вникать в новые обстоятельства дела.
До сих пор старший инспектор информировал их лишь о важнейших событиях последних нескольких часов. Все знали, что Симона Холлингсворт арестована, и знали почему. Теперь их занимали всяческие детали, все неприглядные подробности.
Каждому было ясно, что, пока обвиняемая помалкивает, Барнаби может представить собравшимся лишь предположительную реконструкцию событий, а не совокупность реальных фактов. Однако старшему инспектору не терпелось прямо сейчас распутать хитрую сеть, в которую их всех завлекли.
Как и его дочь, он тяготел к цирковым эффектам. Барабаны выбивают тревожную дробь, и вот оно! «А сейчас, леди и джентльмены, у вас на глазах… Прямо у вас на глазах…»
«Но с чего же начать?» — подумал Барнаби, перебирая свои заметки. Ни одно преступление не возникает на пустом месте, а это, по его ощущениям, зрело давно. Может, с самой свадьбы, а возможно, с того самого момента, как паучиха положила глаз на аппетитную, жирную муху.
— Итак, старший инспектор, что заставило вас ее заподозрить? — закинул пробный шар сержант Берилл.
— Не было какой-то одной зацепки. Скорее, совокупность деталей, обрывков информации, разговоров, которые до поры до времени ничего не значили, но, собранные вместе, приобрели новый смысл.
«Может, с этого и стоит начать? С деревни Фосетт-Грин и ее мнения о второй жене Алана Холлингсворта?»
— Поначалу необычным мне показалось вот что: с кем бы я ни говорил, все отзывались о Симоне одинаково. Вещь довольно странная. Обычно, спрашивая мнения шести разных людей, ты получаешь шесть разных ответов. А тут звучали одни и те же слова. Миссис Холлингсворт находили рассеянной, одинокой, ребячливой и не слишком умной. Легко всем пресыщается и тем не менее остается послушной и любящей женой, несмотря на жестокое обращение с ней супруга.
— Мы не знаем точно насчет жестокого обращения. Только со слов врача, — строптиво заметила Одри.
— Я еще к этому подойду. Сейчас хочу подчеркнуть следующее: в отличие от всех нас, подстраивающих свое поведение под обстоятельства и компанию, Симона везде показывала одно и то же. О чем это говорит?
— Она играла роль? — нерешительно предположил юный констебль Беллинг, крутя свои пышные усы.
— Вот именно. Скука, я думаю, была не наигранной. Но во всем остальном она играла. Подстерегала удобный момент. Она вышла замуж ради денег и, как стало ясно при самом беглом осмотре спальни и гардероба, успела освоить их в довольно крупных размерах. Но хотя на первый взгляд и кажется, будто это история о деньгах, на самом деле она еще и о любви.
— О любви?! — Сержант Берилл недоверчиво закатил глаза. — Сдается мне, она выжала муженька досуха, а потом укокошила.
— Не про Алана речь. Его она не любила. Я имею в виду ее первого мужа. — Пролистав свои заметки, Барнаби нашел то место, где говорилось о мужчине из Кьюбитт-тауна. — Вот оно: «По слухам, жена Джимми была без ума от него, а он — от нее. И оба помешаны на деньгах, только он — больше». Но Этертон, по словам очевидцев, узрел на горизонте кое-что получше и смылся.
— И вы заключили, что она по его примеру нашла себе кое-кого получше, — поспешил заметить инспектор в штатском Алан Льюис.
— И спланировала собственное похищение? — усомнился Беллинг.
— С его помощью. Думаю, на самом деле они никогда не теряли связи.
— Погодите, сэр, — подала голос Одри, — тут я не могу с вами согласиться. — Одобрительный гул аудитории свидетельствовал о том, что многие ее поддерживают. — Наверняка все подстроила Сара Лоусон на пару с этим типом, которого мы все называем Тимом.
— Верно!
— Лоусон ведь призналась!
— А квартира?! Это она сняла квартиру, где держали Симону.
— И камеру нашли в ее коттедже!
— Вы же сами говорили, что она узнала фотографии.
— К тому же Симона влюбилась в ее дружка. С этого все и началось!
— Все, что вы говорите, — за исключением последнего — правда, — внес свой вклад Барнаби.
— Тогда я не понимаю, к чему вы ведете, босс, — сказала Одри, возвращаясь к началу обсуждения. — Либо все устроила Лоусон со своим бойфрендом, либо план принадлежал Симоне и ее бывшему. Не могли же они закрутить дело вчетвером?
— Как раз так и произошло. Только их было всего трое. — Он подождал, пока стихнут возгласы недоумения, и продолжил: — И только двое из них знали, что в действительности происходит. Я уже говорил, что это история о любви. Любви Джимми Этертона и его жены. Но подозреваю, что она не идет ни в какое сравнение со страстью Сары Лоусон. К сожалению, я не задержал Сару вовремя, и в ее распоряжении оказалось достаточно времени, чтобы сочинить альтернативный сценарий. Она придумала его, чтобы защитить женщину, которая ее подло предала, и, несомненно, будет держаться своей истории до конца. Потому, что ей стало нечего терять и незачем жить.
— Вы хотите сказать, — предположил инспектор Льюис, — что никакого Тима не существует вовсе?
— Совершенно верно.
— И когда вы это обнаружили?
— Во время последней беседы с Лоусон. Я сказал, что ее друга видели, когда он поднимался по задней лестнице в квартиру на Флевелл-стрит. На лице ее изобразилось полное недоумение. Она явно не понимала, о чем или, вернее, о ком я говорю. — Барнаби заново прокрутил в голове всю сцену, какой ее запомнил. Ясно представил себе тот момент, когда Сара поняла наконец, как жестоко ее обманули. Но даже теперь, когда нож вошел в сердце, она постаралась защитить женщину, которую любила.
— Зачем ей потребовалось выдумывать какого-то Тима?
— Поначалу в этом не было необходимости. Убедить Холлингсворта, что его жену похитили, не стоило особых усилий. Упрятать Симону, сделать фотографии, отослать их по почте — без проблем. Но вот когда мы нарыли — в буквальном смысле — эти снимки, вся схема стала трещать по швам. А когда отыскали съемную квартиру на Флевелл-стрит, Сара запаниковала. Не то чтобы она испугалась за себя. Как нам известно, вечер пятницы после похищения и почти все выходные она провела в Фосетт-Грине, так что не могла быть в ответе за то, что случилось.
— Выходит… это был Этертон? — спросил констебль Беллинг.
— Да нет же, — в некотором раздражении ответил Барнаби. — Неужели вы еще не поняли? Не было никакого похищения. Снимки — фальшивка.
— Фальшивка?
— Они выглядели чертовски убедительно, сэр. Как работа профессионала.
— В самую точку, Беллинг. Когда я беседовал с Эвис Дженнингс, она кое-что рассказала мне о жизни Симоны до брака с Аланом. Чем та занималась, где крутилась. — Барнаби снова пошелестел листочками и прочел вслух: — «В цветочном магазине, например. После окончила курсы косметологов, еще работала какое-то время на телевидении и кассиром в клубе». У меня недостало ума связать между собой курсы косметологов и работу на телевидении. Я решил, что она трудилась где-нибудь в офисе.
— Никто из нас не обратил на это внимания, — сказала Одри. Временами в ней просыпался материнский инстинкт, заставляя вставать на защиту шефа. — Все читали протокол допроса.
— Эту связь установили, начальник?
— Пока что нет. Ждем информации от телекомпаний.
— Очень возможно, что вы правы, шеф. Я смотрела последний выпуск «Несчастного случая». Боже мой, как они все это снимают! Море крови во весь экран.
— Наверное, из-за этого она и не объявлялась так долго.
— Вот именно. Не могла же она быстренько смыть грим и появиться как ни в чем не бывало? Предполагается, что нужно время, чтобы зажили ссадины и сошли синяки.
— А если подумать, зачем вообще было так рисковать и возвращаться, начальник? — спросил констебль Беллинг. — Колье при ней, кольцо тоже. И выкуп.
— Как вдова Холлингсворта, она надеялась унаследовать все. Коттедж «Соловушки», да и фирма «Пенстемон» — солидный куш.
— И ради него она убила мужа?
— Полагаю, да, хотя не сомневаюсь, на допросах прозвучат другие версии.
— При условии, если она решит не играть в молчанку.
— Да. — Барнаби старался не рассматривать эту возможность. При всей краткости знакомство с истинной миссис Холлингсворт дало ему почувствовать, что у нее стальной хребет, каменное сердце, а воля не уступает твердостью его собственной. — Как именно она заставила мужа выпить смертельную дозу, мы пока не знаем. Однако нам точно известно, что галоперидол у нее имелся. Она дважды посетила врача и мастерски разыграла перед ним нервный срыв, предъявив для пущей убедительности синяки и ссадины. Правда, когда доктор пожелал осмотреть их поближе, она, по его словам, «отшатнулась». Он дважды выписывал ей галоперидол, но на третий раз отказал в рецепте. Опасался, как бы она не покончила с собой.
— Молодец дамочка! — невнятно провозгласил из задних рядов малый, набивший рот палочками «твикс».
— Любому, кто с ней не встречался, легкость, с которой она манипулирует людьми, может показаться просто невероятной, — продолжал Барнаби. — Могу лишь сказать, что за все годы службы не встречал никого, кто делал бы это лучше нее.
Тут старший инспектор остановился и привычно взглянул на циферблат своих наручных часов. Ровно шесть тридцать. Пора заканчивать. Пора ополоснуть лицо водой и выпить чашку чая. Потом четверть часа тихо посидеть в кабинете, собираясь с мыслями, потому что следующая встреча потребует крайнего напряжения сил и осторожности. И это еще мягко сказано.
Сопровождаемый сержантом Бериллом, старший инспектор Барнаби вошел в то самое помещение наверху, где совсем недавно допрашивал Сару Лоусон. Четкого плана у него на сей раз не было. Не имелось и козырей в рукаве. Ни заранее заготовленных коварных фраз, ни остроумных реплик. Он решил определиться с тактикой по ходу допроса.
При появлении полицейских Симона и Джилл Гэмбл, которые беседовали между собой, замолчали, однако у Барнаби сложилось впечатление, что они только что о чем-то спорили.
Симона выглядела спокойной и собранной. Вероятно, она решила сгладить несхожесть между вызывающим великолепием последнего появления на публике и непритязательной скромностью предыдущего образа — женщина вамп против сельской молочницы. А потому сейчас на миссис Холлингсворт было простое, серого шелка платье-рубашка, гладкие серебряные треугольники серег в ушах и массивные коралловые браслеты на запястьях. Продуманная косметика создавала иллюзию естественного сияния, а духи она выбрала легкие, цветочные. Барнаби вздохнул с облегчением, поняв, что это не «Джой».
Он обменялся рукопожатием с Джилл Гэмбл, которую знал давно. Сержант Берилл включил магнитофон на запись, и допрос начался. Первой вступила Джилл:
— Должна сказать сразу, старший инспектор, что моя клиентка не согласна с выдвинутым против нее обвинением. Однако она не отрицает, что находилась в коттедже «Соловушки» в ночь смерти ее мужа, и готова искренне отвечать на все вопросы, которые вы пожелаете задать ей относительно всех обстоятельств дела.
— Звучит многообещающе, — оценил Барнаби. — Итак, миссис Холлингсворт…
— Ах, инспектор! — воскликнула Симона и вся подалась вперед, сцепив маленькие ручки. — Сказать не могу, как я счастлива, что все это теперь позади. Наконец-то!
— Уверен, что мы все…
— Вы не представляете, как я была несчастна. Дошла до того, что стала копить таблетки, которые мне прописал доктор. — Тут она с беспокойством посмотрела на Джилл, которая ободряюще кивнула. — Я чувствовала, что лучше мне умереть, чем жить так, как я жила. Я умоляла Алана отпустить меня. Я бы вернулась в Лондон и попробовала начать с чистого листа. Но он сказал, что не отпустит меня никогда. А если я убегу — отыщет меня, где бы я ни скрывалась, и… и убьет.
— Надеюсь, вы не собираетесь нас покинуть?
Симона пропустила его замечание мимо ушей. Розовый кончик языка облизнул и без того влажно блестевшие губы. Глядя на сержанта Троя, она попыталась изобразить обольстительную улыбку. Пунцовая верхняя губа приподнялась, обнажив острые белые резцы, но нервное напряжение, видимо, помешало ей, и улыбка застыла, превратившись в оскал:
— Привет, Гевин.
Трой молча развернулся и вышел на лестничную площадку. Замер, навалившись на перила. Его мутило, он чувствовал себя преданным и несчастным. Его сердце, полное неутоленной жажды, как будто пронзили отравленной стрелой.
Из спальни донесся голос Барнаби, но слов сержант не различал. Казалось, звуки долетают издалека и до него доходит лишь смутное эхо. Впервые в жизни он со страхом подумал, что вот-вот хлопнется в обморок.
— Симона Холлингсворт, — произнес старший инспектор, — я задерживаю вас по подозрению в убийстве вашего мужа Алана Холлингсворта. Вы имеете право хранить молчание…
Его поймали на слове. После задержания прошло два часа, и все это время Симона хранила молчание, исключая телефонный звонок юристу «Пенстемона» Джилл Гэмбл, которая сказала, что сможет приехать в участок только после семи вечера.
В ожидании адвоката Барнаби созвал внеочередную летучку, на которой присутствовали, как и следовало ожидать (ведь о ней было объявлено за тридцать минут до начала), только те члены команды, которые в это время находились в участке.
Одри Брирли была на месте, а Гевин Трой — нет. Отпросился в последний момент, и на сей раз Барнаби счел это обоснованным. Сержант был на грани срыва, но скорее умер бы, чем позволил себе пустить слезу при публике. Он обратил острие своей боли против себя и, подобно побежденному воину, упал грудью на воткнутый в землю клинок в яростной попытке убить недавно зародившееся чувство. Раненый и обманутый в лучших побуждениях, Трой ни на что не годился, и старший инспектор отослал его домой.
Люди Барнаби рассеялись по комнате, открывая банки с газировкой и занимая очередь к чайнику, чтобы заварить кофе в фильтр-пакетах. Кто-то шелестел обертками конфет и печенья, другие хрустели чипсами. Телефонные линии перевели на соседнее помещение и отрядили туда гражданских телефонисток для приема срочных сообщений. Все приготовились вникать в новые обстоятельства дела.
До сих пор старший инспектор информировал их лишь о важнейших событиях последних нескольких часов. Все знали, что Симона Холлингсворт арестована, и знали почему. Теперь их занимали всяческие детали, все неприглядные подробности.
Каждому было ясно, что, пока обвиняемая помалкивает, Барнаби может представить собравшимся лишь предположительную реконструкцию событий, а не совокупность реальных фактов. Однако старшему инспектору не терпелось прямо сейчас распутать хитрую сеть, в которую их всех завлекли.
Как и его дочь, он тяготел к цирковым эффектам. Барабаны выбивают тревожную дробь, и вот оно! «А сейчас, леди и джентльмены, у вас на глазах… Прямо у вас на глазах…»
«Но с чего же начать?» — подумал Барнаби, перебирая свои заметки. Ни одно преступление не возникает на пустом месте, а это, по его ощущениям, зрело давно. Может, с самой свадьбы, а возможно, с того самого момента, как паучиха положила глаз на аппетитную, жирную муху.
— Итак, старший инспектор, что заставило вас ее заподозрить? — закинул пробный шар сержант Берилл.
— Не было какой-то одной зацепки. Скорее, совокупность деталей, обрывков информации, разговоров, которые до поры до времени ничего не значили, но, собранные вместе, приобрели новый смысл.
«Может, с этого и стоит начать? С деревни Фосетт-Грин и ее мнения о второй жене Алана Холлингсворта?»
— Поначалу необычным мне показалось вот что: с кем бы я ни говорил, все отзывались о Симоне одинаково. Вещь довольно странная. Обычно, спрашивая мнения шести разных людей, ты получаешь шесть разных ответов. А тут звучали одни и те же слова. Миссис Холлингсворт находили рассеянной, одинокой, ребячливой и не слишком умной. Легко всем пресыщается и тем не менее остается послушной и любящей женой, несмотря на жестокое обращение с ней супруга.
— Мы не знаем точно насчет жестокого обращения. Только со слов врача, — строптиво заметила Одри.
— Я еще к этому подойду. Сейчас хочу подчеркнуть следующее: в отличие от всех нас, подстраивающих свое поведение под обстоятельства и компанию, Симона везде показывала одно и то же. О чем это говорит?
— Она играла роль? — нерешительно предположил юный констебль Беллинг, крутя свои пышные усы.
— Вот именно. Скука, я думаю, была не наигранной. Но во всем остальном она играла. Подстерегала удобный момент. Она вышла замуж ради денег и, как стало ясно при самом беглом осмотре спальни и гардероба, успела освоить их в довольно крупных размерах. Но хотя на первый взгляд и кажется, будто это история о деньгах, на самом деле она еще и о любви.
— О любви?! — Сержант Берилл недоверчиво закатил глаза. — Сдается мне, она выжала муженька досуха, а потом укокошила.
— Не про Алана речь. Его она не любила. Я имею в виду ее первого мужа. — Пролистав свои заметки, Барнаби нашел то место, где говорилось о мужчине из Кьюбитт-тауна. — Вот оно: «По слухам, жена Джимми была без ума от него, а он — от нее. И оба помешаны на деньгах, только он — больше». Но Этертон, по словам очевидцев, узрел на горизонте кое-что получше и смылся.
— И вы заключили, что она по его примеру нашла себе кое-кого получше, — поспешил заметить инспектор в штатском Алан Льюис.
— И спланировала собственное похищение? — усомнился Беллинг.
— С его помощью. Думаю, на самом деле они никогда не теряли связи.
— Погодите, сэр, — подала голос Одри, — тут я не могу с вами согласиться. — Одобрительный гул аудитории свидетельствовал о том, что многие ее поддерживают. — Наверняка все подстроила Сара Лоусон на пару с этим типом, которого мы все называем Тимом.
— Верно!
— Лоусон ведь призналась!
— А квартира?! Это она сняла квартиру, где держали Симону.
— И камеру нашли в ее коттедже!
— Вы же сами говорили, что она узнала фотографии.
— К тому же Симона влюбилась в ее дружка. С этого все и началось!
— Все, что вы говорите, — за исключением последнего — правда, — внес свой вклад Барнаби.
— Тогда я не понимаю, к чему вы ведете, босс, — сказала Одри, возвращаясь к началу обсуждения. — Либо все устроила Лоусон со своим бойфрендом, либо план принадлежал Симоне и ее бывшему. Не могли же они закрутить дело вчетвером?
— Как раз так и произошло. Только их было всего трое. — Он подождал, пока стихнут возгласы недоумения, и продолжил: — И только двое из них знали, что в действительности происходит. Я уже говорил, что это история о любви. Любви Джимми Этертона и его жены. Но подозреваю, что она не идет ни в какое сравнение со страстью Сары Лоусон. К сожалению, я не задержал Сару вовремя, и в ее распоряжении оказалось достаточно времени, чтобы сочинить альтернативный сценарий. Она придумала его, чтобы защитить женщину, которая ее подло предала, и, несомненно, будет держаться своей истории до конца. Потому, что ей стало нечего терять и незачем жить.
— Вы хотите сказать, — предположил инспектор Льюис, — что никакого Тима не существует вовсе?
— Совершенно верно.
— И когда вы это обнаружили?
— Во время последней беседы с Лоусон. Я сказал, что ее друга видели, когда он поднимался по задней лестнице в квартиру на Флевелл-стрит. На лице ее изобразилось полное недоумение. Она явно не понимала, о чем или, вернее, о ком я говорю. — Барнаби заново прокрутил в голове всю сцену, какой ее запомнил. Ясно представил себе тот момент, когда Сара поняла наконец, как жестоко ее обманули. Но даже теперь, когда нож вошел в сердце, она постаралась защитить женщину, которую любила.
— Зачем ей потребовалось выдумывать какого-то Тима?
— Поначалу в этом не было необходимости. Убедить Холлингсворта, что его жену похитили, не стоило особых усилий. Упрятать Симону, сделать фотографии, отослать их по почте — без проблем. Но вот когда мы нарыли — в буквальном смысле — эти снимки, вся схема стала трещать по швам. А когда отыскали съемную квартиру на Флевелл-стрит, Сара запаниковала. Не то чтобы она испугалась за себя. Как нам известно, вечер пятницы после похищения и почти все выходные она провела в Фосетт-Грине, так что не могла быть в ответе за то, что случилось.
— Выходит… это был Этертон? — спросил констебль Беллинг.
— Да нет же, — в некотором раздражении ответил Барнаби. — Неужели вы еще не поняли? Не было никакого похищения. Снимки — фальшивка.
— Фальшивка?
— Они выглядели чертовски убедительно, сэр. Как работа профессионала.
— В самую точку, Беллинг. Когда я беседовал с Эвис Дженнингс, она кое-что рассказала мне о жизни Симоны до брака с Аланом. Чем та занималась, где крутилась. — Барнаби снова пошелестел листочками и прочел вслух: — «В цветочном магазине, например. После окончила курсы косметологов, еще работала какое-то время на телевидении и кассиром в клубе». У меня недостало ума связать между собой курсы косметологов и работу на телевидении. Я решил, что она трудилась где-нибудь в офисе.
— Никто из нас не обратил на это внимания, — сказала Одри. Временами в ней просыпался материнский инстинкт, заставляя вставать на защиту шефа. — Все читали протокол допроса.
— Эту связь установили, начальник?
— Пока что нет. Ждем информации от телекомпаний.
— Очень возможно, что вы правы, шеф. Я смотрела последний выпуск «Несчастного случая». Боже мой, как они все это снимают! Море крови во весь экран.
— Наверное, из-за этого она и не объявлялась так долго.
— Вот именно. Не могла же она быстренько смыть грим и появиться как ни в чем не бывало? Предполагается, что нужно время, чтобы зажили ссадины и сошли синяки.
— А если подумать, зачем вообще было так рисковать и возвращаться, начальник? — спросил констебль Беллинг. — Колье при ней, кольцо тоже. И выкуп.
— Как вдова Холлингсворта, она надеялась унаследовать все. Коттедж «Соловушки», да и фирма «Пенстемон» — солидный куш.
— И ради него она убила мужа?
— Полагаю, да, хотя не сомневаюсь, на допросах прозвучат другие версии.
— При условии, если она решит не играть в молчанку.
— Да. — Барнаби старался не рассматривать эту возможность. При всей краткости знакомство с истинной миссис Холлингсворт дало ему почувствовать, что у нее стальной хребет, каменное сердце, а воля не уступает твердостью его собственной. — Как именно она заставила мужа выпить смертельную дозу, мы пока не знаем. Однако нам точно известно, что галоперидол у нее имелся. Она дважды посетила врача и мастерски разыграла перед ним нервный срыв, предъявив для пущей убедительности синяки и ссадины. Правда, когда доктор пожелал осмотреть их поближе, она, по его словам, «отшатнулась». Он дважды выписывал ей галоперидол, но на третий раз отказал в рецепте. Опасался, как бы она не покончила с собой.
— Молодец дамочка! — невнятно провозгласил из задних рядов малый, набивший рот палочками «твикс».
— Любому, кто с ней не встречался, легкость, с которой она манипулирует людьми, может показаться просто невероятной, — продолжал Барнаби. — Могу лишь сказать, что за все годы службы не встречал никого, кто делал бы это лучше нее.
Тут старший инспектор остановился и привычно взглянул на циферблат своих наручных часов. Ровно шесть тридцать. Пора заканчивать. Пора ополоснуть лицо водой и выпить чашку чая. Потом четверть часа тихо посидеть в кабинете, собираясь с мыслями, потому что следующая встреча потребует крайнего напряжения сил и осторожности. И это еще мягко сказано.
Сопровождаемый сержантом Бериллом, старший инспектор Барнаби вошел в то самое помещение наверху, где совсем недавно допрашивал Сару Лоусон. Четкого плана у него на сей раз не было. Не имелось и козырей в рукаве. Ни заранее заготовленных коварных фраз, ни остроумных реплик. Он решил определиться с тактикой по ходу допроса.
При появлении полицейских Симона и Джилл Гэмбл, которые беседовали между собой, замолчали, однако у Барнаби сложилось впечатление, что они только что о чем-то спорили.
Симона выглядела спокойной и собранной. Вероятно, она решила сгладить несхожесть между вызывающим великолепием последнего появления на публике и непритязательной скромностью предыдущего образа — женщина вамп против сельской молочницы. А потому сейчас на миссис Холлингсворт было простое, серого шелка платье-рубашка, гладкие серебряные треугольники серег в ушах и массивные коралловые браслеты на запястьях. Продуманная косметика создавала иллюзию естественного сияния, а духи она выбрала легкие, цветочные. Барнаби вздохнул с облегчением, поняв, что это не «Джой».
Он обменялся рукопожатием с Джилл Гэмбл, которую знал давно. Сержант Берилл включил магнитофон на запись, и допрос начался. Первой вступила Джилл:
— Должна сказать сразу, старший инспектор, что моя клиентка не согласна с выдвинутым против нее обвинением. Однако она не отрицает, что находилась в коттедже «Соловушки» в ночь смерти ее мужа, и готова искренне отвечать на все вопросы, которые вы пожелаете задать ей относительно всех обстоятельств дела.
— Звучит многообещающе, — оценил Барнаби. — Итак, миссис Холлингсворт…
— Ах, инспектор! — воскликнула Симона и вся подалась вперед, сцепив маленькие ручки. — Сказать не могу, как я счастлива, что все это теперь позади. Наконец-то!
— Уверен, что мы все…
— Вы не представляете, как я была несчастна. Дошла до того, что стала копить таблетки, которые мне прописал доктор. — Тут она с беспокойством посмотрела на Джилл, которая ободряюще кивнула. — Я чувствовала, что лучше мне умереть, чем жить так, как я жила. Я умоляла Алана отпустить меня. Я бы вернулась в Лондон и попробовала начать с чистого листа. Но он сказал, что не отпустит меня никогда. А если я убегу — отыщет меня, где бы я ни скрывалась, и… и убьет.