Поиграем

Я вздрогнула.

— Он умер. В начале прошлого года.

На лице матери отразился ужас:

— Нора… мне очень жаль.

Вздохнув с трудом, я сказала:

— Это были дерьмовые несколько лет.

Затем я увидела фотографию нас, которая мне нравилась больше всего — мама обнимала папу, а папа крепко обнимал меня. Мне было около восьми или девяти. Сейчас мама повесила снимок возле кухонной двери.

— Он ненавидел меня?

— Нет, — ответила мама мгновенно. — Он грозил тебе, но я знала твоего отца лучше, чем он думал, и он был зол на себя. Он обвинял себя в том, что прогнал тебя. На самом деле ему стало только хуже. — Она вздохнула. — Боюсь сказать, но трудности пробудили не лучшие качества в твоем отце.

— Мне жаль, что я сбежала, — сказала я, глядя маме в глаза. — Вот почему я приехала сюда, чтобы сказать это. И понять, прощена ли за то, что сбежала, когда ты во мне нуждалась.

Мама нахмурила брови.

— Здесь нечего прощать. Это мы должны быть теми, кого ты должна простить, Нора. Я понимаю, почему ты ушла. Ты была умным замечательным ребенком, а я заставила тебя думать, что ты не заслуживаешь того, чего можно достичь за пределами этого городка. Я мучила тебя. И была жестокой долгое время, и только когда ты ушла от нас, я очнулась. Слишком мало, слишком поздно.

— Ты так изменилась, — задумчиво произнесла я, рассматривая маму, радуясь, что ее глаза перестали быть тусклыми и уставшими. — А этот дом?..

Ухмыляясь на мой незаконченный вопрос, мама ответила:

— Это все твой папа. Сукин сын сидел на деньгах, Нора. Наследство от дяди, доставшееся ему, потому что у того не было детей. Часть этих денег отец использовал для создания своей строительной компании. Деньги, подлый ублюдок, хранил втайне от своей жены и удачно вложил. Не говоря уже о том, что я узнала от Кайла Трента на похоронах твоего отца. Кайл заплатил приличную сумму за компанию и дом, но отец попросил скрыть это от меня.

Потрясенная, я не могла осмыслить сказанное.

— Но почему он лгал?

И тогда меня осенило.

Я могла бы пойти в колледж.

— Обучение, — прошептала я.

Глаза матери наполнились чувством вины.

— Я действительно думала, что мы не можем себе этого позволить. Если бы я знала, что мы можем отправить тебя в колледж, а потом еще куда-нибудь, я клянусь… — мама покачала головой. — Я очень злилась на твоего отца после его смерти, когда получила все эти деньги. У нас с ним уже не было хороших отношений, и я знала, что единственный способ выжить, это все время работать. Мне нравилось работать. Мне нравилось быть среди людей. И я чувствовала горечь, из-за того что потеряла наш красивый дом, а мой ребенок, который до этого слушал, как ее папа наполняет ей голову большими мечтами об образовании Лиги Плюща, собирался на работу, которую ненавидел. Когда поняла, что он удерживал тебя от учебы, не давал нам покоя и безопасности… я хотела воскресить его, чтобы убить.

Я почувствовала, как в животе горит собственный гнев, а также невероятное количество боли.

— Я думала, что он любил меня. Зачем ему врать?

— Он любил тебя. Я думаю, он был напуган, что ты пойдешь в колледж и оставишь его наедине со мной. Ирония в том, что ты все равно убежала.

Минуту мы сидели молча, а потом я оглядела красивую кухню.

— Итак, ты потратила деньги?

— Строительство дома было своего рода терапией. Это помогло мне преодолеть то, что он сделал.

— Дом прекрасен.

— Спасибо. — Мама откинулась на стул с высокой спинкой и сказала: — И ты можешь оставаться здесь столько, сколько хочешь. Но должна знать, что я положила часть денег на твой счет, на случай, если ты вернешься.

— Мама, тебе не нужно давать мне деньги. Я приехала не для этого.

— Конечно, не для этого. Но деньги твои. — Мама склонила голову в сторону. — Ты училась в колледже?

Я покачала головой.

Мама улыбнулась.

— Ну, если ты все еще хочешь, на этом счету достаточно денег, чтобы попасть туда, куда хочешь, и продержаться там четыре года.

Наверное, полное неверие, которое я испытывала, проявилось на моем лице, потому что мама засмеялась и наклонилась, чтобы погладить меня по руке.

— Я знала, будет приятно сказать тебе это, но никогда не представляла, что настолько.






Глава 23




— Нора? Нора, — прошептал мне на ухо Джек. — Я сказал: прости.

Я отмахнулась от воспоминаний и бросила на него взгляд через плечо.

— Все хорошо.

— Дублеры Виолы и Герцога Орсино, — позвал Квентин, поворачиваясь к нам, снова прерывая репетицию. Я сползла вниз с сиденья со стоном. — Пожалуйста, воздержитесь от бессмысленной болтовни.

— Мои извинения, — выкрикнул Джек. — Я прекращаю болтовню и мисс О'Брайен тоже обещает не болтать.

— Вы все сведете меня в могилу. — Квентин провел рукой по своим густым темным волосам. — Мой отец был прав. Я должен был инвестировать свои деньги в акции Facebook. Но нет, мне захотелось открыть театр.

Я закашляла, чтобы прикрыть смех, и закрыла ноутбук. Я ни за что не напишу сочинение на репетиции. С моей стороны было глупо так думать.

— Эй.

Я закатила глаза и посмотрела на Джека.

— Что?

Его лицо было на удивление серьезным.

— Я действительно сожалею о твоем отце.

Кивнув в знак благодарности, я обернулась и сосредоточилась на сцене, пытаясь вникнуть в пьесу. Но мысли продолжали возвращаться в Донован. Я пробыла с мамой несколько месяцев, восстанавливая отношения, и на самом деле знакомясь с ней. Она работала всего несколько часов в день в кофейне «Мэй», потому что должна присматривать за Трикси. Меня немного поразило, что она уделяла собаке больше внимания, чем в свое время собственному ребенку, но обижаться я не хотела. Ни на нее, ни на отца. Я слишком устала от обид. Кроме того, было очевидно, что мама изменилась.

Мы провели вместе всего несколько месяцев, и я узнала о моем отце больше, чем за все годы до этого. Пока там жила, я смогла переболеть душой и сделать это свободно, потому что только мама понимала, насколько сложными были мои чувства к отцу. Он был героем, который подвел меня, но я давно простила его за это. Если честно, мне не нравился мужчина, которым он стал, но я любила человека, которым он был, всем сердцем и душой. В некотором смысле, я уже оплакала потерю отца давно. Мне нужна была помощь мамы, чтобы преодолеть страх; я продолжала бояться, он не простил меня за то, что бросила его.

Ничего не скрывая, я рассказала маме о своей жизни в Эдинбурге, о Джиме, Сеоне, Родди и Энджи. О Сильви и о мужчине, который заставил меня бежать домой в Индиану.

От нее не последовало никакого суждения; ей было только жаль, что она не находилась рядом, чтобы помочь.

Что больше всего удивило меня при отъезде в Эдинбург, как тяжело было сесть на самолет и оставить маму. Мы каким-то чудесным образом сблизились, и я не была готова ее отпустить. Но Донован не был моим домом. Эдинбург жил в моей крови, и он призывал меня вернуться.

Сеона, Родди и Энджи, каждое воскресенье общались со мной по Скайпу. Сеона была вдохновлена, по ее мнению, моим смелым решением — отправиться домой и противостоять своим страхам.

И она столкнулась со своим собственным.

Она сказала Родди, что любит его.

Его ответ: «Давно пора, мать твою, женщина!»

Короче, он тоже сказал, что любит ее.

Теперь они либо ссорились, либо обжимались. Они не могли держать руки подальше друг от друга, и так же, как была рада за них, я тайно завидовала им.

Когда была в Штатах, я скучала по ним и отчаянно желала вернуться домой и посмотреть, на что похож мир, когда Родди и Сеона вместе.

Последним толчком покинуть Донован стала мама. Она сказала, что больше не хочет меня сдерживать, и что прилетит в гости, или наоборот. Так и случилось. Мама прилетела летом, и осталась на несколько недель, до начала моего первого семестра в Эдинбургском университете. Я поступила на курс по английскому языку и литературе, и намеревалась продолжить обучение в магистратуре, чтобы в дальнейшем преподавать. Когда-то я интересовалась психологией, но, проведя время с детьми в больнице, поняла, мне нравится просто быть рядом с ними. Преподавание казалось следующим по значимости делом.

Что касается моих детей в больнице, я договорилась с Джен, и звонила по Скайпу, когда начинала по ним скучать. Хотя нам всем было грустно прощаться, я сказала, что должна поехать домой в Штаты, чтобы быть с семьей, что на самом деле не было ложью.

Я очень скучала по детям. Так что да, путь преподавателя был верным для меня.

Однако я не хотела расставаться со своей мечтой оказаться на сцене. Отбросив страхи, я пошла на прослушивание в труппу Квентина, и, к моему удивлению и восторгу, он принял меня, хотя и сказал, что я, цитирую: «Из проклятых колоний».

Сеона, честная как всегда, несколько недель назад сказала, как она гордилась мной, за то что я собрала свою жизнь; что никогда не видела меня такой довольной и такой спокойной. Похоже, она тоже искала утешения в том, что я счастлива. И я сказала ей, что никогда не была счастливее.

Это не было правдой.

Но то, что я чувствовала, было настоящим. Я была полна решимости изменить свою жизнь. Я простила себя. Перестала ругать себя. И я больше никогда не хотела чувствовать, что недостаточно хороша для кого-либо. Более того, я никогда не собиралась ставить себя в ту же ситуацию, в которую поставила с Эйданом Ленноксом.

Вот.

Я произнесла его имя.

Что такое Эйдан Леннокс, как не фантазия, созданная моими желаниями и обстоятельствами? Тем не менее думать о нем все еще больно, поэтому я редко позволяла себе это, что означало, я также редко позволяла думать о Сильви.