Похитители снов

Через несколько часов Ганси и Адам оказались в коридоре, в северном крыле дома, между кухонной лестницей и старой комнатой Ганси. Из гостиной по-прежнему доносились оживленные разговоры. Адам сомневался насчет Ганси, но точно знал, что сам он пьян. По крайней мере во рту у него был вкус шампанского, а мир казался темным и размытым. Раньше он не пил. За Адама это делал отец.

Они стояли бок о бок на роскошном фиолетовом персидском ковре возле удобного столика в стиле королевы Анны. На нем теснились безделушки, посвященные охоте. Тусклые золотистые версии Адама и Ганси виднелись в потрескавшемся черном зеркале, которое висело на стене. В отражении обычно аккуратная линия рта Ганси была тревожно изогнута. Он дернул себя за галстук, так что узел залихватски задрался.

– Ты можешь поверить, – трагически произнес Ганси, – что я вырос в таком месте?

Адам не стал говорить, что он этого и не забывал.

– Жаль, что мы не можем вернуться завтра, – продолжал Ганси. – Жаль, что нельзя поехать и посмотреть, не появился ли Кабесуотер.

Когда он произнес «Кабесуотер», у Адама свело шею, словно чей-то ловкий палец поддел туго натянутое сухожилие. Еще один образ попытался пробиться на поверхность – моргнув, Адам краем глаза увидел мужчину, который стоял у него за спиной и смотрел в зеркало. Печальное лицо, шляпа-котелок. «Почему бы и нет? – сердито подумал Адам. – Блин, почему нет?»

– Rex Corvus. Никогда больше не буду пить.

– Ты не пьян, – сказал Ганси. – Это был имбирный эль. В основном. Посмотри на наши лица. Мы старше, чем прежде.

– Когда?

– Минуту назад. Мы всё время становимся старше. Адам… Адам, ты этого хочешь? Этого? – он элегантным и небрежным жестом указал на нижний этаж, словно отталкивая роскошь дома от себя.

Адам ответил:

– Я хочу свалить из Генриетты.

Он знал, что это жестоко, хоть и честно. Потому что, конечно, Ганси должен был сказать…

– …а я нет.

– Знаю, что нет. Послушай, я не пытаюсь… – Адам собирался сказать «отделаться от тебя», но ему не хватило сил, даже с помощью шампанского, плещущего о берега.

Ганси издал ужасный смех.

– Я – рыба, которая разучилась дышать в воде.

Но Адам думал о том, о чем умалчивали оба: они шли перпендикулярными путями, а не параллельными, и рано или поздно должны были разойтись. Сразу после окончания школы, скорее всего. Если не в колледже, то потом.

В нем нарастало напряжение, вроде того, что порой не давало ему покоя по ночам, когда он мечтал спасти Ганси – или БЫТЬ Ганси.

Тот повернулся к Адаму; от него пахло мятой и шампанским. Он был собой – и ими обоими. Ганси спросил:

– Почему ты пошел в Кабесуотер без меня?

Вот оно.

Объяснить было сложно. Адам пожал плечами.

– Нет, – возразил Ганси. – Не надо.

– Я не знаю, что сказать.

– Правду.

– Я не знаю, что тут правда.

– С ума сойти… – произнес Ганси. Он включил Тот Самый Голос. Голос Ричарда Ганси Третьего. – Нельзя что-то делать, не зная зачем.

– С Ронаном, возможно, это и сработает, – заметил Адам. – Но не со мной.

Ганси в зеркале невесело рассмеялся.

– Ронан никогда не брал мою машину. И не врал мне.

– Перестал. Я тоже не врал. Нужно было торопиться, иначе Пуп получил бы контроль над линией, – Адам вытянул руку в направлении лестницы, в направлении вечеринки и голосов, поющих на латыни. – И именно ОН слышал бы это. Я поступил правильно.

– Речь не про сейчас. Я спрашиваю о том, что произошло ТОГДА. Ты прошел совсем рядом со мной. Но тебе так хочется быть Адамом Пэрришем, одиноким воином…

Он и был Адамом Пэрришем, одиноким воином. Ганси, воспитанный восторженными прихлебателями, никогда бы этого не понял.

Адам постепенно накалялся.

– Что ты хочешь от меня услышать, Ганси?


– Просто скажи почему. Я уже несколько недель защищаю тебя от Блу и Ронана.

Мысль о том, что его поведение служит темой для разговоров, взбесила Адама.

– Если у других ко мне какие-то претензии, пусть поговорят со мной.

– Черт, Адам. Дело и не в этом тоже. Дело вот в чем… просто скажи, что этого больше не будет.

– Чего «этого»? Чтобы люди не делали то, о чем ты не просил? Если тебе нужен человек, которого ты сможешь контролировать, ты выбрал не того.

Настала тишина, наполненная лишь отдаленным звоном столовых приборов и бокалов. Кто-то рассмеялся, высоко и восторженно.

Ганси просто вздохнул.

И этот вздох стал последней каплей. Потому что он не говорил о жалости. Он буквально вопил о ней.

– Нет, – огрызнулся Адам. – Не смей.

На сей раз никакого перехода не было. Никакого переключения от обычного состояния к гневу. Потому что он уже разозлился. Уже успело стемнеть – а теперь наступил мрак.

– Посмотри на себя, Адам, – Ганси протянул руку, как экскурсовод. Первый экспонат, Адам Пэрриш, самозванец. – Просто посмотри…

Адам был по горло сыт этими искателями развлечений, их фальшивой вежливостью, сверкающим светом, нескончаемыми подделками. Он тщетно пытался подобрать слова.

– О да. «Вот Адам, вечно с ним одни проблемы. Что, по-твоему, он имел в виду, когда пробудил силовую линию в одиночку? Не знаю, Ронан. Давай не будем спрашивать у него». Знаешь, Ганси, ты тут вообще ни при чем. Я делал то, что нужно было сделать.

– Не лги. Было много других способов.

– Но ты ими не пользовался. Либо ты хочешь найти Глендауэра, либо нет.

Было нечто жестокое и раскрепощающее в возможности сказать вслух всё, что он думал. Адам крикнул:

– И он тебе не нужен. А мне нужен. Я не собираюсь сидеть и ждать, когда кто-нибудь перехватит мою удачу!

Взгляд Ганси метнулся в коридор, затем вернулся к Адаму. «Правильно, Ганси, не буди ребенка». Понизив голос, он сказал:

– Глендауэр не твой, Адам. Он сначала был моим.

– Ты позвал нас. Либо искренне, либо нет. Ты сам это устроил.

Ганси слегка коснулся пальцем груди Адама.

– «Это»? Сомневаюсь.

Адам схватил его за запястье. Довольно грубо. Рукав костюма показался ему скользким, как кровь.

– Я не буду твоим слугой, Ганси. Ты этого хотел? Если тебе нужно, чтобы я помогал искать Глендауэра, не мешай мне действовать по-своему.

Ганси вырвался из хватки Адама. И вновь бросил взгляд в коридор.

– Видел бы ты себя в зеркало.

Адам не стал смотреть.

– Если мы ищем Глендауэра, то как равные, – сказал он.

Ганси воровато обернулся. Его губы двинулись, словно он хотел сказать «ш-ш» – но он не издал ни звука.

– Что? – спросил Адам. – Боишься, что кто-то услышит? Люди узнают, что не всё благополучно в мире Дика Ганси? Порция реальности им не повредит!

Внезапным взмахом он снес все безделушки со столика эпохи королевы Анны. Лисиц с мохнатыми ногами и собак в прыжке. Они попадали на пол с приятным болезненным стуком. Адам возвысил голос:

– Конец света, чуваки!

– Адам…

– Я не нуждаюсь в твоей мудрости, Ганси, – перебил он. – Не нуждаюсь в том, чтобы ты со мной нянчился. Я попал в Агленби без твоей помощи. Нашел Блу без тебя. И без тебя разбудил силовую линию. Я не приму твою жалость.

Наконец Ганси замолчал. В его глазах, а может быть, в выражении губ или в подбородке, появилось нечто отстраненное.

Он больше ничего не сказал. Лишь слегка отряхнул рукав, за который его схватил Адам, и расправил складки. Брови Ганси были сдвинуты, как будто это действие требовало концентрации внимания. Затем он ушел, оставив Адама в коридоре.

Зеркало рядом с Адамом отразило его самого – и смутный облик привидения, которое не видел никто, кроме Адама. Оно вопило – но беззвучно.