Поезд убийц

— Не все, что я говорю, связано с Томасом. Это был я. Я сказал это! Это моя цитата. Не ищи виновного. Назначь его.

— И что это значит?

— Мы выбираем кого угодно, кто едет на синкансэне, то есть действительно кого угодно, и назначаем его виновным.

Выражение лица Мандарина меняется. От внимания Лимона не ускользает эта перемена. «Ой, вы только посмотрите, кому нравится мой план». От мысли, что Мандарин удивлен его идеей, Лимону трудно спокойно усидеть на месте.

— Неплохо, — бормочет Мандарин.

— Правда ведь?

— Но это не означает, что Минэгиси на это купится.

— Кто его знает. Но это лучше, чем просто сидеть здесь и ничего не делать. Я и ты, то есть, я хотел сказать, ты и я, мы провалили наше задание. Мы позволили убить мальчишку, и мы потеряли чемодан. Конечно, Минэгиси будет вне себя от ярости. Но если мы приведем к нему убийцу, это должно что-то для него значить.

— А что насчет чемодана?

— Думаю, мы можем сказать, что убийца от него избавился, или что-нибудь вроде того. Хочу сказать, я не думаю, что это решит все наши проблемы, но если мы всё сможем представить так, что в случившемся виноват кто-то другой, это, ну… ну ты знаешь, как это называется.

— Усмирит ярость Минэгиси?

— Да, точно, именно это я и хотел сказать.

— И кого мы используем?

Лимон счастлив, что Мандарин согласен последовать его плану, и хочет начать сейчас же, но вместе с тем он испытывает тягостное чувство оттого, что им придется через все это пройти.

— Погоди, мы что, правда собираемся так поступить?

— Это была твоя идея. Слушай, Лимон, если все, что ты хочешь делать, — это просто развлекаться, то в конце концов я взбешусь. Есть такие слова в одной книге, которая мне нравится: «Я презираю этого человека. Ибо даже когда земля раскалывается у него под ногами, а скалы обрушиваются ему на голову, все, что он делает, — это демонстрирует всем свои зубы в улыбке. Он смотрится в зеркало, чтобы проверить, не испорчен ли его макияж. Мое презрение обращается бурей, и я разрушаю это место — из-за него».

— Понял-понял. — Лимон успокаивающе машет рукой. — Не сердись.

Он слишком хорошо знает, каким опасным становится Мандарин, когда сердится. Обычно тот спокойно читает свои романы и практически не проявляет склонности к насилию, но стоит ему выйти из себя, как он становится неуправляемым и совершенно безжалостным. Из-за его сдержанной манеры невозможно сказать, сердится он или нет, что делает его еще более опасным. Все происходит мгновенно, без малейшего предупреждения, и выглядит это просто ужасно. Если Мандарин начал цитировать книги и фильмы — значит, пора начинать беспокоиться. Как будто, когда он приходит в бешенство, коробка с воспоминаниями в его голове открывается, ее содержимое высыпается наружу, и он начинает цитировать свои любимые строки. Это самый верный признак того, что его ярость скоро проявит себя.

— Я все понял. Буду вести себя серьезно, — Лимон немного поднимает руки. — Просто я знаю парня, на которого мы можем все свалить.

— На кого?

— Думаю, ты уже понял. На парня, который, возможно, знает, кто такой Минэгиси.

— На нашего знакомого, живущего по соседству?

— Именно. На парня, которого мы встретили по дороге.

— Да. Да, это подходящая кандидатура, — Мандарин встает. — Мне нужно в туалет.

— Нет, погоди. Что случилось?

— Мне просто нужно пописать.

— А мне что делать, если представится возможность до того, как ты возвратишься? Ну, я имею в виду возможность поговорить с нашим другом, живущим по соседству? Что, если тебя не будет рядом?

— Тогда тебе придется справиться самому. Ты ведь в одиночку отлично справляешься, верно? И, возможно, выйдет тише, если это сделает один из нас.

Лимону приятно, что Мандарин доверяет ему самому этим заняться.

— Да, хорошо.

— Только без лишнего шума.

Мандарин уходит из вагона. Лимон провожает его взглядом. Затем наклоняется к трупу мелкого Минэгиси, кладет руку ему на затылок и кивает его головой вниз и вверх, как если бы управлял марионеткой.

— Лимон, ты действительно полезный поезд, — со значением произносит он, словно исполняя свой лучший чревовещательный номер.





Божья Коровка





«Нельзя терять время на беспокойство», — сказала ему Мария. Но Нанао беспокоится. Он направляется в третий вагон и мучительно беспокоится всю дорогу.

Нанао думает о Мандарине и Лимоне. От этих мыслей его желудок начинает болеть. Он привык к опасной работе, но знает, какими грозными противниками могут быть профессионалы высокого уровня.

Когда дверь в третий вагон открывается, Нанао набирается решимости. «Они здесь. Веди себя естественно, — говорит он себе, — как будто ты всего лишь обычный пассажир, который возвращается из туалета; в тебе нет ничего подозрительного». Он старается выглядеть безучастным. В вагоне много пустых мест — просто идеально для того, чтобы выбрать, где ему сесть, но совсем не идеально, если он хочет смешаться с другими пассажирами. Нанао осматривается, сохраняя внешнее спокойствие. «Вон они». С левой стороны относительно него, примерно посередине вагона, на тройном ряде кресел сидят трое пассажиров. Мальчик возле окна прислонился к стене и спит как мертвый, но двое других бодрствуют. Тот, что сидит у прохода, выглядит очень серьезным. Он разговаривает с парнем, сидящим посередине, — судя по всему, засыпая того вопросами. Они одного роста и похожи друг на друга. У обоих длинные волосы, оба худощавые, оба с трудом помещают свои длинные ноги в пространстве перед сиденьями.

Нанао не может сказать, кто из них Мандарин, а кто Лимон.

Он принимает мгновенное решение сесть рядом с ними. Ряд позади них свободен. И следующий ряд позади него — тоже. Если он сядет от них подальше, то будет в большей безопасности, но если сядет поближе, то сможет лучше контролировать ситуацию. Мария совершенно сбила его с толку разговорами о Минэгиси, и Нанао чувствует себя неуверенно из-за своей череды неудач. Он представляет себе футболиста, решившегося на рискованный маневр, на который бы тот в другой ситуации никогда не пошел, чтобы разом исправить все ошибки, допущенные в игре ранее. Отчаянный гамбит, чтобы восстановить свою репутацию. Нанао ловит себя на мысли, что никогда не видел, чтобы это работало. Неудачи порождают только новые неудачи. Но игрок, загнанный в угол, должен попытаться…

Он садится на ряд позади них. Его успокаивает только то, что, когда он вошел в вагон, на мгновение встретился взглядом то ли с Мандарином, то ли с Лимоном и тот, судя по всему, его не узнал. «Слава богу, они обо мне ничего не слышали», — подумал Нанао с облегчением. К тому же, судя по его опыту, люди в принципе не обращают особенного внимания на тех, кто сидит у них за спиной.

Затаив дыхание и изо всех стараясь не привлекать к себе внимания, он вытаскивает из кармана в спинке переднего сиденья рекламный журнал и открывает его. Это оказывается каталог заказа товаров по почте с огромным количеством наименований. Листая его, Нанао пытается расслышать разговор Лимона и Мандарина. Слегка наклоняется вперед. Он не может разобрать и понять всего, о чем они говорят, но кое-что все-таки до него доносится.

Мужчина на центральном сиденье говорит что-то о Томасе и поездах. Мария сказала, что вроде бы тот, который любит Паровозика Томаса, — это Лимон. Значит, тот, который сидит рядом от него слева, — Мандарин, который любит литературу.

Нанао пытается вести себя как можно незаметнее, хотя его нервы буквально гудят от напряжения. Он переворачивает страницу каталога и видит предложенные на выбор чемоданы. «Если б они продавали чемодан Минэгиси, я бы его не раздумывая купил».

— Ну, значит, так. Ты говоришь, нам нужно найти того, кто убил мелкого Минэгиси, кто бы это ни сделал. Либо нам нужно найти чемодан. Потому что Минэгиси сердится на нас.

Нанао едва не подпрыгивает, услышав слова Лимона. «Так, значит, у них тоже нет чемодана…» И от него не ускользает имя Минэгиси. Но нет, не Минэгиси. Лимон сказал «мелкого Минэгиси». «И кто это такой? Звучит так, будто это сын босса Минэгиси. А у Минэгиси есть сын? Разве Мария об этом что-нибудь говорила?» Нанао не может вспомнить. Но он точно расслышал, как Лимон сказал, что маленького Минэгиси убили. А это значит, что кто-то убил сына босса Минэгиси… По спине у Нанао пробегает дрожь. «Кто это сделал? Кто вообще мог совершить что-то настолько безумное?»

Он вспоминает, как однажды сидел в идзакая[57], и бармен сказал сидевшим у барной стойки посетителям:

— В этом мире есть два типа людей.

Такое начало всегда обещает довольно скучное продолжение, и Нанао криво улыбнулся, но все же вежливо кивнул, показывая, что ему очень интересно.

— И какие это два типа?

— Люди, которые никогда не слышали о Минэгиси, и люди, которые его боятся.

В баре воцарилась тишина. Заметив это, бармен добавил:

— И, конечно, сам Минэгиси.

Все тут же заявили, что это три типа людей.

И хотя Нанао смеялся вместе со всеми, когда они начали подшучивать над барменом, он отметил про себя, что все, кого он знал, до смерти боялись Минэгиси и что страх перед этим человеком был самым безопасным из подходов. Сильнее, чем когда-либо, Нанао ощущал, что должен держаться от Минэгиси подальше.

— Внимание, викторина! — говорит Лимон, поднимая вверх указательный палец и принимая значительный вид. Нанао не может разобрать всего, но до него долетают слова «виновного» и «назначь его».

Затем, после непродолжительного разговора — слишком тихого, чтобы его можно было расслышать, Мандарин встает, страшно перепугав этим Нанао.

— Мне нужно в туалет.

Он поворачивается лицом к голове поезда, собираясь пойти в тамбур между третьим и четвертым вагоном.

Лимон останавливает его:

— Нет, погоди. Что случилось?

— Мне просто нужно пописать. — отвечает Мандарин.

— А мне что делать, если представится возможность до того, как ты возвратишься? Ну, я имею в виду возможность поговорить с нашим другом, живущим по соседству? Что, если тебя не будет рядом?

— Тогда тебе придется справиться самому. Ты ведь в одиночку отлично справляешься, верно? И, возможно, выйдет тише, если это сделает один из нас.

— Да, хорошо.

— Только без лишнего шума. — С этими словами Мандарин отворачивается и уходит.

В салоне третьего вагона воцаряется мертвая тишина. По крайней мере, так кажется Нанао. Конечно, поезд все еще мчится по путям, раскачиваясь из стороны в сторону, и его колеса стучат по рельсам, пока за окнами стремительно проносятся городские пейзажи, но у Нанао странное ощущение, будто в тот самый момент, когда закончилась беседа Мандарина и Лимона, в вагоне стало абсолютно тихо и время остановилось.

Нанао переворачивает страницу каталога. Пробегает глазами по напечатанным там словам, но не может уразуметь их смысл. «Сейчас или никогда, — думает он, пока его взгляд скользит по странице. — Лимон сейчас один. Если я собираюсь поговорить с ним, то это мой шанс».

«И что даст тебе разговор с ним? — спрашивает его внутренний голос. — Тебе нужно найти чемодан, а у них его точно нет; так в чем смысл?»

«Но больше нет никого, кто мог бы мне помочь!»

«Ты действительно думаешь, что они тебе помогут?»

«Если я упомяну Минэгиси, они, может быть, выслушают меня. Есть же такое выражение: “Враг моего врага — мой союзник”».