Подлинное искупление

Он дернул головой, безмолвно приказав мне войти в камеру.

Я шагнула вперед, и позади меня захлопнулась дверь. Я услышала, как справа от меня, за стеной, отделяющей меня от другой камеры, капала вода. Простояв посреди камеры бесконечное количество времени, я подошла к импровизированной кровати. Затем села на грубый, испачканный матрас и прислонилась спиной к жесткой стене.

Я закрыла глаза, пытаясь отогнать волну стремительно нарастающей во мне боли. Потом напомнила себе, зачем я здесь. Я должна быть сильной. От моей силы зависит судьба людей. От меня зависит судьба моей семьи.

«Ты не подведешь. Не подведешь свою семью… ещё раз».

Поэтому я сидела с закрытыми глазами, вырывая у себя из сознания цепкие когти страха.

Я здесь.

Чтобы выйти замуж за Пророка.

Так тому и быть.



ГЛАВА ТРЕТЬЯ



Каин

Большая деревянная дверь открылась, и охранники толкнули меня вперед. От неожиданного толчка у меня подкосились ноги, и я упал на пол. По венам хлынул жгучий гнев. Сжав руки в кулаки, я с трудом приподнялся над полом. Я почувствовал во рту привкус крови и понял, что при падении ударился губой. Я этого почти не заметил. У меня всё онемело. Казалось, прошло совсем немного времени, как за мной снова пришли охранники.

Я потерял сознание. Когда очнулся, меня опять волокли в это здание.

Я изо всех сил пытался хоть что-нибудь разглядеть; почти все мое лицо закрывали спутанные волосы и борода. Как только за мной захлопнулась дверь, мое внимание привлек белый проблеск. Я знал, что охранники ушли, но я был здесь не один. Я чувствовал, что рядом находится кто-то ещё.

Я отвёл волосы в сторону. Зажмурившись от яркого света, я все же попытался сосредоточиться на этом белом проблеске. Поморгав раза четыре, мне удалось разглядеть перед собой силуэт человека… человека, которого я знал так же хорошо, как себя самого.

Ну, или, по крайней мере, так мне казалось.

Иуда сидел на высоких ступенях в конце комнаты, ухмыляясь и небрежно положив руки на колени. Его длинные каштановые волосы были идеально ухожены, а борода теперь стала в точности такой, какую всегда носил я. У меня внутри все сжалось. Во мне ещё теплилась тщетная надежда на то, что наши люди заметят его обман. Но он выглядел в точности как я. И сидя сейчас передо мной с самодовольным блеском в глазах, он знал, что я тоже это вижу.

План Иуды сработал.

Иуда стал Пророком Каином.

Подстегиваемый этим и не желая терять волю к борьбе, я стал с трудом приподниматься на слабых руках, пока не сел прямо. У меня не осталось сил, я тяжело дышал, но не сводил глаз со своего брата.

А он не сводил своих жестоких, непроницаемых глаз с меня.

Меня переполнял целый поток противоречивых эмоций. Иуда был моим братом, пришел в эту жизнь вместе со мной. Нам суждено было стать вождями Ордена. Нас забрали у родителей, когда мы были ещё совсем маленькими, слишком маленькими, чтобы сохранить о них хоть какие-то воспоминания. Кроме друг друга у нас двоих никого не осталось. Он был моими кровью и плотью, моим лучшим другом… моим близнецом. Но глядя на него сейчас, я видел совсем не того брата, образ которого хранил в своем сердце. Близнец, с которым мы были когда-то так близки, теперь от меня отдалялся. Я знал, как это остановить, но я просто… не мог.

— Иуда, — произнёс он.

Его голос эхом отразился от толстых каменных стен. Несмотря на усталость, голова раскалывалась.

Иуда.

Он назвал меня Иудой. Его заблуждение оказалось глубже, чем я опасался.

От слетевшего у него с губ звука его собственного имени меня затрясло от злости. Я облизал сухие потрескавшиеся губы. Затем сглотнул, просто чтобы хоть немного промочить горло, и прохрипел:

— Каин.

Темные глаза Иуды вспыхнули яростью. Это только еще больше меня распалило.

— Каин, — повторил я. — Меня зовут… Каин.

Ухмылка исчезла с лица Иуды, и он напрягся всем телом. Я медленно положил руку на грудь.

— Это я Пророк… а не ты… не… ты…

Щеки Иуды сделались пунцовыми. Я уронил руку, не в силах ее удержать. Иуда смотрел, как она безжизненно упала мне на бедро. Его лицо снова побледнело, и он наклонился вперед. Он пристально посмотрел на меня, и я почувствовал, как в комнате сгустилось напряжение. Казалось, воздух так накалился, что им стало невозможно дышать.

Какое-то время он молчал, не отводя внимательного взгляда от моих глаз. Наконец, у него на губах появилась широкая, жестокая улыбка.

— Знаешь, брат, в детстве, я был убежден, что ты — величайший человек в мире. Даже выше дяди Давида.

Быстро выдохнув, я услышал слабый, хриплый свист — наглядное доказательство вреда, нанесённого мне побоями. У меня саднило и жгло горло, но гораздо сильнее заболело сердце, когда я почувствовал в голосе Иуды ностальгию. Потому что я это помнил. Помнил, как он смотрел на меня в детстве, когда мы лежали под летним солнцем на идеально постриженном газоне у нашего дома. Мы говорили о том, как однажды я вознесусь, и рядом будет мой брат. Всегда рядом, как это и было задумано Богом. Я с силой зажмурил глаза. Мы тогда были невинными детьми, глядящими на мир сквозь розовые очки. Мы и понятия не имели, что за путь нам предстоит, об опасных дорогах, по которым пойдем.

Это было удивительно. Я почувствовал, как меня охватывает воодушевление, которое мы оба тогда испытывали. Вспомнил свой страх перед моим призванием: стать Пророком.


Но я всегда знал, что справлюсь, потому что со мной был он.

Спустя всего несколько месяцев после моего вознесения, наша незыблемая связь была нарушена. Раздавлена его алчностью. Вытравлена его гордостью… уничтожена его жаждой мести.

Стиснув челюсти и всем телом напрягшись от ненависти, Иуда продолжил:

— Но, когда мы стали старше, ты только и делал, что меня разочаровывал. Мы оба изучали Священное Писание, но мне всё давалось легче, чем тебе. Нас воспитывали совершенно одинаково, но наказывали всегда только тебя. Ты делал ошибку за ошибкой, запинаясь в проповедях и путаясь в священных отрывках, словно слепой дурак.

Иуда склонил голову набок и скользнул своим прищуренным взглядом по моим покрытым татуировками рукам. По татуировкам Палачей. Я знал, что они его бесили. Его бесило, что это меня выбрали для выполнения задания, которое наш дядя считал таким важным.

Его бесило, что он — не я.

На его лице появилось незнакомое выражение. Впервые я не мог догадаться, о чем он думает.

— Потом дядя послал тебя к людям дьявола, — вздохнул Иуда.

Он провел рукой по лицу, совсем так же, как я. Покачал головой… так же, как я. Видимо, он изучил моё поведение и манеры.

У меня в голове вертелся вопрос: с какого времени он планировал этот захват власти? Достаточно долго, чтобы изучить все мои движения. Задолго до того, как я дал ему повод. У меня похолодела кровь. Мой брат, мой близнец… похоже, всё это время он во мне сомневался.

— Знаешь, когда тебя удалили от дома и поместили к тем людям, я почувствовал облегчение, — сказал он. — Мои дни проходили в уединении. Я учился и учился, и с каждым днем все больше укреплялся в вере, все лучше разбирался в нашем мировоззрении, и с каждым днём крепла моя вера, и росли знания о нашем движении. Я развил свою способность управлять нашим народом.

Иуда поднялся на ноги. Чтобы посмотреть ему в лицо, мне пришлось запрокинуть голову. Я стоял на коленях, глядя на возвышающегося надо мной Иуду. Я увидел, как от этого в его глазах вспыхнул настоящий триумф власти. Истинный Пророк стоит на коленях у ног отверженного брата.

Он ухмыльнулся, у него на лице появилось самодовольное выражение. Он присел и заглянул мне в глаза.

— Я никак не мог понять, почему дядя послал тебя, своего "избранного наследника", в лапы сатаны, — опустив руку, брат провёл ею по вытатуированному у меня на предплечье изображению Аида. — Но теперь я знаю.

Иуда кивнул, словно убеждал себя в правоте родившейся у него в голове теории.

— Он тебя испытывал. Он хотел посмотреть, сможешь ли ты противостоять искушению зла, — Иуда оставил в покое мою руку и небрежно пожал плечами. — Выходит, ты не смог.

— Я смог, — бросил я в ответ. — Я прожил среди них целых пять лет. Я собрал информацию, сделал нас сильнее. Без этой информации мы бы провалили миссию!

Я поморщился от пульсирующей боли в горле. Превозмогая ее, я добавил:

— Ты бы там умер, не пожив и нескольких недель. Ты слишком слаб. Я оставался сильным. Делал для нашей общей цели всё, что от меня требовалось.

Я стиснул зубы.

— Из-за них я убивал. Я забирал жизни, невинные жизни. Ты бы просто сдался!

Выражение лица Иуды не изменилось, но по тому, как сузились его глаза, я понял, что мои слова попали в цель.

— Ты не оставался сильным, брат, — насмешливым голосом проговорил он, едва сдерживая гнев. — Ты потерпел крах. У тебя в руках была окаянная, а ты ее отпустил, потому что решил, что любишь ее.

Он склонил голову набок.

— На самом деле, ты попал под ее чары, как и все остальные. Как и все слабые мужчины, которые попадались на это раньше. Из-за твоей слабости в нашу общину проникли те люди и убили нашего Спасителя.

Внутри меня забурлила ненависть к Иуде. Он и понятия не имел, о чем, черт возьми, говорит!

Иуда наклонился вперед.

— И даже потом, когда я преподнёс тебе всех трёх, как подарок на блюдечке с голубой каёмочкой, ты все равно не смог их удержать. Вместо этого ты их отпустил. Ты снова был ослеплен их красотой, влекомый грехом и похотью. А это, брат, совсем не в характере Пророка.

Я открыл было рот, чтобы возразить, но он меня опередил.

— По дороге домой мне стало ясно, почему тебя послали к Палачам.

Он дразнил меня, заставляя ждать его выводов, стоя на коленях.

— Потому что наш дядя знал, что ты не справишься. Знал, что ты поддашься злу, — глаза Иуды сверкнули праведным гневом, и он кивнул. — Он убрал тебя, чтобы я мог пребывать в уединении. Он понял, что ты меня отвлекаешь.

Его губы растянулись в медленной ухмылке; в моих венах застыла кровь.

— На самом деле, это мне суждено было стать Пророком. Все это должно было стать моим. Теперь я это вижу.

Мои руки сжались в кулаки. Потеряв последние крупицы самообладания, я сказал:

— Ты проповедуешь только ненависть! Я слышу тебя из своей камеры. Ты объявил пастве о Вознесении. Возвестил о конце дней. Ты вызвал массовую истерию!

— Потому что так оно и есть, брат. Время пришло, — спокойно ответил он.