Подлинное искупление

— Ты был прав насчет того, что участь нашего народа решена, брат. Несколько месяцев назад Бог поведал мне, как поступить, если люди дьявола одержат верх. У меня всегда имелся запасной план. Со мной говорил Господь, и я сделал, как он мне велел. Я хорошо нас подготовил, на всякий случай. Господь никогда не позволил бы мне — его сияющему свету — потерпеть неудачу. И вот этот момент настал.

Я замер и, увидев, что он уходит прочь, почувствовал, как меня покидают последние силы.

— Что ты хочешь этим сказать? Что ты приготовил? — проговорил я в его удаляющуюся спину. В моих словах слышалась паника.

Его охранники последовали за ним.

— Иуда! Что ты, черт побери, имеешь в виду?

Но Иуда и охранники просто ушли. Я сел на жесткий пол и посмотрел на своих друзей.

— Что он делает? Какого хрена он делает? Скоро здесь будут Палачи. Они откроют огонь. Они всех убьют.

Мои друзья ничего не ответили; они, также, как и я, не имели об этом ни малейшего понятия. Но посидев в молчании всего несколько минут, я уловил происходящие в воздухе изменения. У меня внутри нарастало и крепло некое зловещее чувство, пока не превратилось в мощную волну страха. У меня всё никак не выходили из головы слишком спокойные глаза Иуды. Я никогда раньше его таким не видел. В нем что-то перемкнуло.

Он собирался сотворить что-то ужасное… Я просто это знал.

По пустой равнине эхом прокатился треск оживших громкоговорителей. Из них раздался голос Иуды, и у меня ёкнуло сердце.

— Люди Ордена! Бросайте все свои дела и собирайтесь на Великой равнине. Торопитесь! Берите с собой детей; сообщите всем своим друзьям. Повторяю, всем собраться на Великой равнине. Господь явил мне новое откровение. И нам надо спешить, от этого зависит само наше спасение!

Из динамиков полилась дребезжащая молитвенная музыка.

Через несколько секунд на травянистую поляну постепенно начали подходить люди. Они были на другой стороне равнины. Я пытался кричать, чтобы привлечь их внимание, но мой голос заглушала музыка. Я ухватился за решетку, увидев, как к равнине приближаются охранники и старейшины общины, таща за собой какие-то повозки. Я прищурился. Повозки были загружены большими бочками.

Стефан, Руфь, Соломон и Самсон тоже приблизились к дверям клетки.

— Что это за чертовщина? — спросил я, когда на поле прикатили ещё больше повозок с новыми бочками, а потом еще с коробками, заполненными чем-то, чего я не мог разглядеть.

— Понятия не имею, — ответил Стефан. — Это напоминает бочки с вином.

— Он собирается проводить причастие? — спросил Самсон. — Преломлять хлеб и вино?

Я помотал головой. Я не мог понять, зачем ему проводить причастие, когда сюда вот-вот ворвутся Палачи.

Огромное пространство равнины начали заполнять десятки людей. Вокруг них, словно стервятники, роились охранники, крича им, чтобы они сели. Начали плакать дети; по толпе, как настоящий ураган, пронеслась волна страха. Охранники направляли свое оружие на тех, кто слишком сильно паниковал или спрашивал, что происходит.

Я не знал, сколько прошло времени. Казалось, всего через несколько минут вся община уже сидела перед нами на траве. Жара была удушающей. Младенцы плакали, дети вопили. Взрослые всерьез молились, раскачиваясь взад и вперед, в то время как одетые во все черное охранники производили предупредительные выстрелы в воздух. Страх стал почти осязаемым… а мне оставалось только сидеть и смотреть.

Иуда взошёл на возвышение, которое всегда находилось на этой равнине. Он держал в руке микрофон. Как и прежде, его окутала жуткая тишина… затем он начал свою проповедь…

— Народ Ордена, — произнёс Иуда.

Он поднял руку, и люди, как всегда, затихли. Было жутко смотреть, как все они на него уставились, ловя каждое слово. Все их взгляды были устремлены на него… и я это увидел. Во всех красках увидел его безграничную власть над людьми, чем я никогда не обладал. Тон его голоса завораживал, и то, как глаза Иуды пробегали по каждому без исключения ряду верующих, казалось, объединяло его с ними со всеми на каком-то духовном уровне.

На этой сцене он и впрямь был их мессией.

— Они сделают все, что он захочет, — прошептал я.

Я увидел, как мой брат-близнец подошел к краю сцены, сотни жадных глаз следили за каждым его движением.

— Несколько месяцев назад Господь поведал нам, что мы должны сразиться с людьми дьявола в священной войне. К этой задаче мы готовились несколько недель…

Иуда помолчал, затем произнёс:

— Но сегодня я получил новое послание. Очень важное… то, что спасет наши души, не подвергая нас столкновению с демонами.

Иуда опустил голову, и я прищурился. Снова взглянув на толпу, он дал знак охранникам и старейшинам. Когда я увидел, как они снимают с бочек крышки и открывают запечатанные коробки, у меня внутри всё похолодело.

— Ты видишь, что в них? — спросил Стефан.

Я вытянул шею, чтобы посмотреть.

— Шприцы, — растерянно произнёс я.

Затем посмотрел на Руфь и Стефана.

— Зачем им шприцы и вино?

Никто не ответил. Поэтому мы стали наблюдать дальше. Мы увидели, как самые преданные женщины и мужчины встали и отправились к повозкам. Они начали наполнять шприцы тёмно-красным вином из бочек. Затем уложили шприцы в корзины и стали раздавать их сидящим на траве людям. Дети с любопытством за этим наблюдали и тянулись к шприцам.

Иуда смотрел на всех с гордой улыбкой. Но мне эта улыбка совсем не понравилась. Ничто в ней не обнадёживало. Я совершенно запутался.

— Что такого важного в этих проклятых шприцах? — прошипел я.


Охранники и старейшины окружили людей плотным кольцом, и тут меня охватила паника. Они встали чертовой стеной. Я так сжал стальные прутья двери, что у меня побелели костяшки пальцев.

Иуда снова взял микрофон.

— Господь отобрал каждого из вас — из нас. Только вы, воистину благословенные, избрали верный путь в этом мире, полном зла и греха. Господь видел, как мы беспрекословно повиновались ему последние несколько недель, и он нами гордится.

Лицо Иуды приняло обеспокоенное выражение.

— Но в это же самое время мы боролись с дьяволом. С могучим соперником. Некоторые из наших самых верных членов соблазнились и попали во власть сатаны. И исполнению пророчества, дарующего нам спасение, помешал демон в человеческом обличье… человек, которому я доверил свою жизнь.

Моя душа ушла в пятки; он говорил обо мне.

— Но затем Бог снова со мной заговорил.

Иуда улыбнулся, и люди улыбнулись ему в ответ.

— Бог, со всей Его бесконечной мудростью и милосердием, видел, насколько мы преданы Его делу, Его имени… Настолько, что были готовы пройти через врата ада и пожертвовать своими душами ради Его славы… чтобы мы могли с гордостью пребывать с Ним на небесах, преисполненные знания, что в этой жизни сделали для Него всё возможное.

Иуда вернулся в центр сцены.

— Народ Ордена. Господь призвал меня в этот день. Он призвал меня, когда мы готовились к битве. Мы верили, что начнем атаку на логово дьявола, но дело в том… что они идут за нами. На самом деле, они уже на пути сюда.

Толпу охватило неистовое безумие. Люди повскакивали на ноги, пытаясь прорваться сквозь плотную стену охранников. Но охранники толкнули их назад и, чтобы их утихомирить, оглушили прикладами своих винтовок.

Брат Михаил и брат Якоб один за другим выстрелили в воздух. Люди бросились на землю. Я внимательно посмотрел на Иуду. У меня мурашки пошли по коже. Иуда глядел со сцены с неистовым голодом в глазах. Он наслаждался хаосом. В этот момент он был властителем невинных.

Он взглянул в сторону и протянул руку. На сцену вышла его супруга Сара и приняла его протянутую ладонь. Я увидел, что Иуда ее по-своему любит. И она тоже любит его, но это была совсем не великая любовь. Это была любовь, порожденная жестокостью и одержимостью. Злая душа, связанная со злой душой.

Он что-то прошептал Саре на ухо, и она кивнула. Она поцеловала Иуду в губы и одарила его своей самой обнадеживающей улыбкой.

Он снова посмотрел на толпу. Теперь все люди сидели в гробовой тишине. Все ждали следующих слов своего Пророка.

— Сегодня мы победим дьявола в его же собственной игре. Нам известно, что в этой жизни дьявол провоцирует верующих, заманивая их души, искушая их пороками и алчностью… пугая смертью. Но мы, истинно верующие, не боимся смерти. Как мы можем, если точно знаем, что ждёт наши чистые души — рай. Бог призывает нас, его избранный народ, с радостью принять смерть. Он призывает нас сорвать планы дьявола.

Затаив дыхание, я слушал, как он рассказывает оставшуюся часть своего "откровения".

— Теперь сатана наслал на нас своих людей. Они придут, чтобы сеять хаос и множить лишь грехи и боль. Поэтому мы должны противостоять сатане самым величайшим восстанием из всех.

Люди смотрели на Иуду широко распахнутыми, доверчивыми глазами, а он тем временем продолжал:

— Мы предадим наши жизни в руки Господа. Мы подчинимся Его воле. Народ Ордена! Когда сюда прибудут люди дьявола, душой мы уже будем не здесь. Когда они увидят на этой священной земле наши безжизненные тела, то станут горевать, что так и не овладели нашими душами. Но мы уже будем ликовать вместе с нашим Господом в Сионе! Мы одолеем их нечестие. Люди, возрадуйтесь этому дню, ибо совсем скоро мы будем обедать за столом с нашим Господом!

Большинство людей захлестнула агония безумного счастья, они вскинули вверх руки и стали воздавать хвалу моему брату и их Господу. Остальные сидели неподвижно, перепуганные… в ловушке у охранников.

— Нет! — заорал я, когда понял, что вот-вот произойдет.

Затем крепче сжал прутья клетки.

— Шприцы… В них не вино… в них яд… бл*дь! Он собирается их убить…. собирается убить их всех!

— Нет, — в шоке воскликнула стоящая рядом Руфь.

— Иуда! — крикнул я. На меня нахлынула паника и отвращение.

Но мои слова заглушила музыка.

— Тем, с кем рядом сидит ребенок, дали два шприца — один для вас, другой для него. Подобно небесным опекунам, каковыми мы и являемся и очень этим гордимся, вначале мы отправим к Богу невинные души детей, — лицо Иуды расплылось в доброй, любящей улыбке. — Он будет лелеять их в своем тепле, пока мы не прибудем сразу же после них.

— О нет! — заплакала сестра Руфь. — Дети… он собирается убить и детей.

К моему горлу подступила тошнота. Заметив, как Иуда дал толпе команду приступать, я заорал, что было сил. Женщины и мужчины повернулись к сидящим рядом с ними детям. Мои глаза наполнились жгучими слезами; маленькие дети смотрели на взрослых с таким доверием… с таким гребаным доверием, что позволили бы им сделать всё, что угодно.

Я, что есть силы, тянул за решетку, в кровь разодрав ладони. Совсем обезумев, я пытался сорвать с петель дверь, но она не двигалась. Я слышал, как рядом ревели от ярости Соломон и Самсон, призывая старейшин остановиться. Стефан побледнел от ужаса. Наших криков никто не слышал, и Руфь, упав на колени, заплакала.

Однако я не мог остановиться. Даже зная, что это бесполезно, я не мог остановиться.

— Иуда! — взревел я, но мой голос потонул в шуме. — ИУДА!

Я кричал и кричал, снова и снова…

Потом я увидел, как взрослые запихивают детям в рот шприцы, заставляя их глотать содержимое. Когда настала очередь взрослых, я замер, как вкопанный.

Я, бл*дь, вскипел от гнева. Живот скрутило от тошноты и желчи. Что бы там ни было в этих шприцах, детей оно быстро не убило. Они начали кричать в агонии, их маленькие тельца корчились на земле. Дети хватали ртами воздух, и оттуда у них текла пена с кровью; они царапали себе горла, их руки отчаянно тянулись за помощью… но там некому было их спасать.