Подлинное искупление

Я поддержал его в этом порыве внезапной ярости. Сердце пронзила жгучая боль. Мой дядя… чтобы финансировать свою общину, он распространял детское порно. Я знал, даже не спрашивая, что Иуда будет делать то же самое.

Мой собственный брат-близнец, творящий нечто настолько извращенное…

От всего, что мне только что рассказали, у меня в голове лихорадочно заметались мысли. Я едва за ними успевал. Кровь так стремительно неслась по венам, что у меня зашумело в ушах, и закружилась голова. Я наклонился вперед и уронил лицо в ладони.

Под общее молчание я закрыл глаза и попытался вернуть хоть какое-то самообладание. Подняв взгляд, я увидел, что все глаза устремлены на меня.

— Всё это полная херня… Всё это…, — прошептал я, и почувствовал, как по телу разлилась боль предательства и откровенного гребаного унижения.

На мое голое плечо осторожно опустилась чья-то рука. Это была сестра Руфь. Ее глаза светились сочувствием, а нижняя губа дрожала.

— Ты был изолирован от мира? Всю свою жизнь? — с болью в голосе спросила она.

Я кивнул.

— Вместе с Иудой. В детстве с нами общался только богослов. Он был строгим надсмотрщиком. Я видел Пророка Давида лишь однажды, когда мне было четырнадцать. Помимо этого мы были совершенно одни.

По ее щеке сбежала слеза.

— Значит, у вас не было никого, кто заменил бы вам мать или отца? Кто подарил бы вам любовь и ласку? Кто просто бы… вас любил?

У меня в груди образовалась огромная дыра. Я никогда раньше об этом не думал. Но у нас действительно никого не было… никто никогда не приходил к нам, когда мы плакали, когда нам было больно. Только мы с Иудой составляли друг другу компанию, заботились друг о друге, когда кто-нибудь из нас болел.

— Нет, — ответил я, и к горлу подступил комок.

Мысленно я вернулся в детство, во времена, когда мы с Иудой болели. Я вспомнил, как ухаживал за Иудой, прикладывал к его лбу холодные компрессы, когда у него был жар, обрабатывал ему раны, когда он падал, от этого ком в горле стал еще больше. Это было любопытно, потому что, когда помощь требовалась мне, и я лежал в постели с лихорадкой или гриппом, то не мог припомнить такого, чтобы рядом находился Иуда. Он всегда занимался учебой.

Правда больно меня ранила, словно ломом по ребрам. Когда я болел, Иуда никогда за мной не ухаживал. Не так, как я за ним.

— Он никогда мне не помогал.

Сестра Руфь взяла в руки мою ладонь, и тогда я осознал, что произнес это вслух. Она крепко ее сжала. Я проглотил боль.

— Почему я представлял себе это по-другому? — не обращаясь ни к кому конкретному, проговорил я. — Почему в глубине души я был уверен, что Иуда мне помогал, хотя он этого никогда не делал? Ни разу!

— Потому что кроме него у тебя никого не осталось, — печально сказала сестра Руфь. — Тебе было сложно принять реальность, которая заключалась в том, то ты вырос один, без любви и заботы, поэтому твоё подсознание создало иллюзию. Благодаря которой ты поверил, что твой брат тебя любит… заботится о тебе так же, как и ты о нем.

Я слушал слова этой женщины. Казалось, она понимает… знает, о чем говорит. Она была права. Без Иуды я бы не справился. Во всяком случае, именно в этом я всегда себя убеждал. Но подумав обо всем, что он сделал, о том, как он раз за разом меня подводил, я понял, что… что…

— На самом деле, я всё это время был один, — вслух заключил я.

На меня обрушился смысл этих слов, и стало нечем дышать.

— Уже нет, — произнесла сестра Руфь и коснулась ладонью моей щеки.

Я заглянул ей в глаза и почувствовал в них совершенно неведомое мне тепло. Как будто она каким-то образом меня знала. И у меня возникло ощущение, что я тоже давно ее знаю.

— Теперь у тебя есть мы. Наша поддержка, — сказал брат Стефан, оторвав меня от добрых, проницательных глаз сестры Руфи.

Оба охранника кивнули.

— Я Соломон, — сказал тот, что покрупней. — А это мой брат, Самсон.

— Теперь вы последователи-охранники в Новом Сионе?

Соломон кивнул.

— Как вам удалось проникнуть в ближайшее окружение Иуды?

— Когда мы приехали, то показали, насколько мы суровы и, как хорошо справляемся со своей работой. Мы сказали ему, что раскаялись в своих грехах, но ждали, пока придет истинный Пророк и вернет нас из изгнания. Сказали, что хотим доказать ему свою пользу.

Самсон кивнул в знак согласия.

— Для нападения, которое он запланировал, Пророку нужны более опытные люди. Он увидел, что мы крепкие, молодые, и взял нас, не раздумывая. От нас ему не будет ничего, кроме верности… ну, как ему кажется. Мы хорошо играем свои роли.

— Для нападения, — пробормотал я.

Соломон подался вперед.

— На одну группировку из внешнего мира. Он называет их людьми дьявола.

— Я их знаю, — сказал я.

Четыре пары глаз потрясенно уставились на меня.


— Пророк Давид на несколько лет тайно внедрил меня в их группировку. Он испытывал меня на прочность. Благодаря собранной мной информации, мы увели прямо у них из-под носа их контракты на поставку оружия. Я жил, как они, дрался, как они, и любил, как они… пока не предал их ради Ордена.

— Боже мой, — произнесла сестра Руфь, опустив глаза на татуировки Палачей. — Так вот почему у тебя на руках эти жуткие рисунки?

— Да, — я откинулся на стуле, чувствуя себя совершенно разбитым. — Иуда хочет заставить этих людей страдать за то, что они забрали у Пророка Давида женщин, которые были необходимы ему для исполнения пророчества. Он хочет, чтобы они поплатились.

Брат Стефан посмотрел на сестру Руфь. У него на лице отразился полнейший шок.

— Окаянных сестёр Евы? — спросил он низким, взволнованным голосом.

— Да. Теперь они живут с Палачами.

Я представил себе их всех и подумал, как им чертовски повезло, что они обрели там дом.

— Они замужем за некоторыми из них или выйдут в ближайшее время. Они счастливы… счастливы вдали от этого гребаного места.

— Они выжили, — ошеломлённо глядя на брата Стефана, тихо произнес Соломон. Затем он повернулся ко мне. — Нам сказали, что все они погибли при нападении людей дьявола на общину Пророка Давида. Сказали, что никто из окаянных сестёр не выжил.

— Нет, — ответил я. — Они живы. Я… до недавнего времени мы пытались их вернуть. Вот почему Иуде нужно это нападение. Он не любит проигрывать. Это… это я их отпустил.

Между нами повисло молчание. Внезапно раздался тихий стук в дверь. Я встал, готовый тут же мчаться назад, чтобы защитить спящую у меня в камере Хармони. Соломон бросился к двери. Я уже приближался ко входу в длинный коридор, как вдруг услышал знакомый голос.

Обернувшись, я увидел сестру Фиби. Она вошла и встретилась со мной взглядом.

— Ты пришёл в себя, — с облегчением сказала она, одарив меня улыбкой.

— Фиби, что ты…? — я замолчал, не желая подвергать ее опасности.

Я подумал, что она не знает всей правды об этих людях. Но я ошибался. Она повернулась к брату Стефану.

— Они назначили дату.

— Когда? — спросил брат Стефан.

— Через пять дней. В шесть часов. Сегодня вечером за ужином он объявил об этом Деснице Пророка, брату Луке. Они будут готовиться к церемонии, чтобы удивить людей.

— А нападение? — нетерпеливо спросил Самсон.

— Я слышала, как они говорили, что через четыре дня, — Фиби опустила глаза. — После того, как Пророк проведёт какое-то время наедине со своей невестой, чтобы очистить ее душу.

Когда до меня дошло, о чем они говорят, во мне вспыхнуло резкое чувство отвращения, которое полностью соответствовало выражению лица Фиби. Она подняла на меня свои голубые глаза, и я увидел, как они наполнились сочувствием.

— Что? — спросил я, чувствуя, что она чего-то недоговаривает.

— Перед нападением, которое будет через четыре дня. Иуда, он…, — Фиби сделала глубокий вдох.

Я пошел к ней и, взяв ее за плечи, спросил:

— Что? Скажи мне.

Когда я к ней прикоснулся, она вздрогнула. Я увидел у нее на щеке свежий след от руки и новую ссадину на губе. Но, как бы я ни хотел ей помочь, сейчас мне нужна была имеющаяся у нее информация. Мне было необходимо, чтобы она сказала мне, какого черта планирует мой брат-близнец. Только так я мог остановить все это дерьмо.

— Он тебя убьёт, Пророк Каин. Иуда… через четыре дня после свадьбы с Хармони, перед самым нападением, он собирается публично принести тебя в жертву. Он объявил тебя вероотступником и потерянной для спасения душой. Люди верят, что ты одержим злом, развращён окаянными. Твоя смерть ознаменует собой начало священной войны против людей дьявола, — Фиби не отводила от меня глаз. — Твой судный день уже назначен.

— Нет, — тихо произнесла сестра Руфь.

Я прошел через комнату и сел обратно. Сказанное нисколько меня не удивило. Мне давно было ясно, что после моего нападения Иуда не оставит меня в живых. Я прочёл это в его глазах. Поскольку он понимал, что я могу его убить. Понимал, что, если он не заставит меня замолчать навсегда, я стану слишком большой угрозой для всего, что он создал.

— Мне пора, — сказала Фиби и повернулась, чтобы уйти.

Взявшись за ручку двери, она остановилась. Затем обернулась и произнесла:

— На этой неделе я уже до самой церемонии не смогу вернуться, чтобы повидать всех вас. Тебя будут мыть другие сестры.

У нее дрогнул голос, но она взяла себя в руки и повернулась лицом к сестре Руфи.

— Мейстер… он начинает что-то подозревать. Он никуда меня не пускает. Если со мной что-нибудь случится, если план провалится… Пожалуйста, выполните наш договор. Пожалуйста… только спасите…

Сестра Руфь прошла через комнату к Фиби и поцеловала ее в щеку.

— Я всё сделаю, обещаю, — произнесла сестра Руфь.

Фиби кивнула головой и, улыбнувшись в последний раз, ушла.