Подчинение

— Девственница?

— Нет, но…

— Я не интересовался подробностями. Хронические заболевания?

Такого стыда я, кажется, за всю прошлую жизнь не испытывала.

— Нет.

— Когда были месячные?

— Что?

И тут же получила пощечину — не слишком сильную, но от неожиданности вскрикнула.

— Не переспрашивать, не задавать вопросов. Уже забыла?

— Я… пять дней назад…

— Пьешь противозачаточные?

— Н… нет.

— С сегодняшнего дня пьешь. В твоей комнате на тумбе. Когда был последний половой контакт?

— Я… не помню… Год… больше года…

Лицо горело: от пощечины, от стыда, от волнения и полного непонимания происходящего.

— Успокойся, — вопреки сказанному, голос его был холодным. — Сегодня ничего особенного я не планирую, если будешь послушной. Всерьез начнем завтра. Но достаточно времени на привыкание я тебе не дам.

Даже это вызывало облегчение. Сейчас я была такой испуганной, что отсрочка на несколько часов сделала меня счастливой. Но не успела я обрадоваться, как последовал приказ:

— Ложись на пол, раздвинь ноги и согни в коленях.

— Что?

Вторая пощечина была чуть сильнее предыдущей. Я прижала ладонь к щеке и поспешила выполнить распоряжение. Легла спиной на мягкий белый ковер, а сердце снова заколотилось, словно пыталось оглушить меня дробью.

— Ноги.

Я заставила себя принять унизительную позу. Зажмурилась на миг, но снова открыла глаза — уже знала, что он именно этого потребует.

Максим сел рядом боком, положил пальцы на мои губы, потом повел вниз — по шее, груди, животу, остановился на внутренней стороне бедра и надавил, заставляя раскрыться сильнее.

— Тебе стыдно? Отвечай.

Я старалась смотреть ему прямо в глаза, вся воля уходила только на это:

— Да, господин.

— Научись получать от этого удовольствие — себе же сделаешь лучше. Расслабься, но глаза не закрывай, — я попыталась отпустить напряжение, но у меня не выходило. — Сейчас мне от тебя нужно только одно — и на сегодня будешь свободна. Мне нужно знать, как ты кончаешь.

И его пальцы тут же нырнули в промежность. Я дернулась.

— Я…

Он замер, прищурился:

— Говори.

— Я… не испытывала оргазм… раньше, — мне казалось, что очень важно это сказать сразу. Чтобы он не требовал от меня невозможного.

— Разве я разрешал тебе сводить ноги?

Никакого эффекта мое признание не возымело — ему было все равно. Я снова развела колени. Было мучительно стыдно, но я боялась вызвать его раздражение.

Пальцы внутри сначала погрузились немного во влагалище, а потом скользнули вверх. Сначала было неприятно, но потом они нашли точку, при прикосновении к которой мне захотелось скрутиться.

— Ноги, — сейчас он сказал совсем мягко, почти ласково.

Я же терялась, кое-как себя контролировала, чтобы не сжать бедра. Круговое движение заставило немного выгнуться. Еще один круг, нажим сильнее — вырвался стон.

— Тебе так нравится?


Я отрицательно мотнула головой. Но он только тихо рассмеялся. Следующий круг, а потом пальцы заскользили по маленькому участку, все быстрее. Бедра сами подались вверх, я закусила губу, чтобы не стонать.

— Смотри на меня, — снова мягко.

Выполняя его приказ, я не могла ни на чем сосредоточиться — невозможно одновременно пытаться смириться с растущим возбуждением, но при этом видеть, как он всматривается в мое лицо, ловя каждую реакцию. Пальцы внутри ускорились настолько, что я уже не могла сдерживаться: выгибалась, морщилась, будто мне было больно, мычала и иногда выдавала стон. Максим теперь держал мое колено другой рукой, не позволяя изменить положения.

— Давай же, кончи для меня.

Меня срывало. Я уже не могла сдерживаться и сама подавалась на пальцы — еще быстрее. Если бы он поцеловал меня, позволив отвлечься, если бы разрешил хотя бы закрыть глаза, то мне хватило бы секунды, чтобы достичь пика. Но меня словно подбрасывало на волну, а потом снова швыряло обратно — и поднимало на новой волне. И он не останавливался, только смотрел еще внимательнее.

Произошло все слишком неожиданно — за долю секунду все тело сжалось, а потом будто взорвалось. Рот открылся, но я даже стона не издала. Неконтролируемо зажмурилась, даже пальцы напряглись до боли, судорожно сжимая ворс. Еще два движения по клитору умелыми пальцами, выбивающими остатки оргазма, а я оцепенела от ощущений.

Едва расслышала очередное требование:

— Хорошо. А теперь поблагодари.

— Спасибо… господин, — прохрипела, как только смогла.

— Постарайся, чтобы в следующий раз это прозвучало искренне.

Он отпустил меня и поднялся на ноги. Я перекатилась на бок и свернулась, подтянув ноги. Слишком поздно, чтобы закрываться. Слишком стыдно, чтобы эта поза сейчас хоть немного помогла. Поэтому протянула руку, схватила свою одежду и попыталась встать.

— Все свои вещи, — он поддел ногой мои трусики и подкинул их мне, — убери в сумку и чтобы я их больше не видел. Надевать можешь только то, что найдешь в комнате, — он кивнул на крайнюю дверь. — Завтрак в восемь. До этого времени из комнаты не выходи. Все ясно?

Я только кивнула, пытаясь как можно быстрее скрыться от его взгляда. А серьезное он, значит, оставил на завтра? Воскресенье — выходной. Впереди целый день, чтобы свести меня с ума.





Глава 4




Хотелось упасть на пол и расплакаться от бессилия, но я остановила себя: еще ничего не произошло такого, чтобы сразу расклеиться! Если Максим Александрович хочет меня сломать, то я ему такого удовольствия не доставлю!

Поэтому включила свет и огляделась. Комната была небольшой, но со всей необходимой мебелью — узкая кровать, туалетный столик, шкаф и дверь, ведущая в маленькую ванную. Я заметила блистер с таблетками и тут же проглотила одну: мне возможная беременность после всей этой истории нужна еще меньше, чем Максиму. Открыла шкаф, внутренне готовая увидеть там сколь угодно откровенные наряды, но даже с некоторым изумлением отметила: несколько висевших на плечиках платьев вовсе не были подчеркнуто открытыми. Немного короткие — як таким не привыкла, но и не ассоциирующиеся с образом шлюхи. Я приложила к груди одно, светло-зеленое, на широких лямках, и пожала плечами — ничего особенного, в подобном на улице многих увидишь! Вот только нижнего белья нигде не обнаружила. Он приказал убрать все мои вещи, значит ли это, что я ничего не могу использовать? А может, он просто забыл о белье? Через секунду осознала: Максим Александрович ничего не забыл, а если спрошу об этом, то ударит или накажет каким-нибудь другим способом. Возможно, ему не нужно, чтобы я выглядела как шлюха — достаточно, чтобы я ею себя чувствовала.

Отмывалась в душе два часа, но вода напряжение смыть не способна. Но расклеиться я себе не позволила! Всего лишь первый день, дальше будет только хуже. Расклеюсь, когда все закончится: вернусь в свою квартиру, залезу под одеяло и прореву пять дней кряду. Но не раньше. Максим Александрович считает меня слабой, да чего греха таить — я и сама всю жизнь так считала. Не настало ли время впервые хоть перед чем-то устоять?

Кровать была совсем небольшой, на одного человека, но меня смутили высокие спинки с металлическими рейками. Воображение легко подкинуло картинку, как можно их использовать, если под рукой есть наручники или крепкие веревки… Потрясла головой, отгоняя неприятные мысли. Спать придется голой — в шкафу не нашлось ничего, что можно было бы на себя накинуть и не бояться измять. Оглянулась на дверь, та не запиралась изнутри. Но с этим я тоже ничего поделать не могла.

Промучившись почти до самого рассвета, уснула, но через некоторое время снова открыла глаза. Около семи утра, а снаружи раздавался какой-то шум. Я хорошо помнила приказ не покидать комнаты до восьми, но любопытства не удержала. Тихонько приоткрыла дверь и выглянула в щелочку. Похоже, на кухне кто-то был: я точно расслышала, как звенят тарелки. Мелькнула фигура. Женщина, немолодая, по всей видимости, готовила завтрак. Ничего удивительного в этом я не нашла: кто- то готовит, кто-то убирает, вряд ли я считала, что Максим Александрович все по дому делает сам. Но мне бы очень не хотелось быть обнаруженной, поэтому я так же тихо прикрыла дверь. Унижение можно сделать в сто раз унизительней — если еще и будут тому свидетели.

Приняла душ, чтобы выглядеть немного бодрее после почти бессонной ночи, надела зеленое, расчесала волосы. Из зеркала на меня смотрело чужое лицо — бледное, застывшее, с равнодушно-отстраненными глазами. И будто впервые увидев себя со стороны, я отметила, что лицо это красиво. И стало бы прекрасным, добавь ему жизни. Натянуто улыбнулась — нет, так стало только хуже.

Без пяти восемь входная дверь хлопнула. У Максима Александровича даже кухарка выдрессирована! Ровно в указанное время я вышла из комнаты. Одновременно открылась и соседняя дверь.

— Доброе утро, Максим Александрович.

Он, как всегда, выглядел потрясающе — мокрые волосы добавляли и без того домашнему образу уютности. Но холодный голос вмиг разрушил приятную картинку:

— Господин.

— Доброе утро… господин.

Это слово при свете дня звучало совсем уж неуместно. Ночью еще можно убедить себя, что происходящее — игра, пусть и не слишком забавная. Но утром — это как признание, что у игры нет временных рамок, отчего она становится серьезней. Чтобы сгладить свою заминку, быстро добавила:

— Я могла бы готовить для вас! Или выполнять другую домашнюю работу — все, что прикажете… господин.

Надеялась, что он посчитает мое предложение шагом навстречу, но Максим Александрович уловил суть:

— Предпочитаю доверять профессионалам. А ты тут для других обязанностей — не получится выехать за счет видимости активной деятельности.

Да, я бы многое отдала, чтобы только стирать, гладить и вытирать пыль… Ведь это тоже считалось бы рабством! Он мог бы кричать на меня и отчитывать за подгоревший стейк — какое же, оказывается, наслаждение, когда на тебя просто кричат и отчитывают…

— Как скажете, господин, — я потупила взгляд, чтобы он не заметил разочарования.

— Завтрак готовит повар, она исчезает до восьми. Обедаю я обычно вне дома — в это время приходит домработница, наводит порядок. В пять приходит другой повар, варит ужин. Если знаешь распорядок, то ни с кем из них случайно не встретишься.

То, что у Максима Александровича все вокруг ходят по струнке, совсем не изумляет. Интересно, а как он наказывает повара за подгоревший стейк?.. "Никак", — ответила я сама себе. Увольняет в ту же секунду, а потом отыгрывается на таких, как я.

Я нерешительно посмотрела в сторону кухни. На столе были выставлены блюда под полукруглыми крышками. Интересно, он предложит мне позавтракать с ним или будет морить голодом? Я спокойно приму любой из вариантов. Лишь бы сегодняшний день пережить.