Подари мне прошлое

— Возможно, через тебя они смогут освободить Чейза от чувства вины, тем самым освободить и тебя от твоего бремени.

Белинда кладет руку себе на сердце, слегка надавливая.

— Наши дети танцуют с ангелами, Тори. Когда мы счастливы, мы даем им музыку.

Сара танцует с ангелами.

Она танцует с ангелами.

Татуировка Чейза. Он наказывает себя этой татуировкой как напоминанием о том, что она умерла. Но это значит совсем другое. Она танцует с ангелами. Татуировка должна напоминать, что нужно писать симфонию, под которую она танцует, которая вызывает улыбку и смех на её милом личике. Музыка, говорящая ей, что мы тоже счастливы.

Четыре пары глаз смотрят на меня с надеждой, что достучались до меня. Чейз — единственный человек на белом свете, который действительно может помочь мне отпустить прошлое, и, думаю, я тоже его спасение. Я должна его увидеть. При этой мысли мое сердце болит чуть меньше.

— Спасибо, — шепчу я с дрожащей улыбкой. Не нужно больше никаких слов. Каждый из них обнимает меня на прощание, и я наконец-то научилась отвечать тем же.

Как только все уходят, я мчусь в душ, затем надеваю первую попавшуюся чистую одежду. Бегаю по квартире в поисках всего, что мне нужно, и торопливо направляюсь к своей машине. Я не идиотка и не превышаю скорость, чтобы побыстрее доехать до Чейза, но кричу на светофоры и других водителей, чтобы заставить из задницы двигаться быстрее.

Мне нужно увидеть моего ангела.



Глава 23



Чейз

Сижу на полу посреди гостиной в одних только старых спортивных штанах и пялюсь на стену.

Желтый.

Желтый.

Желтый.

Но всё равно, черт побери, не тот оттенок. Завтра снова поеду в магазин стройматериалов и попробую оттенок под номером двадцать. Кажется, оттенок «Солнечная тропинка» именно такой, каким было её платье, и завтра я в этом удостоверюсь, когда нанесу его на стену.

Вздохнув, ложусь на деревянный пол, который холодит мою обнаженную спину. Закрываю глаза и думаю о Тори. Красивой, восхитительной, дерзкой Тори. Прошла уже неделя, а я всё еще в полном отчаянии. Я никогда не оправлюсь от её потери.

Никогда.

Она была светом в моем темной мире. Поводом для улыбки. Причиной вновь почувствовать надежду.

Теперь этот свет погас, и я остался один в холодной, темной пустоте. Один, мать твою. Без неё мое сердце болит каждый день, каждую минуту.

Щелчок открывающейся двери вызывает волну надежды, что может быть это Тори. Но я-то знаю. Она ушла — навсегда. Кроме того, Пенелопа пообещала зайти сегодня вечером и принести остатки ужина, так что, знаю, это она пришла.

— Привет, Пенни, — приветствую, даже не потрудившись открыть глаза.

Она с грохотом бросает сумочку на пол, и её шлепанцы стучат по полу, когда Пенни подходит ко мне.

— Прежде чем спросишь, я обедал. Просто засунь еду в холодильник. Поем попозже, — вру я. Я не завтракал и не обедал, и ужинать тоже не собираюсь. Я не хрена не голоден.

Она шмыгает носом, и всё мое тело холодеет. Я практически боюсь открыть глаза, а вдруг это жестокий сон. Этот звук не принадлежит моей голосистой сестре.

— Я тоже не была голодна.

На этот раз я открываю глаза и вижу ангела, стоящего надо мной.

Моего ангела.

Влажные, спутанные светлые волосы, находящиеся в полном беспорядке. Заплаканные голубые глаза, наблюдающие за мной. Идеальные губы, слегка подрагивающие от едва сдерживаемых эмоций.

— Слава богу, детка, — шепчу я.

— Чейз!

Тори бросается на меня, садясь на мои бедра. Мои пальцы зарываются в её растрепанные волосы, и я притягиваю Тори к себе. По её щекам текут слезы и падают мне на лицо. Хочу осушить их все поцелуями.

— Пожалуйста, прости меня, Тори, — бормочу и нежно целую её в губы. — Я так сильно тебя люблю. Ты должна мне поверить.

Тори всхлипывает, и я прижимаю её к себе. Целую её лицо в отчаянной попытке избавить от боли.

— Каждый божий день я скорбел вместе с тобой, Тори. Каждый долбанный день, — выдыхаю и отстраняюсь, чтобы заглянуть ей в глаза. — Я умолял Бога изменить прошлое — забрать меня вместо них.


Провожу большими пальцами по ее щекам, вытирая слезы.

— И, детка, я не просто скорбел вместе с тобой. Я также горевал о тебе. Я причинил тебе невыносимую боль и хотел помочь — исцелить тебя. Каждый день я искал тебя, несмотря на просьбу моей матери не делать этого. Я считал, что если бы смог найти тебя, то позволил бы тебе выместить на мне свой гнев и ненависть. Ты смогла бы наказать меня за то, что я сделал. Что, как я надеялся, дало бы тебе потом хоть какое-то облегчение от боли.

Снова целую её нежные губы.

— Когда я не смог тебя найти, то сосредоточился на получении степени в психологии, затем на получении докторской степени, потому что хотел помогать людям. Я уже причинил столько боли и страданий, это было самое малое, что я мог сделать в ответ.

На этот раз её губы касаются моих в легком поцелуе. Я ищу в её глазах хоть какой-то намек на её чувства. Тори по-прежнему молчит, но пока еще не закрывается от меня.

— Когда ты пришла на встречу группы в тот день, я и понятия не имел, что ты та самая женщина, чью жизнь я нечаянно разрушил. Но наша с тобой связь была осязаемая и настоящая. В ту же секунду, как увидел тебя, я понял, что моя жизнь не будет иметь никакого смысла без тебя.

На её губах появляется едва уловимая улыбка, и это заставляет меня продолжить.

— Наша любовь настоящая, Тори. И жизнь сыграла с нами очень злую шутку, — шепчу я. — Но всё это мне безразлично. Единственное, что меня волнует — это ты. И я хочу провести остаток своих дней, любя тебя, и чтобы ты любила меня в ответ. Я хочу, чтобы мы исцелили друг друга. Вместе.

Она проводит пальцами по моим волосам, и её большой палец скользит по моему шраму на линии роста волос.

— Ты ездил туда каждую неделю.

Киваю и поглаживаю пальцами её спину.

— Ты перекрашиваешь свою проклятую стену в попытке подобрать тот же оттенок, что и её платье — последнее, что промелькнуло у тебя перед глазами, пока она была жива.

— Я думаю о ней каждый божий день, — говорю Тори.

Она садится и проводит пальцами по моей татуировке.

— Ты никогда не забывал её.

— Как же я мог её забыть? — хмурюсь.

Губы Тори дрожат, и она накрывает ладонью надпись на моей груди.

— Твоя боль — моя боль.

Притянув Тори к себе, я целую её, на этот раз крепко, прежде чем отстраниться.

— Твоя боль — моя боль, — соглашаюсь с ней.

— Чейз, это должно было быть трудным для меня решением. Я должна ненавидеть тебя всеми фибрами своей души... — замолкает Тори.

Я киваю и улыбаюсь ей.

— Надеюсь, тут кроется некое «но».

Тори улыбается мне сквозь слезы.

— Но, я не ненавижу тебя. На самом деле я так сильно тебя люблю, что мне даже больно быть вдали от тебя, физически больно. Ты бальзам для моей измученной души. Ты нужен мне, Чейз Монро. И да, конечно я прощаю тебя за то, над чем у тебя никогда не было контроля. Прости, что мне понадобилось столько времени, чтобы это понять.

Притянув Тори к себе, целую, а затем перекатываю на спину так, чтобы оказаться сверху.

— Мне эта поза нравится больше, потому что теперь ты уже никогда не сможешь от меня уйти.

Тори всхлипывает, когда я прижимаюсь к ней всем телом.

— Я никуда не собираюсь, любимый.

Мои губы находят её, и мы неспешно целуемся, наслаждаясь тем, что пропустили, кажется, целую вечность, хотя прошла всего неделя. Встав, я не отрываю от Тори глаз, когда поднимаю её.

Подхватываю её на руки, восторженный визг Тори заполняет мое сердце радостью, и несу по коридору в спальню.

— Что ты делаешь? — хихикает Тори.

Смотрю в ее великолепные голубые глаза и застенчиво улыбаюсь.

— Несу тебя на руках. Как и обещал.

На её глазах выступают слезы, я опускаю её на кровать, и понеслось. Одежда, неистово сорванная друг с друга, стоны — начало нашего эпичного примирительного секса. Мы целуемся, становясь одним целым.

Одна душа.

Одно сердце.