Под знаком Льва

Так что я позволяю себе беспечно плескаться, снова чувствуя себя ребенком, когда я часами могла сидеть в ванне, с одним лишь отличием: эта ванна роскошная и просто гигантская по сравнению со стандартными. Я успеваю погрузиться под воду, а затем снова вынырнуть, прежде чем слышу какой-то шум. Испуганно дернувшись, я оглядываюсь по сторонам, но ничего не вижу из-за стекающей с волос на глаза воды. Но все еще слышу какое-то копошение и забавляющийся мужской смех.

– Лео, – обвиняя, вскрикиваю я, смахивая с лица мокрые пряди волос.

– Чао, маленькая русалочка!

Он появляется между мраморных колонн, окаймляющих круглую комнату, и присаживается на корточки у бассейна. Мое сердце невольно ускоряется. Это возмутительное нарушение личного пространства: зайти ко мне в ванную комнату, где я голая, в то время как сам он полностью одет.

– Анджело сказал мне, что ты здесь. Помочь тебе вымыть волосы?

Тембр его тихого голоса вызывает у меня мурашки, несмотря на теплую воду, и, не успев даже обдумать его предложение, я киваю, завороженно наблюдая, как он снова выпрямляется, чтобы сбросить черную дорожную одежду. Его темный плащ с грохотом падает на пол, тонкие пальцы расстегивают рубашку, и я имею в виду… Разве тем, что отказался здесь ночевать, он не дал мне прямой отпор? А теперь он не отпускает мой взгляд, расстегивая брюки.

Я тяжело сглатываю, продолжая неотрывно следить за его движениями. По его губам пробегает хитрая улыбка, когда он, наконец, опускается ко мне в бассейн. Какое-то мгновение я еще смотрю на груду одежды на полу, а затем оборачиваюсь, чтобы сделать как можно более непринужденный вид. Что оказывается не такой-то простой задачей: я скорее похожа на деревянную марионетку, когда присаживаюсь рядом с ним на ступеньку, пока он плещется в теплой воде. Я так напряжена, что аж вскрикиваю, когда рука Лео ложится мне на плечо.

– Повернись ко мне спиной, – мурлычет он, мягко подталкивая меня, заставляя отвернуться.

– Что?

Я слышу звук открывающегося шампуня, а в следующее мгновение его пальцы начинают массировать кожу головы, взбивая пену, и я не успеваю сдержать стон удовольствия.

Господи. Как же. Это. Чертовски. Приятно.

Мое напряжение потихоньку отступает, и я начинаю подставляться под круговые движения его пальцев, которыми он массирует мою голову. Некоторое время внимание Лео остается сосредоточенным на волосах, а затем он опускает руки к моей шее, массирует плечи и спину, и тепло распространяется по моей коже ожогом.

– Я тут подумал…

– О, как хорошо, – ошеломленно бормочу я. В отличие от Лео моя способность мыслить совсем иссякает, стоит его ладоням скользнуть к животу.

– После того как мы поболтали с Друзиллой, я вспомнил свою встречу с ней, ну, знаешь, когда я еще путешествовал один.

У меня не получается дать более осмысленный ответ, чем кивок. Неужели он не понимает, что со мной делает? Если бы я позволила себе немного откинуться назад, я могла бы прислониться к его обнаженной груди. Мне стоит огромных усилий сидеть неподвижно, пока он вскользь обводит подушечками пальцев мой пупок. Разве это входит в предложение «вымыть волосы»? Я что, попала на какой-то аттракцион сумасшедшей щедрости? Но мне сейчас некогда анализировать эти прикосновения.

– То, что Друзилла могла видеть меня тогда, так раздражало, что осознанно или нет, я пытался вытеснить из головы эти встречи. До вчерашнего дня я вообще не думал об этом. Она говорила какую-то бессмыслицу, и, честно говоря, я тогда ничего не понял и чертовски испугался. – Он сглатывает, и его рука замирает на моих ребрах. – Она предупреждала и о тебе. Сначала это просто встревожило меня, но когда я познакомился с тобой, ее слова действительно меня напугали. Сейчас я еще раз прокрутил их в голове и уже не так уверен, что понял тогда все правильно.

Он поглаживает мои бедра и кладет руку мне на шею – не грубо давит, а просто прикасается, но этот жест такой недвусмысленно властный, что все во мне вскипает. Я хочу большего. Сквозь свое тяжелое дыхание я слышу его голос словно бы издалека.

– Она сказала, чтобы я остерегался, когда встречусь со своей коллегой, с этого момента мы будем в опасности, потому что я буду бессилен перед тобой, а ты – бессильна передо мной, что начинается охота за нашими объединенными сердцами, и опасность следует за нами по пятам. – На мгновение его рука останавливается, но он тут же отмирает. – Однако она сказала мне еще кое-что, и раньше я не обращал на это внимания: любое мрачное предзнаменование будет разрушено, если мы возьмем верх над судьбой, которую написали для нас другие. И тьма уступит место новой звезде, рожденной из углей Льва и Водолея.

Я чувствую, как дрожат его пальцы на моей шее, и сама начинаю дрожать, постепенно осознавая эти слова. Что это может означать…

Он обхватывает мою талию и кружит меня в воде, пока я не оказываюсь сидящей на его коленях. Дыхание вырывается у меня хрипами, и я инстинктивно сцепляю ноги у него за спиной, чтобы не соскользнуть.

Лео берет мое лицо в ладони, неотрывно глядя мне в глаза.

– Ты была права, когда говорила о пророчестве. Я настолько сосредоточился на том, чтобы оградить тебя, что ни секунды не думал, от чего пытаюсь защитить. Судьба могущественна, но в конце концов, только наши поступки создают ее, так что если ты чего-то опасаешься, то подсознательно шагаешь навстречу этому.

В его глазах бушует буря, морская зелень и синева сливаются в водоворот, увлекая меня за собой.

– Я собираюсь восстать против судьбы, которую другие написали для нас, Розали. Я сам хочу определять свою судьбу. И ты будешь в ее центре.

Я не знаю, кто из нас первым тянется за поцелуем, но на самом деле это не важно. Важно только то, что это происходит без единого слова и барьера, которые могли бы нас разъединить. Его горячие губы ласкают мои, и я невольно впиваюсь пальцами в его плечи. Все, что я с таким трудом сдерживала все это время, вырывается из груди вихрем: желание быть рядом, прикасаться к нему… Его язык проскальзывает в мой рот, дразня как открытое пламя, и я не могу сдержаться, чтобы не оцарапать его кожу в порыве чувств.

Не знаю, как далеко мы могли бы зайти, если бы нас не окликнул чей-то взволнованный голос:

– Кардинал Орланди!

Лео отстраняется от меня так резко, что я сползаю с его колен и растерянно оглядываюсь через плечо, чтобы обнаружить молодого парня в жреческом одеянии. Увидев нас обоих обнаженных и тесно сплетенных под водой, он заливается краской до самых ушей и смущенно отводит взгляд в сторону.

– Простите за беспокойство, ваше преосвященство.

Лео глубоко вздыхает, проводя рукой по волосам.

– Что там такое?

Я зарываюсь лицом в изгиб его шеи от того, насколько некомфортно быть застигнутой в такой момент с церковнослужителем. Кто вообще, черт возьми, позволил этому парню просто так сюда ворваться?!

– Был созван Консисториум секретум, вам необходимо немедленно явиться в апостольский дворец. – В голосе парня отчетливо звенит настойчивость.

– Хорошо, – рычит Лео. – Идите вперед, я вас догоню.

На мгновение посыльный теряется, но в конце концов кивает и спешит на выход. С глубоким вздохом Лео переводит дыхание и прислоняется лбом к моей голове.

– Прости, мне действительно нужно идти.


Он зачерпывает ладонью теплую воду, ополаскивая мне волосы, и я прижимаюсь к нему теснее, не желая отпускать.

– Что вообще такое этот Консисториум секретум?

Лео начинает подниматься из бассейна, но я цепляюсь за него руками и ногами, повисая огромной коалой. Он ссаживает меня на скамейку у стены и хватается за приготовленные полотенца.

– Это собрание всех римских кардиналов. Папа зовет, надо идти. – Он криво усмехается, энергично вытирая лицо насухо.

Я тоже вяло начинаю вытираться, мыслями, однако, улетая далеко отсюда. Папа созывает собрание кардиналов… Повсюду ходят слухи о том, как его тяготит исчезновение сына. Я бы так хотела…

– Возьми меня с собой, – спонтанно прошу я. Не знаю, откуда во мне возникает желание сопровождать его, но это вырывается у меня прежде, чем я успеваю затормозить. Лео таращится на меня огромными глазами.

– Взять тебя с собой? Ты думаешь, слово «секретум» там просто так?

Прижимая полотенце к груди я продолжаю смотреть ему в глаза.

– Пожалуйста, там ведь будет столько кардиналов, я спокойно смогу среди них затеряться. Я вообще не понимаю…

Лео поджимает губы, задумчиво глядя на меня.

– Если ты не возьмешь меня с собой, я сама за тобой туда прокрадусь, – провокационно добавляю я. Не знаю, действительно ли мне бы хватило смелости пробраться в Ватикан в одиночку, но Лео, по-видимому, верит в меня больше, чем я сама.

– Va bene, как хочешь. Ты же все равно не позволишь мне тебя переубедить, если что-то взбрело тебе в голову. Лучше я провожу сам, чем тебя схватят охранники.

И я, чрезвычайно довольная собой, принимаюсь одеваться, вслед за нижним бельем натягивая простое домашнее темно-зеленое платье изо льна. Мои волосы все еще сырые, несмотря на то что я хорошенько просушила их полотенцем, так что я заплетаю их в тугую косу и завязываю лентой, которую всегда ношу на запястье для таких случаев. Наконец Лео протягивает мне свой черный плащ, и объемная одежда укутывает меня с ног до головы, так что под весом складок совсем не видно, что я женщина. Удовлетворенно усмехнувшись, Лео щелкает пальцем мне по кончику носа.

– Если все пойдет наперекосяк, я буду клясться, что вижу тебя впервые в жизни.

– Тогда я всем расскажу, какой ты трусишка, что бросил меня им на съедение!

Низко надвинув капюшон на лицо, я иду вместе с Лео знакомой дорогой по Пассетто ди Борго в сторону Ватикана. Он несется вперед семимильными шагами, и я изо всех сил стараюсь не отставать от него, путаясь ногами в тяжелых складках ткани плаща. Когда мы подходим к Ватикану, я опускаю голову ниже, опасаясь, что кто-то сможет заглянуть мне в лицо и понять, что я не мужчина. Мы проходим через калитку мимо двух вооруженных охранников, но они беспрепятственно нас пропускают. Я следую за Лео по коридору, чтобы после подняться по лестнице на второй этаж.

– Здесь находятся апартаменты Борджиа и жилые комнаты папы, – бросает мне Лео, и я чуть отодвигаю край капюшона, чтобы с любопытством оглядеться.

После моего визита сюда посреди ночи, при свете дня я надеюсь разглядеть побольше. Сердце с каждым ударом пускает волны тревоги по моему телу. У кого из вас вообще когда-либо была возможность посетить покои кого-нибудь из древних пап еще при его жизни?! Сейчас эти помещения принадлежат музеям Ватикана, а следы их первоначального использования давно исчезли. В коридорах куча народу: пестрый хаос из придворных и кардиналов, так что на меня никто не обращает внимания. Тем не менее я все равно максимально втягиваю голову в плечи и прижимаюсь к стене, чтобы ни с кем не столкнуться. Лео то и дело незаметно оборачивается ко мне, бормоча мимоходом мимолетные приветствия и кивая коллегам. Вскоре мы попадаем в зал, свод которого богато украшен фресками, расписанными настолько красочно и подробно, что больше всего на свете мне охота запрокинуть голову и погрузиться в созерцание этого великого искусства, но вместо этого мне приходится уставиться в мозаичный пол, позволяя себе только вороватые оглядывания.

Из обрывков разговоров кардиналов вокруг я слышу, что все в высшей степени обеспокоены. Видимо, столь спешное собрание для них довольно необычное явление, и все задаются вопросом, что послужило его причиной. И я в их числе.

Спустя примерно десять минут ожидания в прихожей, открывается дверь, предлагая кворуму войти. Лео идет вплотную со мной, чтобы оградить от чужих взглядов, и мы вместе проскальзываем в соседний зал, представляющий собой вытянутую комнату с папским престолом, вдоль стен выстроились деревянные стулья, на которых устраиваются кардиналы. Лео отодвигает для себя стул около трона, незаметно отталкивая меня в оконную нишу, откуда я могу следить за происходящим из-за драпированной занавески.

Все присутствующие полностью погружены в эмоциональные обсуждения, и никому из них даже в голову не приходит, что вместе с ними в покои папы прокралась загадочная фигура в капюшоне, что меня в равной степени ошеломляет и радует. Через некоторое время, когда всеобщее беспокойство немного улеглось и все присутствующие погрузились в выжидательное молчание, появляется папа. Стоит створчатым дверям немного приоткрыться, я, затаив дыхание, выглядываю из-за своей занавески, и первое, что бросается мне в глаза, – ворохи красной ткани: великолепный бархат, парча… Все насыщенно-малинового оттенка. Мой взгляд скользит по фигуре в роскошном одеянии, и я невольно роняю челюсть: это не папа римский. Это его дочь.

С гордо вздернутым подбородком в зал входит Лукреция Борджиа, но спусковым крючком волнения среди кардиналов оказывается момент, когда она опускается на трон, кладя руки на подлокотники. С головы до ног она излучает власть, ее красивое лицо не выдает ни единой эмоции, пока кардиналы в смятении переглядываются между собой, а некоторые наперебой кричат, подскочив со своих мест. Я восхищена выступлением Лукреции и вполне понимаю всеобщее волнение: то, что дочь папы занимает его место, должно быть, ощущается пощечиной для всех собравшихся.

– Где святой отец?

– Папа созвал Консисторию, а не его дочь!

– Тише, – гремит чей-то мужской голос, заглушая гул и заставляя кардиналов замолчать. Этот человек шагает вперед, и мне приходится вытянуть шею, чтобы получше его разглядеть: высокий, сутулый и худощавый, он обводит Лукрецию зорким взглядом, словно хищная птица. Кажется, он готов выцарапать ей глаза.

– Я церемониймейстер папы, почему я ничего не знаю об этой подтасовке?

Лукреция откидывается назад, на ее губах играет едва заметная улыбка.

– Потому что это собрание не является ни литургическим праздником, ни церемонией. Или я ошибаюсь, монсеньор Беркард? – Мужчина только скрипит зубами, на что по лицу Лукреции на мгновение пробегает насмешка. – Поскольку вы в любом случае постоянно суете нос во все наши дела, вы должны были быть готовы к тому, что когда-нибудь этому придет конец.

Беркард растерянно моргает, но больше ничего не говорит, впиваясь в Лукрецию прищуренным взглядом.

– Уважаемая коллегия кардиналов, святой отец возложил на меня право возглавить это собрание, так как в последнее время среди его кардиналов распространились… некие волнения, – начинает свою речь Лукреция.

В зале тут же начинаются перешептывания.

– Интересно, что сейчас с его святейшеством папой римским? – восклицает кардинал средних лет. – Вот уже несколько дней он не появлялся, нужно ли ожидать скорого конклава?

Невозмутимость Лукреции трещит по швам, когда она с едва сдерживаемым гневом отвечает:

– Попридержите язык! Святой отец пребывает в прекрасном здравии. Он всего лишь отошел от дел на пару дней для созерцания и благоговения, чтобы помолиться о спасении христианского мира в этот святой год. Вам бы тоже следовало подумать об этом, господа.

Ее слова хлещут по комнате, и ни у кого недостает мужества что-либо ответить. Я ухмыляюсь и внутренне аплодирую Лукреции, пока она отчитывает самых высокопоставленных членов Римской церкви как непослушных мальчишек. Большинство из них, кажется, до сих пор не хотят признавать, что собрание возглавляет дочь папы, и безмолвно кипят от гнева на своих деревянных стульях. Некоторые, правда, не скрывают своего недовольства.

– Я собрала вас здесь, чтобы сделать следующее заявление: все проблемы, касающиеся папы, предстанут передо мной в ближайшие дни. Его святейшество передал мне государственные дела на период своего отпуска. – Она взмахом руки протягивает запечатанный свиток. – Любой, кто хочет узнать об этом поподробнее, может ознакомиться с этим официальным заявлением.

Кардиналы в ужасе хватают воздух ртом.

– А что за слухи ходят о вашем брате? – восклицает один из них.