Под небом Парижа

Холодные капли с силой начинают барабанить по нам. В который раз я попадаю с ним под ливень и мокну, не в состоянии перестать смотреть в его глаза. Внезапно автомобильные фары ослепляют нас. Я хмурюсь и отворачиваюсь от резкого света.

– Полиция таки нашла нас, – бормочет Алекс и лезет в карман за бумажником.





Глава 11





АЛЕКСАНДР


Я тянусь в карман за маской и прикрываю ею лицо.

– Стой тут, – говорю я Марион, она слабо кивает.

Начался сильный ливень, за какие-то жалкие десять секунд я насквозь промок.

– Добрый вечер, – здороваюсь я с полицейским.

– Почему нарушаете?

– У меня есть разрешение на экстренный выход из дома. – Я достаю из кармана телефон и показываю ему приложение. – Полиция поймала ее, – подбородком указываю в сторону Марион, – пришлось забирать. Штраф оплатили, а вот домой зайти не успели…

Я подаю ему квитанцию об оплате штрафа и терпеливо жду, пока он все внимательно изучит. Спустя минуту он возвращает мне телефон и чек.

– А что это твоей девушке с тобой-то не сиделось? – неожиданно переходит он на «ты». – Мадмуазель, – зовет он ее, – подойдите, будьте добры.

– Какая в этом необходимость? – резко спрашиваю я.

Полицейский не реагирует на мой вопрос, вместо этого внимательным взглядом рассматривает ее.

– Что с вашей ногой? – интересуется он.

Марион прикусывает губу и косится в мою сторону, явно не зная, стоит ли рассказывать про приключение в клубе.

– Это сделал ваш парень? – по-своему трактует ее взгляд чертов сыщик и бросает на меня уничтожающий взгляд.

– Что? – восклицает она ошарашенно и тут же добавляет: – Конечно, нет!

Я предусмотрительно молчу, знаю таких подозрительных блюстителей. Любое сказанное слово будет трактовать на свой лад и против тебя.

– Я упала при задержании… меня сегодня задержала полиция… в подпольном клубе. – Марион сильно нервничает и выпаливает слово за словом, не в состоянии внятно сформулировать ответ.

Полицейский настороженно смотрит в мою сторону.

– Ты можешь мне сказать правду, – доверительным тоном уговаривает он.

Марион все еще не пришла в себя, она резко качает головой.

– Все в порядке, честно. Алекс бы никогда… вы что… он не из тех… как только такое пришло вам в голову…

Мне тоже хочется спросить, выгляжу ли я, как кто-то, кто способен на рукоприкладство. Но продолжаю молчать. Мой скучающий вид явно не вызывает доверия у полицейского, видимо, если бы я пытался с пеной у рта доказать свою невиновность, он счел бы это правильной реакцией.

– Точно все хорошо?

Марион тяжело вздыхает.

– Ради всего святого, правда, он забрал меня из клуба и привез домой. Он бы никогда ничего мне не сделал.

Напарник нашего сыщика согласно кивает, его убедить оказалось проще.

– Раз девушка говорит, что все хорошо, то поехали. Ночь обещает быть длинной.

– Мадемуазель, можно поговорить с вами наедине? – не унимается полицейский.

– Конечно, – устало соглашается Марион и отходит с ним за машину.

– Не принимайте на свой счет, – подает голос напарник. – Во время карантина в марте процент домашнего насилия взлетел до небес, а число феминицидов за год больше, чем за прошлый. Мы, конечно, стараемся спасать девушек из сложных ситуаций, но, сами понимаете, жертвы порой бывают несговорчивы… Особенно рядом с насильником.


Я сую руки в карманы и опускаю голову, от дождя не скрыться, но хоть по лицу не барабанит.

– Вы всего лишь выполняете свою работу, – поддерживаю я разговор.

– Именно, поэтому, повторюсь, не принимайте за свой счет. Насильники, к сожалению, не выглядят как-то по-особенному.

Я согласно киваю, думаю, что не хотел бы оказаться на месте стражей порядка. Сколько ужасов видит полиция… и ведь он абсолютно прав. Насильники не выглядят как-то по-особенному. Поэтому под подозрение попадают все.

– А можно как-то помочь жертвам? – спрашиваю я. – Какая, вообще, помощь там необходима?

Полицейский задумчиво хмурится.

– Многим нужна психологическая помощь, другие зависят от абьюзера финансово, поэтому нужны рабочие места или же помощь деньгами. У нас в стране выделяется на это бюджет. И плюс есть специальные фонды, занимающиеся подобным.

– Понятно. – Я беру телефон и пишу сообщение Анне:

«Перечисли миллион в проверенный фонд для жертв домашнего насилия».

Несмотря на позднее время, она отвечает сразу же:

«Я, к сожалению, не в теме, но соберу информацию».

«Спасибо, доброй ночи».

«И тебе, Алекс».

Марион наконец возвращается с горе-сыщиком. Не знаю, что она ему сказала, но глаза его улыбаются.

– Вам очень повезло с девушкой, – говорит он, неожиданно переходя на «вы».

Видимо, только с насильниками и абьюзерами он на «ты».

– Так защищала, смешная она у вас, – усмехнувшись, заканчивает он.

Я бросаю любопытный взгляд на Марион, она краснеет и неловко отворачивается.

– Повезло – не то слово, – говорю я и беру ее за руку. – С вашего позволения, мы пойдем.

– Доброй ночи, – прощается Марион.

– И вам! – отзываются полицейские.

Мы отходим от них и спускаемся на улицу, ведущую к моему дому. Дождь льет стеной, отражения фонарей сверкают в лужах и отсвечивают в мокрых стеклах окон.

– Замерзла?

– На удивление, нет, – тихо отвечает она и кутается в мой пиджак.

Он доходит ей до середины бедра, короткое платье скрывается под ним. Марион переминается с ноги на ногу, пока я открываю дверь в подъезд.

– Он назвал меня твоей девушкой, – глухо шепчет она. – Не сестрой, не племянницей… девушкой, – подчеркивает она.

Я не оборачиваюсь и не смотрю на нее. Открываю пошире дверь и придерживаю для нее.

– Заходи.

Она послушно переступает порог. Между нами повисает гнетущее молчание. Она ждет от меня реакции на свое высказывание. А я не знаю, что сказать. «Ты выглядишь, как моя девушка»? «На сестру ты не похожа»? «У меня нет племянниц»?

Я молча нажимаю на кнопку лифта, и мы терпеливо ждем, когда он спустится.

– Ты проголодалась? – Я решаю ступить на безопасную территорию.

– Нет, хочу снять мокрые вещи, принять душ и поспать.

– Хорошо.

И мы оба вновь замолкаем. Лифт наконец опускается, и мы пробираемся в крошечную кабинку. Стоим близко друг к другу, едва ли не касаясь телами.

– Романтика парижских лифтов… – под нос бормочет Марион.

– Не для тех, кто боится узких пространств.

– Зато для тех, кто любит целоваться, – заявляет она и поднимает голову.