Под небом Парижа
Часть 21 из 65 Информация о книге
Для доступа к библиотеке пройдите авторизацию
Я поднимаю руку, чтобы оттолкнуть его. Но он ловит мою ладонь и тянет на себя. Наши тела сталкиваются. Он продолжает молчать и этим сводит меня с ума. Я поднимаю голову и вглядываюсь в его лицо. Вижу каждую крапинку в светло-голубом океане глаз. Вижу линию мелких, едва уловимых морщин. Вижу трещинки на губах и щетину, покрывающую подбородок. Мое дыхание учащается. Его запах заполняет легкие, его взгляд пленяет и не отпускает. Его губы так манят… Он слишком близко.
– Пусти, – шепчу я ему в губы.
Он ведет носом вдоль моей скулы, медленно, осторожно, вдыхая меня, и я теряюсь в этом ощущении. Теряюсь в его прикосновениях и близости. Голова становится тяжелой, сердце выпрыгивает из груди, а руки дрожат. Я ненавижу то, как реагирует на него мое тело. Ненавижу, как предательски я льну к нему в поисках его тепла и объятий. Ненавижу ту бурю чувств, что испытываю.
И всей душой ненавижу его. За то, что он позволяет себе подобное, за то, что играет со мной, за то, что мучает меня. Я смотрю ему в глаза и вижу в них желание и потребность. И я знаю, что могу поиздеваться над ним, точно так же, как и он надо мной. Я знаю, что мне надо взять ситуацию под контроль. Потому что я больше никогда не позволю ему управлять мной, словно марионеткой. Поэтому я встаю на носочки и нежно касаюсь его губ. Едва уловимо, невесомо… Я хочу убить Алекса его же оружием.
Как только мои губы накрывают его, он замирает и не шевелится. А затем закрывает глаза… Я опускаю руку ему на затылок, притягиваю ближе. Веду языком вдоль его нижней губы, оттягиваю ее, посасываю, дразню и свожу его с ума… Но вместе с тем с ума схожу и сама. Его подбородок приятно колет мою кожу, его вкус сладко ложится на мой язык. Его мягкие губы словно созданы для моих. Так правильно это чувствуется. Поцелуй, уносящий на седьмое небо. Я продолжаю свою пытку. Дарю ему нежность и вижу, как он в ней растворяется. Глажу его скулу и оставляю маленькие, едва уловимые поцелуи на подбородке и опять легким прикосновением целую в губы.
Алекс обнимает меня за талию. Теплые крепкие ладони прожигают меня даже сквозь ткань футболки. Он отвечает на мой поцелуй, в медленном танце переплетает наши языки. Я злюсь на то, как приятно целовать его, на то, с какой легкостью он позволяет себе целовать меня. Я резко тяну его волосы и грубо кусаю. Кусаю до крови. Кусаю так, чтобы он почувствовал боль. Чтобы ощутил, каково это, быть на седьмой небе, а после полететь стремительно вниз. Мы оба ощущаем железный привкус крови. Я отстраняюсь и смотрю на него взглядом, полным ненависти.
– Запомни это ощущение, Алекс. Запомни этот поцелуй. Запомни, что именно ты чувствовал, когда мои губы накрыли твои. Запомни, как душа переворачивалась и как правильно это ощущалось… Запомни, – повторяю я.
Встаю на носочки и ласково шепчу ему на ухо:
– Потому что больше этого не повторится, Алекс. Больше никогда ты не поцелуешь меня и больше никогда не почувствуешь ничего подобного.
Я отстраняюсь и смотрю ему в глаза.
– И живи с мыслью, что это был твой выбор.
Большим пальцем он стирает кровь с губы.
– Спокойной ночи, Марион.
С этими словами он спускается на первый этаж.
– Хорошо накройся, я завтра с утра затоплю дом, и здесь будет тепло.
Мне хочется наброситься на него за все эти слова. За то, что делает вид, словно ничего не было. За то, что не отвечает на мою злость. За то, что врывается в мое сердце. Вновь. Но я не позволю ему этого.
Я оглядываю комнату. Поверх комода лежат ключи от машины и от входной двери. В голове сразу же мелькает план побега. Главное, чтобы Алекс уснул.
Я забираюсь в постель и накрываюсь с головой. Детская привычка. Закрываю глаза, зная, что не усну. Слишком много эмоций бурлит внутри, слишком много событий произошло за один день… Наш первый же рабочий день. И вот мы здесь, под одной крышей. Уму непостижимо, как сложно держаться от него подальше. Мне хочется написать и рассказать все Валентину, но телефон все еще в тачке Алекса. Остается лишь лежать и гнать прочь мысли о нашем поцелуе. Главное – не проникаться теплыми воспоминаниями и не воспроизводить его в голове до мельчайших деталей. Это практически невозможно. Я вспоминаю его сладкий привкус, и мне хочется выть.
Я щиплю себя за руку, возвращаю на землю. И прислушиваюсь к дому. Стоит мертвая тишина. Даже дождь успокоился. Я тихо сажусь на постели и не шевелюсь, вслушиваюсь. Ничего. Тишина. Стараясь не произвести ни звука, вылезаю из теплого одеяла и тут же жалею об этом, когда босые ноги ступают на прохладный пол. Шорох одеяла неприятно шелестит в полнейшей тишине вокруг.
Встаю на носочки и маленькими шажками пробираюсь к ключам. Беру их в кулак, так чтобы они не соприкоснулись друг с другом и не звякнули. Затем направляюсь к лестнице и спускаюсь по ней, она слегка скрипит под моим весом. Я замираю и вновь прислушиваюсь. Ничего. Никаких звуков. Следующий шаг я делаю смелее. Стараюсь максимально быстро миновать лестницу с ее скрипучими ступеньками.
И вот я оказываюсь на первом этаже. Здесь так темно! Сквозь узкие, маленькие окошки вообще не поступает свет, они словно обвиты плющом на фасаде дома. Ночь очень темная. Я стараюсь ступать на носочках, молюсь всем известным мне богам, чтобы не наступить на что-нибудь на полу.
Неожиданно задеваю ногой Алекса.
Черт, черт, черт, черт! Я не видела его диван и задела его руку. Секунду я боюсь дышать. Но он не шевелится. Значит, я его не разбудила, с надеждой думаю я. Вглядываюсь в то место, где стоит диван. Вижу очертания его фигуры. Он действительно очень близко ко мне. Его рука в нескольких сантиметрах от моей икры. Я решаю возобновить побег. Однако, как только я делаю шаг, его ладонь обхватывает мою ногу, припечатывая меня к месту.
– Я бы очень удивился, если бы ты просто-напросто пошла спать.
– Я хочу спать в своей кровати.
– Порой надо довольствоваться тем, что есть…
Он садится на диване, но все еще продолжает держать меня под коленкой. Прикосновение нежное, но твердое. Он не отпустит меня.
– Ты холодный, – хмурясь, говорю я.
– Дров нет, завтра наколю.
– Здесь нет отопления?
– Здесь есть камин.
– Сейчас от него мало толку.
– Я не планировал эту поездку.
– Зачем же привез меня сюда?
Секунду он молчит, а затем честно отвечает:
– Я не знаю. – Его шепот тонет в окружающей тишине.
Я и не ожидала другого ответа… Прочищаю горло.
– Я так поняла, в доме одно одеяло?
– Верни мне ключи.
Он протягивает мне руку. Я не вижу выражения его лица, не знаю, каким взглядом он смотрит на меня. Темнота спасает, скрывает наши истинные эмоции и чувства. Например, она сейчас скрывает волнение, с которым я пытаюсь разглядеть Алекса. Она скрывает нервозность, с которой я сжимаю руки с ключами. Скрывает то, как я разглядываю диван, на котором он спит, и не вижу никакого покрывала, одеяла или даже пледа.
– Мы можем спать наверху вдвоем, – глухо произношу я. – Ты в одном углу, я в другом. Ты заболеешь, если останешься тут.
– А тебе не плевать? – неожиданно спрашивает он. Я замечаю, как его ладонь начинает вырисовывать невидимые узоры у меня под коленкой. Не думаю, что он отдает себе отчет в собственных действиях.
– Хватит, – устало произношу я и делаю шаг назад. Его рука падает в воздухе. – Это слишком выматывает. Вечные пикировки.
Я беру его ладонь свободной рукой и тяну вверх.
– Пошли, раз уж привез меня сюда, то переживем эту ночь вместе. Совсем скоро наступит утро, и ты отвезешь меня в Париж и больше не будешь делать таких глупостей.
– Сомневаюсь. Когда ты рядом, мой мозг отказывается здраво мыслить.
Он поднимается с дивана, и я продолжаю тянуть его в сторону лестницы.
– Так заставь его, Алекс, – говорю я и поднимаюсь на ступеньку.
– У тебя получилось?
– Что?
– У тебя получилось отключить сердце и слушать разум?
Его вопрос застает меня врасплох. Однако я быстро беру себя в руки.
– Мое сердце к тебе ничего не чувствует, – бормочу я и выпускаю его ладонь из своей. – Поэтому с разумом проблем нет.
Алекс наклоняется близко ко мне, я чувствую его крепкую грудь своей спиной. Он шепчет мне на ухо:
– Я чувствую, когда ты врешь. Но если хочешь, занимайся самообманом.
Я резко разворачиваюсь.
– Не делай вид, что ты самый умный, Алекс. Я ничего к тебе не чувствую.
– Зачем ты вернулась, Марион? – напряженно спрашивает он.
– Потому что здесь мой дом, – не выдержав, я повышаю голос. – Мир не крутится вокруг тебя, как бы тебе этого ни хотелось. Здесь моя семья, мои друзья…
– Друзья… – Он выплевывает это слово как какое-то ругательство.
– Да, Алекс. Друзья. Я соскучилась по Валентину, Эль, Лео и даже Квантану! Которому ты никак не хочешь дать шанс из-за своей уязвленной гордости.
– Ты серьезно думаешь, что дело в гордости? – В этот раз вспыхивает он.
Я устало прикрываю глаза.
– Алекс, хватит, – шепчу я, и мой голос дрожит. Ненавижу себя за слабость, но я так устала бороться с ним. Я так устала от наших споров. – Просто пошли спать, умоляю тебя.
– Идем, Марион, – тихо отвечает он и аккуратно приподнимает меня.
– Пусти…
– Позволь мне отнести тебя.
Он несет меня так, словно я ничего не вешу. Словно я легче всех перьев на земле. Алекс внушает мне доверие, ощущение, словно он никогда не уронит меня. Я будто бы снова становлюсь той маленькой Марион… Он кладет меня на кровать и сразу же отстраняется.
– Я в одном углу, а ты в другом, – напоминаю я ему. Накрываюсь с головой одеялом, прячусь от него, но чувствую, как матрас прогибается под его весом и как натягивается одеяло.
– Доброй ночи, Марион, – говорит он.
– Доброй ночи, Алекс, – эхом отвечаю я.
Я все еще сжимаю в руке ключи. Понимаю, что оставаться здесь невозможно. Но знаю, что Алекс еще не спит. Ощущаю напряжение, исходящее от него.
– Я рад, что ты вернулась, – неожиданно признается он.
Его слова разрезают ночную тишину, и я вжимаюсь в матрас. Притворяюсь спящей.
– Я скучал по тебе. – Тихо, едва уловимо. – Я знаю, что ты не спишь. И я знаю, что тебе нечего мне ответить. Просто знай, мне очень жаль, что я обидел тебя тогда.
– Пусти, – шепчу я ему в губы.
Он ведет носом вдоль моей скулы, медленно, осторожно, вдыхая меня, и я теряюсь в этом ощущении. Теряюсь в его прикосновениях и близости. Голова становится тяжелой, сердце выпрыгивает из груди, а руки дрожат. Я ненавижу то, как реагирует на него мое тело. Ненавижу, как предательски я льну к нему в поисках его тепла и объятий. Ненавижу ту бурю чувств, что испытываю.
И всей душой ненавижу его. За то, что он позволяет себе подобное, за то, что играет со мной, за то, что мучает меня. Я смотрю ему в глаза и вижу в них желание и потребность. И я знаю, что могу поиздеваться над ним, точно так же, как и он надо мной. Я знаю, что мне надо взять ситуацию под контроль. Потому что я больше никогда не позволю ему управлять мной, словно марионеткой. Поэтому я встаю на носочки и нежно касаюсь его губ. Едва уловимо, невесомо… Я хочу убить Алекса его же оружием.
Как только мои губы накрывают его, он замирает и не шевелится. А затем закрывает глаза… Я опускаю руку ему на затылок, притягиваю ближе. Веду языком вдоль его нижней губы, оттягиваю ее, посасываю, дразню и свожу его с ума… Но вместе с тем с ума схожу и сама. Его подбородок приятно колет мою кожу, его вкус сладко ложится на мой язык. Его мягкие губы словно созданы для моих. Так правильно это чувствуется. Поцелуй, уносящий на седьмое небо. Я продолжаю свою пытку. Дарю ему нежность и вижу, как он в ней растворяется. Глажу его скулу и оставляю маленькие, едва уловимые поцелуи на подбородке и опять легким прикосновением целую в губы.
Алекс обнимает меня за талию. Теплые крепкие ладони прожигают меня даже сквозь ткань футболки. Он отвечает на мой поцелуй, в медленном танце переплетает наши языки. Я злюсь на то, как приятно целовать его, на то, с какой легкостью он позволяет себе целовать меня. Я резко тяну его волосы и грубо кусаю. Кусаю до крови. Кусаю так, чтобы он почувствовал боль. Чтобы ощутил, каково это, быть на седьмой небе, а после полететь стремительно вниз. Мы оба ощущаем железный привкус крови. Я отстраняюсь и смотрю на него взглядом, полным ненависти.
– Запомни это ощущение, Алекс. Запомни этот поцелуй. Запомни, что именно ты чувствовал, когда мои губы накрыли твои. Запомни, как душа переворачивалась и как правильно это ощущалось… Запомни, – повторяю я.
Встаю на носочки и ласково шепчу ему на ухо:
– Потому что больше этого не повторится, Алекс. Больше никогда ты не поцелуешь меня и больше никогда не почувствуешь ничего подобного.
Я отстраняюсь и смотрю ему в глаза.
– И живи с мыслью, что это был твой выбор.
Большим пальцем он стирает кровь с губы.
– Спокойной ночи, Марион.
С этими словами он спускается на первый этаж.
– Хорошо накройся, я завтра с утра затоплю дом, и здесь будет тепло.
Мне хочется наброситься на него за все эти слова. За то, что делает вид, словно ничего не было. За то, что не отвечает на мою злость. За то, что врывается в мое сердце. Вновь. Но я не позволю ему этого.
Я оглядываю комнату. Поверх комода лежат ключи от машины и от входной двери. В голове сразу же мелькает план побега. Главное, чтобы Алекс уснул.
Я забираюсь в постель и накрываюсь с головой. Детская привычка. Закрываю глаза, зная, что не усну. Слишком много эмоций бурлит внутри, слишком много событий произошло за один день… Наш первый же рабочий день. И вот мы здесь, под одной крышей. Уму непостижимо, как сложно держаться от него подальше. Мне хочется написать и рассказать все Валентину, но телефон все еще в тачке Алекса. Остается лишь лежать и гнать прочь мысли о нашем поцелуе. Главное – не проникаться теплыми воспоминаниями и не воспроизводить его в голове до мельчайших деталей. Это практически невозможно. Я вспоминаю его сладкий привкус, и мне хочется выть.
Я щиплю себя за руку, возвращаю на землю. И прислушиваюсь к дому. Стоит мертвая тишина. Даже дождь успокоился. Я тихо сажусь на постели и не шевелюсь, вслушиваюсь. Ничего. Тишина. Стараясь не произвести ни звука, вылезаю из теплого одеяла и тут же жалею об этом, когда босые ноги ступают на прохладный пол. Шорох одеяла неприятно шелестит в полнейшей тишине вокруг.
Встаю на носочки и маленькими шажками пробираюсь к ключам. Беру их в кулак, так чтобы они не соприкоснулись друг с другом и не звякнули. Затем направляюсь к лестнице и спускаюсь по ней, она слегка скрипит под моим весом. Я замираю и вновь прислушиваюсь. Ничего. Никаких звуков. Следующий шаг я делаю смелее. Стараюсь максимально быстро миновать лестницу с ее скрипучими ступеньками.
И вот я оказываюсь на первом этаже. Здесь так темно! Сквозь узкие, маленькие окошки вообще не поступает свет, они словно обвиты плющом на фасаде дома. Ночь очень темная. Я стараюсь ступать на носочках, молюсь всем известным мне богам, чтобы не наступить на что-нибудь на полу.
Неожиданно задеваю ногой Алекса.
Черт, черт, черт, черт! Я не видела его диван и задела его руку. Секунду я боюсь дышать. Но он не шевелится. Значит, я его не разбудила, с надеждой думаю я. Вглядываюсь в то место, где стоит диван. Вижу очертания его фигуры. Он действительно очень близко ко мне. Его рука в нескольких сантиметрах от моей икры. Я решаю возобновить побег. Однако, как только я делаю шаг, его ладонь обхватывает мою ногу, припечатывая меня к месту.
– Я бы очень удивился, если бы ты просто-напросто пошла спать.
– Я хочу спать в своей кровати.
– Порой надо довольствоваться тем, что есть…
Он садится на диване, но все еще продолжает держать меня под коленкой. Прикосновение нежное, но твердое. Он не отпустит меня.
– Ты холодный, – хмурясь, говорю я.
– Дров нет, завтра наколю.
– Здесь нет отопления?
– Здесь есть камин.
– Сейчас от него мало толку.
– Я не планировал эту поездку.
– Зачем же привез меня сюда?
Секунду он молчит, а затем честно отвечает:
– Я не знаю. – Его шепот тонет в окружающей тишине.
Я и не ожидала другого ответа… Прочищаю горло.
– Я так поняла, в доме одно одеяло?
– Верни мне ключи.
Он протягивает мне руку. Я не вижу выражения его лица, не знаю, каким взглядом он смотрит на меня. Темнота спасает, скрывает наши истинные эмоции и чувства. Например, она сейчас скрывает волнение, с которым я пытаюсь разглядеть Алекса. Она скрывает нервозность, с которой я сжимаю руки с ключами. Скрывает то, как я разглядываю диван, на котором он спит, и не вижу никакого покрывала, одеяла или даже пледа.
– Мы можем спать наверху вдвоем, – глухо произношу я. – Ты в одном углу, я в другом. Ты заболеешь, если останешься тут.
– А тебе не плевать? – неожиданно спрашивает он. Я замечаю, как его ладонь начинает вырисовывать невидимые узоры у меня под коленкой. Не думаю, что он отдает себе отчет в собственных действиях.
– Хватит, – устало произношу я и делаю шаг назад. Его рука падает в воздухе. – Это слишком выматывает. Вечные пикировки.
Я беру его ладонь свободной рукой и тяну вверх.
– Пошли, раз уж привез меня сюда, то переживем эту ночь вместе. Совсем скоро наступит утро, и ты отвезешь меня в Париж и больше не будешь делать таких глупостей.
– Сомневаюсь. Когда ты рядом, мой мозг отказывается здраво мыслить.
Он поднимается с дивана, и я продолжаю тянуть его в сторону лестницы.
– Так заставь его, Алекс, – говорю я и поднимаюсь на ступеньку.
– У тебя получилось?
– Что?
– У тебя получилось отключить сердце и слушать разум?
Его вопрос застает меня врасплох. Однако я быстро беру себя в руки.
– Мое сердце к тебе ничего не чувствует, – бормочу я и выпускаю его ладонь из своей. – Поэтому с разумом проблем нет.
Алекс наклоняется близко ко мне, я чувствую его крепкую грудь своей спиной. Он шепчет мне на ухо:
– Я чувствую, когда ты врешь. Но если хочешь, занимайся самообманом.
Я резко разворачиваюсь.
– Не делай вид, что ты самый умный, Алекс. Я ничего к тебе не чувствую.
– Зачем ты вернулась, Марион? – напряженно спрашивает он.
– Потому что здесь мой дом, – не выдержав, я повышаю голос. – Мир не крутится вокруг тебя, как бы тебе этого ни хотелось. Здесь моя семья, мои друзья…
– Друзья… – Он выплевывает это слово как какое-то ругательство.
– Да, Алекс. Друзья. Я соскучилась по Валентину, Эль, Лео и даже Квантану! Которому ты никак не хочешь дать шанс из-за своей уязвленной гордости.
– Ты серьезно думаешь, что дело в гордости? – В этот раз вспыхивает он.
Я устало прикрываю глаза.
– Алекс, хватит, – шепчу я, и мой голос дрожит. Ненавижу себя за слабость, но я так устала бороться с ним. Я так устала от наших споров. – Просто пошли спать, умоляю тебя.
– Идем, Марион, – тихо отвечает он и аккуратно приподнимает меня.
– Пусти…
– Позволь мне отнести тебя.
Он несет меня так, словно я ничего не вешу. Словно я легче всех перьев на земле. Алекс внушает мне доверие, ощущение, словно он никогда не уронит меня. Я будто бы снова становлюсь той маленькой Марион… Он кладет меня на кровать и сразу же отстраняется.
– Я в одном углу, а ты в другом, – напоминаю я ему. Накрываюсь с головой одеялом, прячусь от него, но чувствую, как матрас прогибается под его весом и как натягивается одеяло.
– Доброй ночи, Марион, – говорит он.
– Доброй ночи, Алекс, – эхом отвечаю я.
Я все еще сжимаю в руке ключи. Понимаю, что оставаться здесь невозможно. Но знаю, что Алекс еще не спит. Ощущаю напряжение, исходящее от него.
– Я рад, что ты вернулась, – неожиданно признается он.
Его слова разрезают ночную тишину, и я вжимаюсь в матрас. Притворяюсь спящей.
– Я скучал по тебе. – Тихо, едва уловимо. – Я знаю, что ты не спишь. И я знаю, что тебе нечего мне ответить. Просто знай, мне очень жаль, что я обидел тебя тогда.