Почетный пленник

Олтер


— У меня был долгий муторный разговор с Алиасом, парень. И совсем не осталось сил и терпения играть с тобой в гляделки, — сказал Остах.

Догнав нашу арбу, он пересел прямо ко мне и уселся у меня в ногах. Пустил умного коня идти рядом. Сидел Остах спиной к Барату, правившему мулом. Говорили мы на имперском, которого Барат не знал.

Остах быстро наклонился и подобрал кинжал, который торчал из-под моего лежака. Как мы и договорились, я снял его с ремня и вычистил.

Остах вытащил кинжал из ножен. Придирчиво осмотрел проделанную мной работу, зачем-то понюхал лезвие и кивнул. И бросил мне учебный нож взамен кинжала. Я поймал его двумя руками и, радуясь появившейся возможности спрятаться за работу, стал неловко цеплять нож к поясному ремню.

— Ты не так держал нож, парень, — наконец нарушил тишину Остах.

Я не сразу понял, о чем он.

— Я просил тебя показать, как ты будешь держать кинжал Барата. — Парень, услышав свое имя, обернулся. Остах ткнул его в спину, и тот понятливо уставился на дорогу впереди себя.

— Ты схватил нож вот так. — И он показал мне как.

«Обычный хват ножа», — подумал я.

— Когда я только-только начал учить тебя с братом, то первым делом я выбил из вас эту дурь.

— Какую? — вырвалось у меня.

— Такую, — кивнул он на зажатый в руке кинжал. — Хвататься за нож, как утопающий — пощади его Отец Глубин! — хватается за протянутое весло.

Кинжал вдруг ожил в его руке и запорхал между пальцами. Обнаженное лезвие то и дело пускало солнечные зайчики. Загипнотизированный этими росчерками, устав юлить и прятаться, я все рассказал ему. Как на духу. Будь что будет.

Рассказал все, сбиваясь и перескакивая с одного на другое. Не знаю, что в рассказе было от меня-взрослого, а что от меня-ребенка. Я был словно в бреду.

Повисло тяжелое нестерпимое молчание. Скрипели колеса арбы, мул хлестал себя хвостом, отгоняя гудящих слепней. Остах перекинул кинжал из одной руки в другую. Обратно. Еще раз.

— Тридцать шесть лет… — задумчиво произнес он. Перестал перекидывать кинжал, и его острый кончик уставился прямо на меня. — Ты знаешь, если бы я только ведал как, то вырезал бы тебя, чужак, из Оли.

Кончик кинжала слегка подрагивал в его руке.

— Я бы вырезал тебя, чужак. Кинул бы под копыта мула в дорожную пыль.

Мне стало страшно. Я понял, что решение Остах принимает прямо сейчас, в эти секунды. И если он примет не то решение, то жить мне осталось всего пару мгновений.

«Вырезать чужака из Оли…»

Очнувшись, Остах поспешно убрал кинжал.

— Прости, Оли.

Я почувствовал, что мои щеки, шея и ворот рубахи мокры от слез.

Остах начал массировать мои ноги, как я делал это недавно.

— Я видел, как ты это делал, — словно подслушав мои мысли, сказал дядька. — Это поможет?

— Не знаю, — признался я. — Не повредит точно.

Остах приблизился ко мне вплотную так, что я чувствовал его прерывистое дыхание.

— Ты должен был умереть, понимаешь, мой мальчик? — спросил он. Голос его прервался.

— О чем ты? — со страхом спросил я. А ну опять за кинжал возьмется?

Но кинжал продолжал покоиться в ножнах.

— Я успел перекинуться парой слов с твоим братом. Посмотрел на то место… Ну, где ты сорвался. Облазил там все. Это было высоко, Ули. Очень высоко. А падал ты спиной вниз. После такого не выживают.

Меня начала бить дрожь.

— Я поклоняюсь своим богам, Ули. Но Матерь Предков спасла тебя в тот день. Она подставила тебе этого Антона, и вы оба выжили. Я не могу понять как. Но у богов свои правила, парень. Вы оба должны были погибнуть, ты — у себя, а Оли — здесь.

— Тайна должна остаться с нами, — продолжил Остах. — Рокон и Гимтар не смогут принять такое. Они решат, что хитрая Йотль завладела тобой. Их рука не дрогнет. И потому запечатай свои уста, парень.

— А ты? — спросил я.


— Я долго наблюдал за тобой. Я видел, как ты заботишься о… — Он запнулся.

— О себе? — с улыбкой спросил я. — Ведь это и есть я, дядька Остах.

— Боюсь, это больше меня, парень. В моей голове подобное не уместится, — замотал он головой. И задумался. — Пожалуй, я буду относиться к тебе как к Оли, который внезапно поумнел.

— Который резко поумнел и стал говорить и делать неожиданные вещи, после того как упал, но был спасен волей Матери Предков, — закрепил я ментальный якорь.

— А ведь так все и было! — обрадовался Остах.

«Ну вот и ладушки!» — с облегчением подумал я. Ощущение скинутого с себя груза было таким явственным, что мне казалось — я могу летать. Летать?.. С моими ногами? С досадой я ударил по безжизненной ноге кулаком.

«Больно!» — чуть не вскрикнул тотчас. С чувствительностью все нормально. Будем надеяться, уровень медицины в Империи находится на достаточном уровне. Говорят, в Древнем Египте уже ставили пломбы и проводили трепанацию…

Жажда созидательной деятельности была нестерпима. Мы ехали по холмистой огромной поляне. Сплошной нежно-розовый ковер цветков иван-чая покрывал все, насколько хватало глаз. Вдали, у леса, где особенно ярко светило солнце на южном склоне, кипрей уже начал пушиться. То и дело пух летал в воздухе, а обочина была покрыта им кое-где, в ямках, как снегом.

— Пусть Йолташ наберет мне листьев этой травы, — попросил я. — Только не там, где белый пух. Лишь те, что с розовыми цветками.

— Зачем? — недоуменно спросил меня Остах.

— Надоело пить воду. Хочется напитка, который я… любил пить раньше, — ответил ему.

«Как же здорово перестать скрываться! Здорово, здорово, великолепно!»

Дома я и впрямь отдавал предпочтение копорскому чаю перед индийским. Я любил ходить в лес, потому сам собирал, ферментировал и сушил кипрей узколистый, или, как его привыкли называть у нас, иван-чай. А потом с удовольствием его пил. В невообразимых количествах: с мятой, чабрецом, сушеной малиной, листьями груши и яблони, черной смородиной…

Остах подумал, огляделся — к тому времени наша арба стала в караване замыкающей — и громко крикнул:

— Йолташ!

Через пару мгновений парень уже был рядом.

— Да, учитель.

— Возьми суму побольше и собери листья вон того растения. С розовыми цветками.

Йолташ нахмурил брови, удивленный, но послушно кивнул.

Перечить учителю? Ха, дурных здесь нет!

— Только… — Остах опять огляделся, — сделай так, чтоб тебя никто не видел. А суму потом сюда положишь, — и он похлопал по сену рядом с собой. — И молчок!

Йолташ понятливо кивнул и уехал выполнять порученное.

— А ты можешь объяснить мне, что здесь вообще происходит? — осторожно спросил я. — Дорчариан, Империя…

Остах не ответил. И долго молчал. А потом сказал:

— Нет. Не могу, — и развел руками. — Это не совсем мои тайны, парень. И слишком многое на кону.

— Чем меньше людей знает, тем лучше, — понятливо кивнул я.

Обрадованный Остах закивал в ответ.

— Ты говорил с Алиасом об утренней битве? — спросил я. Информационный голод никуда не делся. И его требовалось утолить.

— Какая битва! — рассмеялся Остах. — Так, стычка.

— Мы всех убили?

— Что ты! Почти все убежали. У нападавших все пошло не так. Ты со мной отошел… гм-м… в кусты. Алиас никогда не спит в шатре. Долгая служба приучила его спать под телегой, он и спит так всегда. Купца разбудил вот этот разбойник, — и Остах двумя пальцами погладил Кайхура. Тот поднял голову и зло тявкнул. Получилось очень тихо и совсем не страшно.

— Вот так же он и тявкал в сторону леса. Буддал, не будь дураком, вздел доспех, натянул тетиву и своих поднял, кого успел. И встретил их стрелами. Он неплохой лучник.

«Вот уж никогда бы не подумал…»

Я взял щенка и посадил себе на грудь.

— А ты у меня, оказывается, герой, мой маленький кролик? — сказал я, глядя в его красноватые глаза. Щенок улыбнулся мне во всю пасть и застучал по мне хвостиком.

— Какой же это кролик? — удивился Остах. — Это какое-то маленькое чудовище…

— Кайхур… Кайхур, — напевно произнес я. Щенок поднял ушки торчком. Хвостик замолотил еще сильнее. — Его зовут Кайхур.