По следам прошлого
Часть 45 из 133 Информация о книге
Для доступа к библиотеке пройдите авторизацию
Он слышал шорох, беготню. Почувствовал запах костра, а затем жжение то в руке, то в ноге. Боль и шипение… К запаху костра добавилась вонь жженной плоти и волос. «Он стонет! Хватит! Ему уже больно!» — останавливала всех Лери. Но остальные были убеждены, что стонет глухо, а значит, ему не больно.
«У кузнеца красное железо видели?! Оно в огне лежит и потом долго красное! Такое надо брать!» «Возьмем у него то, что он выкидывает в конце двора, а потом обратно вернем» «Он не заметит» «Точно!» «Хватит! Ему же уже больно!» «Не хватит! Он даже не двигается!» «Вспомни, как ночью вопил! Так даже девчонки не вопят» «К кузнецу! К кузнецу! Давайте, кто первый!» «Освободим черное нутро!»
Он надеялся, что они не вернутся. Надеялся, что силы восстановятся раньше, чем они вернутся, чтобы успеть спрятаться. Но время шло, а он так и не смог пошевелиться. Не мог отогнать от себя даже мух. Особенно запомнил, как самая наглая заползала в рот, перебирала лапками, цепляясь за передние зубы. Он терпел.
Терпел до тех пор, пока в ногу не всадили раскаленный железный штырь. После небольшого отдыха он взвился змеей и завопил так, что ему заткнули рот и шикнули на него. «Скверный Кейел! — поочередно дразнили дети. — Скверный мальчишка! Очистись!»
Исцеление штырем пришлось детям по душе, потому что он еще и легко разрезал кожу. И когда они прожгли насквозь живот Кейела, Лери все-таки не выдержала. Еще до приезда высокомерного эльфеныша из главной обители, — которого мне надо было лично придушить, пока я была в Солнечной, — она крепко дружила с Кейелом. Ей было с ним весело и интересно, а остальные дети не стыдили за игры с ним и частенько сами тянулись к нему. Никто из них толком и не понимал, за какие такие скверные мысли наказывают их приятеля.
Они не понимали и тогда, когда по примеру взрослых изгоняли из него скверну. Все ждали чуда…
Из-за нелюбви к виксартке дети всегда держали ее под присмотром, поэтому Лери отметила отсутствие знахарки на вечернем собрании у костра. Потянув еще день и поучаствовав в очередной дневной вылазке, посвященной «исцелению» Кейела от скверны, она все-таки рискнула пойти в мрачный дом страшной знахарки. И виксартка потребовала от нее все детали: куда течение выбросило мальчика, как далеко от деревни и сколько рассветов они занимаются «исцелением» друга.
— Понимаешь, откуда у него доверие к Лери? Она ему тогда жизнь спасла. Будь она трусливее, то не рассказала бы знахарке, где мальчишка умирает и какую участь ему запланировала детвора.
Отвечать не хотелось. Не хотелось даже двигаться.
Страшно. Страшно, что такое может случиться с каждым. Что просить помощи в такой ситуации не у кого. Что даже дети, впитав пример жестокости взрослых, могут бездумно пойти на такое.
В тот же день виксартка отправилась за рогозом, а к закату приволокла к себе полумертвого Кейела. Как оказалось, с ним поступили почти так же, как поступали в средние века земляне с «ведьмами», только, к счастью, обошлись без камня на шее: «если скверна вся вышла, то духи смогут удержать очищенного мальчика на воде» — рассуждали старики. А затем бессознательного мальчика за руки и за ноги выбросили в реку. Родной отец… Из-за непочтения к Шиллиар?
Я зажмурилась и потерла виски. Ромиар не собирался щадить меня:
— Не знаю, какие духи ей благоволят, но она душу в его тело вернула.
Позже Кейел день за днем, вместо доброго утра и доброй ночи, слушал от виксартки и о том злополучном вечере, и том, с каким трудом она возвращала в него жизнь. Я лично знаю, какой может быть надоедливой эта клыкастая старуха. От нее даже мне не удавалось спрятаться и отмахнуться.
Знахарка без конца и края упрекала его и за бестолковый ум, и за то, что он не умеет держать скверный язык за зубами, но при этом буквально оживляла его. И он, будучи шокированным ребенком, неосознанно улавливал намеки. А позже, исцеляясь у нее, учился молчать и держаться от всего в стороне.
Сам Кейел о том вечере помнил мало — лишь начало, — но после него долго мучился кошмарами. Еще дольше не мог ходить, а после еды и лекарств терпел острую боль в животе. Знахарка часто спускала ему кровь, поила его ядами и странными отварами, мыла в них же, и он терпел все. Он держался за жизнь так, словно ничего больше у него не осталось. Только сама жизнь.
И Лери… О Лери он спрашивал часто. Волновался, не узнал ли кто из детей, что это она направила знахарку к нему, и ждал ее. Она не приходила, но, пробегая с другими детьми мимо старого дома, всегда громко смеялась и что-нибудь выкрикивала друзьям, таким нехитрым образом сообщая другу, что с ней все хорошо. О том, что творилось все это время вне дома, Кейел не знал. Неразговорчивая знахарка всякий раз обрывала его вопросы, строго повторяя: что с таким скверным умом ему надо подчиняться, а не спрашивать. И он слушал ее. У нее он научился выживать с помощью молчания. И успел как раз вовремя.
В один из бесконечных солнечных дней входные двери затряслись от ударов. Но в дом единственной знахарки, творящей настоящие чудеса, жители вломиться дальше порога не посмели.
Кейел от страха забился под мешки с опилками и слушал скандал. Его мать потеряла жизнь в себе. В Солнечной все были убеждены, что это из-за скверного мальчика. Что он проклят, и это он стал настоящей напастью для несчастной семьи и всей деревни. Знахарка ругалась, угрожала духами, а затем долго убеждала всех, что проблема не в ребенке, а в настоях, которые пила беременная. Она точно припоминала всякий раз, когда предупреждала нерадивую мать о том, что только умеренные дозы укрепляют, а большие — разрушают. И жителям пришлось поверить и отступить.
— А потом они потребовали его обратно. — Ромиар улыбался, но в его улыбке не было ничего хорошего. — Виксартка уже не носила его на руках, не подмывала его и не убирала за ним кровать, но ходил он плохо. Пользовался веревками, которые она ему протянула по всему дому и двору. Он держался за них и так учился заново ходить. И соседи знахарки стали замечать, что мальчик изменился: молчаливый, вежливый, хороший — прямо не узнать. Все обрадовались — мол, скверна из него вышла. Со временем, правда, выяснилось, что не вся, но причуды были редкими, да и проявлялись по мелочам.
— Например? — спросила я, укладывая тяжелый затылок на мягкую обивку.
Ромиар фыркнул.
— Не поверишь: он избегал своих спасителей! И даже на простые вопросы мог не знать ответов. Другими словами, стал дураком.
— Мм… — протянула я, растягивая улыбку.
Может, устроить Хайко несколько торжественных ужинов на берегу полноводной реки?
— Ты меня хотя бы слышала? — Роми налег на стол, стиснул кулаки и нахмурился.
Лучше бы не слышала… Я потерла глаза и покачала головой. Его злость меня не тронула; и без нее паршиво было.
— От меня ты теперь что хочешь?
— От тебя? — удивленно переспросил он. — Ты говоришь, чтобы я отправил его обратно. Ты понимаешь, как он опозорил семью?
Он — их?..
— Думаешь, — продолжал Роми, — они живут с ним и не видят, что он не изменился, а всего лишь научился помалкивать? Да они теперь эту Лери…
Бум! Бум! Бум!
— …со всех сторон облизывать будут. А когда появится внук, думаешь они позволят…
— Заткнись! — Я вскочила с дивана.
Сердце заходилось в ударах; жар доводил до тошноты, а чертова пульсация в висках не позволяла расслабиться. Я прошлась взад-вперед по комнате, позволяя себе несколько секунд тишины и повторила спокойнее:
— Заткнись. — Остановилась и согнула руки в локтях. — Я все поняла. Они мечтают о ребенке. О хорошем ребенке. О правильном. О таком, чтобы все соседи завидовали, а они гордились! Ублюдки. Я поняла.
— Они не позволят скверному мальчику портить чистую душу.
— Я поняла! — Поднесся тыльную сторону ладони к носу, втянула воздух. Ромиар хмурился и ждал моего вердикта. — Ладно. А теперь я спрошу еще раз: что ты хочешь от меня?
— Позволь ему пойти с нами, — кажется, впервые он мягко просил, а не требовал или приказывал. Поднялся из-за стола и предъявил моему взору серые ладони. — Асфи, Кейел должен увидеть другую жизнь! Должен понять, что существуют другие города, где есть гильдии. У него масса интересных идей, о которых нельзя распространяться, но они могут быть полезны нам, исследователям, и мудрецам. Его оторвали от большей части Фадрагоса, и я хочу, чтобы он приобщился. Пусть идет с нами. Еще в Солнечной я сказал ему о том, что он был Вольным и что он может об этом вспомнить. Его волнует благополучие семьи — Лери и ребенка, — только поэтому он тут. Асфи, я виноват. Мне не известно, как тебе удалось вернуться из Васгора живой и без рабского клейма, не знаю, на что тебе пришлось пойти, но Кейел… Давай придумаем что-то, чтобы ему нашлось место среди нас. Позволь ему пойти с нами!
Я сдалась — будто у меня был выбор!
— Ладно. — Кивнула и вслед за болью, охватившей голову, сжала переносицу. — Пусть идет. Пусть идет, но он обойдется без артефакта. Ты знаешь, что я любила его прошлым. И поверь мне, он любил меня. Теперь все изменилось. Он будет…
…как балкор, которому пришлось занять чужую жизнь. Ему нельзя вспоминать о нас. Если вспомнит о том, какая в прошлом была его жизнь, то станет еще несчастнее.
— Это ужасно, — прошептала я.
— Да, Асфи, это все ужасно. Общество должно быть лучше, и мне обидно, что существа так недальновидны, — почему-то оправдывался передо мной Роми. — Представь себе, сколько по всему Фадрагосу может быть таких Кейелов.
Он снова опустился в кресло и замолчал, продолжая виновато смотреть на меня. Стало неловко.
— Пойду найду его, — отчиталась я. — Я обещала ему, что поговорю с ним.
— Не гони его, Асфи.
— Не буду. Обещаю.
Ромиар кивнул.
Я остановилась только на пороге, чтобы предупредить:
— После разговора с ним надо собраться вместе и обсудить дальнейшие планы.
Ромиар снова безучастно кивнул, так же глядя виновато, но уже на стол.
Слуги любезно подсказали мне, что Кейела надо искать в мастерской, организованной Елрех. Она выбрала самую дальнюю постройку на территории двора, приземистую, сделанную из камня, с узкими, но частыми оконцами, расположенными высоко. Под косой крышей свили гнезда птички, и птенцы щебетали без остановки. Крепкая деревянная дверь отворилась от легкого толчка и даже не скрипнула. В нос сразу проникли запахи знакомых трав, грибов, корений и зелий. В небольшом коридоре было начисто выметено, у входа громоздились мешки, дальше стояла различная утварь. Открыв следующую дверь, я вошла в саму мастерскую.
Кейел, стоя у длинного стола, мгновенно обернулся. Посмотрел на пыльные руки и мигом потянулся к полотенцу.
— Надо было позвать меня. Тут грязно, — сообщил он. И не поднимая на меня глаз, продолжил говорить, кажется, даже не задумываясь над словами: — Елрех скоро вернется от алхимиков. Я помогаю ей. Она упрямая, хватается за тяжелые мешки и ящики, перемалывает коренья на маленькой мельнице — и все сама.
— Спасибо.
— За что? — он наконец-то посмотрел на меня.
Я оглянулась. На потолках сушились цветы и травы, на стенах повсюду стояли флаконы и склянки. Видимо, Елрех успела за короткий срок организовать целую фабрику по производству зелий и ингредиентов.
Проходя вперед и продолжая озираться, я заметила:
— У вас тут уютно. — У стола развернулась, уперлась в столешницу руками и прижалась к ней поясницей. Перед Кейелом были свалены мешочек, миски, лежали молоток, нож и дощечка: в одной миске горсть очищенного афитакского ореха, в другой — пустая скорлупа, на дощечке — только что расколотый орех. — За это и спасибо. Помню, как резалась скорлупой этой дряни, а потом согласилась расчленять трупы лягушек, лишь бы не прикасаться к этим орехам. Они же как камень, невозможно расколоть. Елрех же, заядлая трудяга, за все хватается.
— На самом деле не трудно, — Кейел улыбнулся, и от его улыбки дух перехватило. — Если бить не по ореху, а по ножу. Видишь, — показал мне на выемку, — главное, не спешить.
— Вижу.
Подушечки пальцев цеплялись за шершавую поверхность стола, и то сближались с рукой Кейела, то отдалялись. Мне не хотелось дразнить себя, но сложно было устоять, чтобы не прикоснуться. До отчаяния сложно…
— И все же порезался, — заметила я, разглядывая тонкую, розовую полоску на указательном пальце.
От его присутствия рядом внутри все переворачивалось, все важное забывалось. Это не он, Аня. Это не он. Опомнись.
— Ерунда, — отмахнулся парень. Тоже повернулся к столу спиной и, прислонившись к нему, скрестил руки на груди. — Асфи, я ведь поговорить с тобой хотел. Мне неудобно, что я тут… так…
Склонил голову к груди, сжимая челюсть. Желваки заиграли на щеках. Я вдруг вспомнила, как встретила его впервые в этой жизни; слова Роми зазвучали вереницей в голове. Духи Фадрагоса… Нужен ли он Лери так, как нужен мне?
— Мне Ромиар сказал, что ты… — Опять прервался и сглотнул. И пока хмуро смотрел в пол, я любовалась им, мяла край столешницы, удерживая себя — лишь бы не коснуться. — У меня к тебе много вопросов, но я даже не имею права спрашивать. Я пойму, если ты попросишь меня уйти, но мне необходимо пойти с вами. — Поднял на меня глаза и решительно добавил: — Я сделаю все, что угодно. Я буду полезным.
Какие же у него теплые глаза и ясный взгляд. Как же от него кружится голова. А его голос…
— Асфи, я не хочу жаловаться тебе.
«Жалуйся» — едва не слетело с губ, и я вовремя поджала их. Он заметил — виновато свесил голову. Растолковал по-своему:
— Прости, что без твоего приглашения. Я понимаю твою злость. Даже не подумал, что ты не знала о моем разговоре с Ромиаром.
Это ты меня прости. Я виновата перед тобой. Сцены, представленные при рассказе Ромиара вспыхивали в голове, а перед глазами стоял Кейел. Живой, рядом. Мой. Духи Фадрагоса, за что так с ним? За что я бросила его? Предала…
— Это ты меня прости, — тихо выпалила я.
И сама не заметила, как оказалась перед ним. Как, привстав на носочки, обняла. Приникла губами к любимым губам, языком слизала вкус малины. Гладя волосы и шею, склоняла к себе. Всего на миг опомнилась, когда Кейел попытался оттолкнуть меня, но заново сошла с ума, когда он же крепко обнял и прижал к себе. Сердце быстро стучало, гоняя кровь, оглушая, позволяя миру вместе с нами начать падение в пропасть. Под ладонью, в твердой груди, билось другое сердце — тоже мое. Кейел отдал его мне. Оно мое. Мое!
«У кузнеца красное железо видели?! Оно в огне лежит и потом долго красное! Такое надо брать!» «Возьмем у него то, что он выкидывает в конце двора, а потом обратно вернем» «Он не заметит» «Точно!» «Хватит! Ему же уже больно!» «Не хватит! Он даже не двигается!» «Вспомни, как ночью вопил! Так даже девчонки не вопят» «К кузнецу! К кузнецу! Давайте, кто первый!» «Освободим черное нутро!»
Он надеялся, что они не вернутся. Надеялся, что силы восстановятся раньше, чем они вернутся, чтобы успеть спрятаться. Но время шло, а он так и не смог пошевелиться. Не мог отогнать от себя даже мух. Особенно запомнил, как самая наглая заползала в рот, перебирала лапками, цепляясь за передние зубы. Он терпел.
Терпел до тех пор, пока в ногу не всадили раскаленный железный штырь. После небольшого отдыха он взвился змеей и завопил так, что ему заткнули рот и шикнули на него. «Скверный Кейел! — поочередно дразнили дети. — Скверный мальчишка! Очистись!»
Исцеление штырем пришлось детям по душе, потому что он еще и легко разрезал кожу. И когда они прожгли насквозь живот Кейела, Лери все-таки не выдержала. Еще до приезда высокомерного эльфеныша из главной обители, — которого мне надо было лично придушить, пока я была в Солнечной, — она крепко дружила с Кейелом. Ей было с ним весело и интересно, а остальные дети не стыдили за игры с ним и частенько сами тянулись к нему. Никто из них толком и не понимал, за какие такие скверные мысли наказывают их приятеля.
Они не понимали и тогда, когда по примеру взрослых изгоняли из него скверну. Все ждали чуда…
Из-за нелюбви к виксартке дети всегда держали ее под присмотром, поэтому Лери отметила отсутствие знахарки на вечернем собрании у костра. Потянув еще день и поучаствовав в очередной дневной вылазке, посвященной «исцелению» Кейела от скверны, она все-таки рискнула пойти в мрачный дом страшной знахарки. И виксартка потребовала от нее все детали: куда течение выбросило мальчика, как далеко от деревни и сколько рассветов они занимаются «исцелением» друга.
— Понимаешь, откуда у него доверие к Лери? Она ему тогда жизнь спасла. Будь она трусливее, то не рассказала бы знахарке, где мальчишка умирает и какую участь ему запланировала детвора.
Отвечать не хотелось. Не хотелось даже двигаться.
Страшно. Страшно, что такое может случиться с каждым. Что просить помощи в такой ситуации не у кого. Что даже дети, впитав пример жестокости взрослых, могут бездумно пойти на такое.
В тот же день виксартка отправилась за рогозом, а к закату приволокла к себе полумертвого Кейела. Как оказалось, с ним поступили почти так же, как поступали в средние века земляне с «ведьмами», только, к счастью, обошлись без камня на шее: «если скверна вся вышла, то духи смогут удержать очищенного мальчика на воде» — рассуждали старики. А затем бессознательного мальчика за руки и за ноги выбросили в реку. Родной отец… Из-за непочтения к Шиллиар?
Я зажмурилась и потерла виски. Ромиар не собирался щадить меня:
— Не знаю, какие духи ей благоволят, но она душу в его тело вернула.
Позже Кейел день за днем, вместо доброго утра и доброй ночи, слушал от виксартки и о том злополучном вечере, и том, с каким трудом она возвращала в него жизнь. Я лично знаю, какой может быть надоедливой эта клыкастая старуха. От нее даже мне не удавалось спрятаться и отмахнуться.
Знахарка без конца и края упрекала его и за бестолковый ум, и за то, что он не умеет держать скверный язык за зубами, но при этом буквально оживляла его. И он, будучи шокированным ребенком, неосознанно улавливал намеки. А позже, исцеляясь у нее, учился молчать и держаться от всего в стороне.
Сам Кейел о том вечере помнил мало — лишь начало, — но после него долго мучился кошмарами. Еще дольше не мог ходить, а после еды и лекарств терпел острую боль в животе. Знахарка часто спускала ему кровь, поила его ядами и странными отварами, мыла в них же, и он терпел все. Он держался за жизнь так, словно ничего больше у него не осталось. Только сама жизнь.
И Лери… О Лери он спрашивал часто. Волновался, не узнал ли кто из детей, что это она направила знахарку к нему, и ждал ее. Она не приходила, но, пробегая с другими детьми мимо старого дома, всегда громко смеялась и что-нибудь выкрикивала друзьям, таким нехитрым образом сообщая другу, что с ней все хорошо. О том, что творилось все это время вне дома, Кейел не знал. Неразговорчивая знахарка всякий раз обрывала его вопросы, строго повторяя: что с таким скверным умом ему надо подчиняться, а не спрашивать. И он слушал ее. У нее он научился выживать с помощью молчания. И успел как раз вовремя.
В один из бесконечных солнечных дней входные двери затряслись от ударов. Но в дом единственной знахарки, творящей настоящие чудеса, жители вломиться дальше порога не посмели.
Кейел от страха забился под мешки с опилками и слушал скандал. Его мать потеряла жизнь в себе. В Солнечной все были убеждены, что это из-за скверного мальчика. Что он проклят, и это он стал настоящей напастью для несчастной семьи и всей деревни. Знахарка ругалась, угрожала духами, а затем долго убеждала всех, что проблема не в ребенке, а в настоях, которые пила беременная. Она точно припоминала всякий раз, когда предупреждала нерадивую мать о том, что только умеренные дозы укрепляют, а большие — разрушают. И жителям пришлось поверить и отступить.
— А потом они потребовали его обратно. — Ромиар улыбался, но в его улыбке не было ничего хорошего. — Виксартка уже не носила его на руках, не подмывала его и не убирала за ним кровать, но ходил он плохо. Пользовался веревками, которые она ему протянула по всему дому и двору. Он держался за них и так учился заново ходить. И соседи знахарки стали замечать, что мальчик изменился: молчаливый, вежливый, хороший — прямо не узнать. Все обрадовались — мол, скверна из него вышла. Со временем, правда, выяснилось, что не вся, но причуды были редкими, да и проявлялись по мелочам.
— Например? — спросила я, укладывая тяжелый затылок на мягкую обивку.
Ромиар фыркнул.
— Не поверишь: он избегал своих спасителей! И даже на простые вопросы мог не знать ответов. Другими словами, стал дураком.
— Мм… — протянула я, растягивая улыбку.
Может, устроить Хайко несколько торжественных ужинов на берегу полноводной реки?
— Ты меня хотя бы слышала? — Роми налег на стол, стиснул кулаки и нахмурился.
Лучше бы не слышала… Я потерла глаза и покачала головой. Его злость меня не тронула; и без нее паршиво было.
— От меня ты теперь что хочешь?
— От тебя? — удивленно переспросил он. — Ты говоришь, чтобы я отправил его обратно. Ты понимаешь, как он опозорил семью?
Он — их?..
— Думаешь, — продолжал Роми, — они живут с ним и не видят, что он не изменился, а всего лишь научился помалкивать? Да они теперь эту Лери…
Бум! Бум! Бум!
— …со всех сторон облизывать будут. А когда появится внук, думаешь они позволят…
— Заткнись! — Я вскочила с дивана.
Сердце заходилось в ударах; жар доводил до тошноты, а чертова пульсация в висках не позволяла расслабиться. Я прошлась взад-вперед по комнате, позволяя себе несколько секунд тишины и повторила спокойнее:
— Заткнись. — Остановилась и согнула руки в локтях. — Я все поняла. Они мечтают о ребенке. О хорошем ребенке. О правильном. О таком, чтобы все соседи завидовали, а они гордились! Ублюдки. Я поняла.
— Они не позволят скверному мальчику портить чистую душу.
— Я поняла! — Поднесся тыльную сторону ладони к носу, втянула воздух. Ромиар хмурился и ждал моего вердикта. — Ладно. А теперь я спрошу еще раз: что ты хочешь от меня?
— Позволь ему пойти с нами, — кажется, впервые он мягко просил, а не требовал или приказывал. Поднялся из-за стола и предъявил моему взору серые ладони. — Асфи, Кейел должен увидеть другую жизнь! Должен понять, что существуют другие города, где есть гильдии. У него масса интересных идей, о которых нельзя распространяться, но они могут быть полезны нам, исследователям, и мудрецам. Его оторвали от большей части Фадрагоса, и я хочу, чтобы он приобщился. Пусть идет с нами. Еще в Солнечной я сказал ему о том, что он был Вольным и что он может об этом вспомнить. Его волнует благополучие семьи — Лери и ребенка, — только поэтому он тут. Асфи, я виноват. Мне не известно, как тебе удалось вернуться из Васгора живой и без рабского клейма, не знаю, на что тебе пришлось пойти, но Кейел… Давай придумаем что-то, чтобы ему нашлось место среди нас. Позволь ему пойти с нами!
Я сдалась — будто у меня был выбор!
— Ладно. — Кивнула и вслед за болью, охватившей голову, сжала переносицу. — Пусть идет. Пусть идет, но он обойдется без артефакта. Ты знаешь, что я любила его прошлым. И поверь мне, он любил меня. Теперь все изменилось. Он будет…
…как балкор, которому пришлось занять чужую жизнь. Ему нельзя вспоминать о нас. Если вспомнит о том, какая в прошлом была его жизнь, то станет еще несчастнее.
— Это ужасно, — прошептала я.
— Да, Асфи, это все ужасно. Общество должно быть лучше, и мне обидно, что существа так недальновидны, — почему-то оправдывался передо мной Роми. — Представь себе, сколько по всему Фадрагосу может быть таких Кейелов.
Он снова опустился в кресло и замолчал, продолжая виновато смотреть на меня. Стало неловко.
— Пойду найду его, — отчиталась я. — Я обещала ему, что поговорю с ним.
— Не гони его, Асфи.
— Не буду. Обещаю.
Ромиар кивнул.
Я остановилась только на пороге, чтобы предупредить:
— После разговора с ним надо собраться вместе и обсудить дальнейшие планы.
Ромиар снова безучастно кивнул, так же глядя виновато, но уже на стол.
Слуги любезно подсказали мне, что Кейела надо искать в мастерской, организованной Елрех. Она выбрала самую дальнюю постройку на территории двора, приземистую, сделанную из камня, с узкими, но частыми оконцами, расположенными высоко. Под косой крышей свили гнезда птички, и птенцы щебетали без остановки. Крепкая деревянная дверь отворилась от легкого толчка и даже не скрипнула. В нос сразу проникли запахи знакомых трав, грибов, корений и зелий. В небольшом коридоре было начисто выметено, у входа громоздились мешки, дальше стояла различная утварь. Открыв следующую дверь, я вошла в саму мастерскую.
Кейел, стоя у длинного стола, мгновенно обернулся. Посмотрел на пыльные руки и мигом потянулся к полотенцу.
— Надо было позвать меня. Тут грязно, — сообщил он. И не поднимая на меня глаз, продолжил говорить, кажется, даже не задумываясь над словами: — Елрех скоро вернется от алхимиков. Я помогаю ей. Она упрямая, хватается за тяжелые мешки и ящики, перемалывает коренья на маленькой мельнице — и все сама.
— Спасибо.
— За что? — он наконец-то посмотрел на меня.
Я оглянулась. На потолках сушились цветы и травы, на стенах повсюду стояли флаконы и склянки. Видимо, Елрех успела за короткий срок организовать целую фабрику по производству зелий и ингредиентов.
Проходя вперед и продолжая озираться, я заметила:
— У вас тут уютно. — У стола развернулась, уперлась в столешницу руками и прижалась к ней поясницей. Перед Кейелом были свалены мешочек, миски, лежали молоток, нож и дощечка: в одной миске горсть очищенного афитакского ореха, в другой — пустая скорлупа, на дощечке — только что расколотый орех. — За это и спасибо. Помню, как резалась скорлупой этой дряни, а потом согласилась расчленять трупы лягушек, лишь бы не прикасаться к этим орехам. Они же как камень, невозможно расколоть. Елрех же, заядлая трудяга, за все хватается.
— На самом деле не трудно, — Кейел улыбнулся, и от его улыбки дух перехватило. — Если бить не по ореху, а по ножу. Видишь, — показал мне на выемку, — главное, не спешить.
— Вижу.
Подушечки пальцев цеплялись за шершавую поверхность стола, и то сближались с рукой Кейела, то отдалялись. Мне не хотелось дразнить себя, но сложно было устоять, чтобы не прикоснуться. До отчаяния сложно…
— И все же порезался, — заметила я, разглядывая тонкую, розовую полоску на указательном пальце.
От его присутствия рядом внутри все переворачивалось, все важное забывалось. Это не он, Аня. Это не он. Опомнись.
— Ерунда, — отмахнулся парень. Тоже повернулся к столу спиной и, прислонившись к нему, скрестил руки на груди. — Асфи, я ведь поговорить с тобой хотел. Мне неудобно, что я тут… так…
Склонил голову к груди, сжимая челюсть. Желваки заиграли на щеках. Я вдруг вспомнила, как встретила его впервые в этой жизни; слова Роми зазвучали вереницей в голове. Духи Фадрагоса… Нужен ли он Лери так, как нужен мне?
— Мне Ромиар сказал, что ты… — Опять прервался и сглотнул. И пока хмуро смотрел в пол, я любовалась им, мяла край столешницы, удерживая себя — лишь бы не коснуться. — У меня к тебе много вопросов, но я даже не имею права спрашивать. Я пойму, если ты попросишь меня уйти, но мне необходимо пойти с вами. — Поднял на меня глаза и решительно добавил: — Я сделаю все, что угодно. Я буду полезным.
Какие же у него теплые глаза и ясный взгляд. Как же от него кружится голова. А его голос…
— Асфи, я не хочу жаловаться тебе.
«Жалуйся» — едва не слетело с губ, и я вовремя поджала их. Он заметил — виновато свесил голову. Растолковал по-своему:
— Прости, что без твоего приглашения. Я понимаю твою злость. Даже не подумал, что ты не знала о моем разговоре с Ромиаром.
Это ты меня прости. Я виновата перед тобой. Сцены, представленные при рассказе Ромиара вспыхивали в голове, а перед глазами стоял Кейел. Живой, рядом. Мой. Духи Фадрагоса, за что так с ним? За что я бросила его? Предала…
— Это ты меня прости, — тихо выпалила я.
И сама не заметила, как оказалась перед ним. Как, привстав на носочки, обняла. Приникла губами к любимым губам, языком слизала вкус малины. Гладя волосы и шею, склоняла к себе. Всего на миг опомнилась, когда Кейел попытался оттолкнуть меня, но заново сошла с ума, когда он же крепко обнял и прижал к себе. Сердце быстро стучало, гоняя кровь, оглушая, позволяя миру вместе с нами начать падение в пропасть. Под ладонью, в твердой груди, билось другое сердце — тоже мое. Кейел отдал его мне. Оно мое. Мое!