По следам прошлого

А она не так глупа, как хочет казаться.

— Это дело рук твоего врага. Он живет на севере, родился изгоем. Он балкор.

На ее лице и мускул не дрогнул. Ну да, она же Вольная, воспитанная виксартами. Откуда в этой неправильной полуэльфийке взяться ненависти к балкорам?

— Его зовут Десиен, он занимает должность городского защитника и пользуется всеобщим уважением. Насколько я поняла, у него самого нет сил, чтобы истончить грань мира, но они нашлись у эльфийки. Он собирается взять ее в жены, а может, уже взял. Не представляю, пригодятся ли тебе знания о ней, но парой слов опишу ее. У нее нет крыши.

Вайли свела брови домиком, и я, облизав губы, перефразировала:

— Она сумасшедшая. Видит то, чего нет. Но, к сожалению, кроме недуга, у нее есть ведьмовские силы. И в руках Десиена эта бедная эльфийка превращается в безмозглый инструмент.

Карты все же склеиваются…

— Зачем он это делает? — Она приблизилась ко мне еще и шепотом уточнила: — Что значит, истончает грань мира?

— Позволяет Повелителям войти в Фадрагос проще.

Вайли поморщилась.

— Зачем ему Повелители?

— О, — ухмыльнулась я, чувствуя горечь, обволакивающую сердце, — эта часть из прошлой жизни балкоров самая интересная, но очень длинная. Я постараюсь обойтись без эмоций и кратко, но если будет время, обязательно поинтересуйся подробностями. Они очень… пронзительные, Вайли. Хотя ты Вольная. Вряд ли тебя так глубоко тронут чужие проблемы. Но если захочешь узнать сильные чувства, те, от которых… — Я повела плечами и посмотрела на вино — его еще надо наливать. А вот пиво налито. Отхлебнула немного, покатала на языке, подбирая слова тому, что переживала с балкорами в видениях. Духи Фадрагоса, разве можно описать их трагедию одним словом? Легче обойтись сухими фактами: — Помнишь из-за чего эльфы возненавидели балкоров?

— Да. — Ее уши дрогнули, а она, будто потеряла интерес к моим словам, стала рассматривать посетителей за соседним столиком и мять лепешку в руках. Думает, что я несу ересь. Оно и понятно. Если бы раньше ко мне кто-то пришел, и так же рассказал о том, что меня ждет в жизни, я бы вызвала горе-предвестнику неотложку. Вайли бросила лепешку на край тарелки, тоже отпила пива и добавила с печалью в голосе: — Кажется, мама рассказывала мне эти легенды до того, как меня потянуло учиться бою и исчезли эмоции. Я помню эту историю, но думала, что балкоры давно остались в прошлом.

И все же я ошибаюсь в ней. Может, если кому-то и суждено спасти Фадрагос, то именно такой девушке, как Вайли? Неправильная Вольная, лишенная всякой любви. У нее не было даже духов… А еще — рано в эльфов вкладывают ненависть к балкорам. Неудивительно, что потом они воспринимают ее за расовую.

— Балкоров немного, но они до сих пор живы. — Тряхнув головой, я отмела лишние воспоминания и продолжила: — Хорошо. А тебе рассказывали, как балкоры спаслись?

— По-моему, принесли клятву соггорам.

— Верно. И именно эту клятву Десиен стремится разорвать. Ему нужно какое-то эльфийское прощение и… — Духи Фадрагоса, как же хочется расхохотаться над собственной близорукостью! Но, пожалуй, хватит и усмешки, чтобы окончательно не вспугнуть недоверчивую Вольную. — И уникальная кровь.

Рвущийся хохот пришлось запивать пивом. Когда я снова взглянула на Вайли, она скалилась, уставившись на свое запястье и поглаживая его.

— Десиен не знает, что ему нужна ты, Вайли, — протянула, водя подушечкой пальца по кромке кружки. — Отчаянный балкор даже не догадывается о твоем существовании.

И это тоже безумно смешило. Он вызвал меня в этот мир, думая, что я его жертва. Он едва не убил в той чертовой землянке Вестницу, которая теперь услужливо отправляет к нему истинную жертву! Он убьет Вайли, выпустит ей кровь! Пустит девчонку на ритуалы, как мелких зверьков, которых убивал, чтобы призвать меня! И что я делаю?.. Я — та девушка, которая несколько лет назад… Несколько лет назад? Я даже не понимаю, когда умерла и переродилась совершенно другой. Другой, потому что Аня Сорокина ни за что не отправила бы на жертвенный алтарь, по сути, сироту, толком не пожившую, не испытавшую чувства первой любви, возможно, настоящего счастья. Что же я делаю сейчас, отдавая жизнь Вольной в руки ублюдка, к которому никогда не питала симпатии?

Напиваюсь.

Кислое пиво, которое толком не пенилось, растекалось прохладой по горлу, кружило голову и туманило рассудок.

— И что он будет делать с моей кровью?

Я отняла кружку от губ, вытерла их ладонью.

— Не знаю. — Пожала плечами, стараясь удерживать на лице маску равнодушия. И все же рассматривая пусть и не самую красивую, но в чем-то приятную эльфийку, добавила немного правды — это все, чем я могу помочь себе и ей: — Но не удивлюсь, если твоей крови понадобиться так много, что от тебя останется только труха. И, скорее всего, для Десиена нет никакого значения, где она прольется, иначе он был бы осторожен с Повелителями.

— Что ты хочешь сказать? Что он уничтожает целые поселения в надежде убить меня?

Вообще-то, сначала все делалось ради того, чтобы призвать меня, а теперь — чтобы убить… тоже меня. Но…

— Ему нужна ты, Вайли. Мертвой. Именно ты.

В этом нет никаких сомнений, иначе почему наша с ней связь слабеет с каждым моим оброненным словом? Или действует пиво.

— Ты говоришь так, будто отправляешь меня не убивать его, а позволить ему прирезать себя. — Вайли скривилась, словно я разом обратилась в гниль и порчу ей аппетит своим присутствием. Впрочем, не так ли это?

Злость в этот раз вскипала медленно. На себя. На Десиена. На его желания, которые невозможно осуждать. На упрямую Вайли — ведь я попросила ее только отвечать на вопросы, а не задавать их. Как чувствовала! Ее чертовы вопросы вызывают ненужное сочувствие! Хватит! Я уже мирилась с ужасным чувством вины и не собираюсь проходить через это заново!

— А я и не отправляю тебя убивать его, — призналась.

— Что? — Вольную перекосило.

В груди все же заныло неприятно. Как оправдать собственную жестокость по отношению к девчонке, сидящей напротив? А почему меня вообще должна заботить ее судьба? Может быть, это и моя Вольная, вот только я ни разу не Ил. Да и та сумела спалить своего возлюбленного. Своего Вольного. Вольный… Я пережила множество кошмаров, чем сполна отплатила за право жить в Фадрагосе. Теперь пришел черед Вайли, чтобы мне было, где жить. Чтобы фадрагосцы не лишились своего мира. Чтобы у Кейела было небо над головой.

— Я не твоя мамочка и не твоя сестричка, Вайли. Я не буду подтирать тебе сопли. Загляни в прошлое и найди способ проникнуться горем балкоров, а потом…

Потом… Янтарные глаза прищурены, но могли бы смотреть на мир с восторгом; полные губы созданы, чтобы улыбаться, как улыбаются все, кому выпало счастье быть живым; на щеках, немного тронутых загаром, вполне мог бы вспыхнуть румянец застенчивости — Вольная сама недавно призналась мне, что ни разу не испытывала тяги ни к женщинам, ни к мужчинам. Кейел по-своему любил ее…

Я снова приложилась к пиву; руки дрожали, и кружку приходилось стискивать, чтобы она не выпала.


— Что потом? — едко вклинился в мое пьянство вопрос.

Я отставила потерявшую вес кружку и выбрала себе бутерброд из холодных закусок. Принюхиваясь к неизвестному мясу на нем, произнесла незаинтересованно:

— Выберешь: убить, или быть убитой.

— А может, я не хочу умирать! — прошипела Вайли, обдавая теплом мое лицо.

Я взглянула на нее. Наконец-то, хмель подействовал, и теперь, несмотря на близость, черты лица будущей жертвы расплывались.

— С чего ты взяла, что мне не все равно? Он уничтожит Фадрагос, пока ты упрямишься. И смею напомнить тебе, кто ты есть, Вольная.

Она помедлила с ответом, позволяя в тишине откусить бутерброд и попытаться ощутить его вкус.

— У меня даже нет покровителей, — растерянно прозвучал голос.

— Но что-то же у тебя есть, — с набитым ртом отмахнулась я. — По какой причине духи избрали тебя, Вайли? Может, им понравилась твоя кровь, как думаешь?

Связь растаяла, будто никогда ее и не было. Я даже не смогла бы вспомнить чувства, которые вызывал у меня зов. Прямо отлегло от сердца. И над столом в кои-то веки нависла приятная тишина, позволяющая мне нормально поесть, а еще подумать над своей судьбой. Карточный домик внезапно превратился в крепкий особняк. Вот только обустраивать его — не моя задача. Десиен — враг Вайли, пусть она с ним и разбирается, а мне необходимо понять, кто теперь враг Кейела. Духи Фадрагоса, что опять учудили светлые Повелители? Но чего бы они ни придумали, кажется, в этой жизни мне тоже не позволят заскучать.

— Слушай, Вайли, — обратилась я к эльфийке. Она без аппетита ковырялась ложкой в полупустой тарелке, — а как мне найти Кейела?

— Кого? — недовольно поинтересовалась, даже бровью не шевельнув.

Нет уж, девочка, я тебе твою судьбинушку на тарелочке преподнесла — хоть ты этому и не рада, — и благодарность в виде небольшой награды все-таки заслужила.

— Ке-йе-ла. Вас с ним вместе Кхангатор обучал. Он человек и тоже Вольный.

— Ха! — выпалила Вайли, растягивая улыбку. И откидываясь на спинку скамьи, швырнула ложку на стол и спросила с заметным облегчением: — Так ты и про северного защитника наплела? Какая же ты спятившая мразь! Или про меня сплетен наслушалась, накурилась чего и сюда приперлась? А я-то поверила уже, думала, что все — добегалась. Вот он знак свыше, да только не тот, который…

Сердце ухнуло. Глаза заслонила красная пелена. Во рту пересохло. Кровь забарабанила в висках. Пронзительный звон оглушил.

Не будем отходить от них ни на шаг. Не растают же они прямо перед нами.

К горлу подступила тошнота. Тело пробрала дрожь. Влажное тепло пощекотало под носом, дотекло до губы, привкусом соли и железа потеснило кислятину пива.

Главное, сердце ему не дари.

Слабость промчалась по ногам. Ледяной озноб охватил тело, сковал легкие, оборвал дыхание.

Бывших Вольных…

Злость — моя сила.

Жар вспыхнул внутри. Я вскочила на ноги. Сквозь настойчивый звон в ушах пробился грохот разлетевшихся тарелок. Пальцы нащупали крепкую ткань воротника чужой куртки. В плечах и животе напряглись мышцы, натренированные на севере, и ощутили вес чужого тела. В глазах, наконец-то, проступили очертания окружающей реальности. Сердце колотилось. Я не справилась с оскалом и рыком, меньше всего напоминающим выдох. Испуг в широко открытых глазах Вайли удовлетворил — в ближайшие секунды, пока девчонка растеряна, она не посмеет мне врать.

Пусть только попробует…

Слова, греющую душу, заструились сами собой:

— Он Вольный, удерживающий в страхе других Вольных. Он тот, за кем тянутся дурная слава, река из крови и смерть. Тот, кого все презирают из-за расы и происхождения. В нем нет чести. Его воспитывал твой папаша и презираемые вами северяне. Ке-йел. Повторяй за мной! — потребовала, глядя в янтарные озера дикого ужаса. — Ке-йел.

Воротник заскрипел в кулаках, швы затрещали. Ноющая боль появилась у позвоночника, но не заставила меня отпустить Вольную. Никто не заставит! Буду держать навесу лживую эльфийку столько, сколько понадобится. Если потребуется, не оставлю живого места на ней, но выбью правду.

— Повтори! — Я тряхнула ее.

— Ке-йел, — прохрипела она, вытягивая голову.

Завязка рубашки впивалась в тонкую шею, мешая ей вдохнуть. Это только мне на руку.

— Умница, — прошептала я в бледные губы. Полная тишина, накрывшая таверну, не оставляла шансов никакому длинноухому притвориться глухим. Показалось, что кто-то прокрался к двери и выскочил на улицу. Но меня интересовали не трусы и слабаки, а лишь один человек. — Где мне найти Кейела, Вайли?

Она затряслась, сглотнула и потянула мои запястья. Сколько бы силы в этой полукровке ни было, но мою ярость не сдвинуть так просто. Я поддалась, позволяя ей вдохнуть, и она, зажмурившись крепко, выпалила:

— Духами клянусь, наемница, я слышу о нем впервые.





Глава 4. Аспиды