По правде говоря

– Тогда ты зря переживаешь. И приехал ко мне тоже зря. Как я понимаю, никто из вас мне помогать не собирается. Что ж, тогда я ещё денёк бестолково покручусь в Москве и уеду. Никакого урона твоей семье не нанесу.

Андрей помолчал, приглядывался ко мне.

– И что, уедешь домой и продолжишь мучиться подозрениями и догадками? Сколько лет на этот раз?

– Какая тебе разница?

– Вика, не будь такой.

– Это ты не будь таким! – разозлилась я. – Это ты упорствуешь, это ты не готов даже задуматься над тем, сколько странностей вокруг Ксениного звонка. Ты считаешь, что тебе нужно оберегать свою семью. А ты не задумался о том, от чего ты её оберегаешь?

Андрей меня выслушал, причём, выслушал с недовольным лицом, затем вздохнул, уперся локтями в колени и опустил голову. Задумался о чём-то, но интуиция мне подсказывала, что думает он не о моих словах, а о том, как устал меня сдерживать и успокаивать. И за что ему всё это. За какие грехи я навязалась на его голову?

Прошла, наверное, целая минута, Андрей голову поднял и посмотрел на меня.

– Что ты собираешься делать?

Я немного растерялась. Вся загвоздка была в том, что я понятия не имела, что я собираюсь делать. Я помедлила, затем осторожно проговорила:

– Я хотела поговорить с твоим отцом.

Он хмыкнул.

– Серьёзно? Ты, на самом деле, веришь, что он станет с тобой говорить?

– Если ему нечего скрывать…

– Вика, отец и без того злится который день, так что, сомневаюсь, что он захочет снова с тобой разговаривать.

– И тебе не кажется это странным?

– Нет, солнышко, не кажется. Мне, к твоему сведению, эта история тоже здорово обрыдла и надоела. И я не понимаю, почему я об этом каждый день думаю.

– А почему ты думаешь?

– Вика, перестань цепляться к словам.

Я устало откинулась на спинку кресла и на минутку прикрыла глаза. Почему-то не сомневалась, что Андрей в этот момент за мной наблюдает. Очень хотелось глаза приоткрыть, чтобы в этом удостовериться, но удержалась. Пусть думает, что мне всё равно. Мне, конечно, не всё равно, далеко не всё равно, и даже сейчас, за разговором о Ксении, я мучаю себя предположениями и догадками, чем Андрей занимался последние дни без меня, с кем проводил дни и вечера. Но мысли об этом были настолько неприятны, что куда проще было гнать их прочь, чем задать хоть один вопрос.

Я ни о чём спрашивать не собираюсь, хотя, имя Анаисии вертится и вертится у меня в голове. Ревность, будто чёрную дыру в моей душе просверливает.

– А что ты будешь делать, если найдёшь её? – вдруг спросил Андрей.

Я открыла глаза и посмотрела на него, в некоторой растерянности. Ответила:

– Поговорю.

Он взглянул на меня с откровенным сожалением.

– Ты же понимаешь, сейчас уже понимаешь, что тебе не понравится то, что ты услышишь.

– Я всегда знала, что мне не понравится то, что я узнаю об исчезновении сестры. Но, знаешь, за последние сутки я поняла, что куда лучше злиться на неё живую, чем на мёртвую. Но я хочу знать, что же случилось, и почему она так поступила.

– Ясно, - проговорил Андрей негромко. Затем добавил: - Я бы предпочёл, чтобы ты уехала домой.

– В этом я как раз не сомневаюсь. – Я ему улыбнулась. – Это порадовало бы всех твоих родственников. – Мы встретились взглядами, и я добавила: - И тебя в особенности.

– Почему в особенности?

«Тебе же не до меня», подумалось мне, но вслух я ничего не сказала, лишь плечами пожала.

Мы замолчали. Сидели друг напротив друга, временами встречались взглядами, я тут же отворачивалась. И молчали. В какой-то момент меня это стало здорово раздражать. Андрей ничего не говорил, лишь разглядывал меня и о чём-то думал. Наверное, о том, как скрутить меня покрепче и сунуть в первый отходящий поезд. Чтобы больше меня никогда не видеть.

– Ты долго собираешься здесь сидеть? – поинтересовалась я у него, в какой-то момент не сдержавшись.

Он смотрел на меня в упор, а после моего вопроса удивлённо вздёрнул брови.

– Я тебя раздражаю?

– Я устала.

На губах Андрея мелькнула саркастическая улыбка.


– Понятно. Ты меня выгоняешь.

От его обвинительно-насмешливого тона мне стало немного неудобно.

– Просто не понимаю, для чего ты тут сидишь, - пояснила я.

– Боюсь, что, если уйду, ты наделаешь каких-нибудь глупостей.

– Каких? – удивилась я. – И когда? Ночью?

– От тебя можно ожидать чего угодно.

– Мне такого ещё никто никогда не говорил, - честно призналась я. – Обычно меня называют скучной и предсказуемой.

Андрей снова улыбнулся.

– Ты не скучная и не предсказуемая.

На его губах появилась та самая чувственная улыбка, которая когда-то заставила меня в него влюбиться, в одно мгновение, по щелчку пальцев. И наблюдать её сейчас было опасно, да и печально.

– Спасибо, - сказала я ему. – Но тебе лучше уйти. Тебя, наверное, где-то ждут.

– Ревнуешь?

Я решительно поднялась с кресла и попросила:

– Андрей, уходи.

Он смотрел на меня, всё ещё сидя на краю постели, не двигаясь. Что-то внимательно высматривал на моём лице, видимо, старался разглядеть какие-то особенные эмоции. Не знаю уж, смог или не смог, я старательно напускала на себя серьёзный вид, после чего кивнул и тоже поднялся. И даже направился к двери в крохотный коридорчик со шкафом-купе. Я пошла за ним, собираясь запереть дверь после его ухода. А Андрей вдруг взял и у самой двери обернулся. Я едва не врезалась носом в его грудь, торопливо сделала шаг назад, но Андрей Романович, как истинный кавалер, успел подхватить меня широкой ладонью под спину. Если честно, никакой необходимости в этом не было, он об этом знал, я об этом знала. И на какое-то мгновение мы замерли, глядя друг другу в глаза. Я даже дыхание его на своём лице чувствовала, настолько близко мы друг к другу находились.

– Хочешь, я останусь? – спросил он.

Я медлила. Секунду, две. Смотрела ему в глаза, и, конечно, в моей душе всколыхнулось самодовольство, раненное самолюбие воспылало тягой к жизни, я даже горделиво вскинула голову. Но после того, как вспомнила, как сухо он со мной прощался у ворот родительского дома, всего пару дней назад, на корню задавила в себе всякий соблазн согласиться. И сказала:

– Нет.

– Почему?

– Потому что завтра я уеду домой. Как ты и просишь. И мы с тобой уже простились.

Я видела по его лицу, что мой ответ по душе ему не пришёлся. Андрей остался недоволен, убрал руку и отступил. Но он весьма быстро справился с собой, как бы равнодушно кивнул, усмехнулся и сказал:

– Хорошо, солнышко. Как скажешь.

Его лёгкий тон вызвал в моей душе всплеск негодования. Андрей вышел из номера, я закрыла за ним дверь и недовольно проговорила себе под нос:

– Я не твоё солнышко.

ГЛАВА 17

Ночью я долго не могла уснуть. Во-первых, кровать оказалась не слишком удобная, во-вторых, думала о том, для чего же я решила задержаться в Москве, что дальше делать собираюсь, в голову ведь ничего не приходит. Попросту тяну время. Ну, а, в-третьих, мне не давало уснуть непонятное прощание с Андреем. Не хотелось бы думать, что он всего лишь хотел прощального секса. Порой мужчины всерьёз об этом говорят, не видя в этом ничего зазорного. А вот женщина, обычно, прощается эмоционально, и вернуться физически в постель человека, в отношениях с которым она в душе пытается поставить точку, для неё невозможно и невыносимо. По крайней мере, у меня так. Уходя – уходи, как говорила бабушка. Не оглядывайся. И уж точно раздеваться уже ни к чему.

Уснула я поздно, и то, сон мне приснился тяжёлый, какой-то абсурдный и беспокойный. А разбудил меня стук дождя по стеклу. Я глаза открыла, посмотрела на окно и подумала о том, что к моему настроению сегодняшняя погода как раз подходит. А потом попробовала вспомнить дурацкий сон, из-за которого я чувствовала себя разбитой и уставшей, будто и вовсе не спала. Какие-то длинные проходы, беготня и женский голос.

Я перевернулась на живот, уткнулась лицом в подушку и лежала так до тех пор, пока мне не стало трудно дышать. И вдруг вспомнила… Вспомнила, что женский голос в моём сне бесконечно звал какого-то ребёнка. Имя было мальчишеское. И когда я об этом вспомнила, меня накрыло странное чувство дежавю. Будто это когда-то снилось мне или даже происходило наяву. И в голове у меня крутилось имя: Максим, Максим.

Голову даю на отсечение, что не знаю ни одного Максима.

На тумбочке у изголовья кровати завибрировал телефон. Я повернула голову, взглянула на экран и вздохнула. Почему-то мне совсем не хотелось с ним говорить. Я помедлила, но затем всё же потянулась за телефоном. Ведь если на звонок не отвечу, Андрей позвонит снова, а затем и приедет, проверить, не натворила ли я чего-нибудь, что непременно опорочит имя его семьи.

Как я и предполагала, первым его вопросом было:

– Чем ты занята? – И в голосе подозрение. А, может, это во мне подозрений на его счёт было чересчур, поэтому я себе их и придумывала.

– Лежу в постели, - сказала я ему честно.

– Хорошо, - ответил он. Я слышала, как он прихлебнул из чашки горячий кофе. Услышала и живо представила себе эту картинку, которую всего за каких-то несколько недель смогла выучить наизусть. Как он стоит, как сидит, как ходит, как ест и пьёт кофе из большой чашки. А ещё мотает ногой, когда смотрит телевизор по утрам, сидя на высоком табурете. Я даже зажмурилась, не желая обо всём этом думать, а уж тем более представлять.

– Вообще-то, я собираюсь вставать, - решила припугнуть я его. – И что-нибудь сделать.

– Надеюсь, твои действия не потрясут мировое равновесие, - поддел он меня.

А я несколько загадочно проговорила:

– Не знаю, не знаю.