По образу и подобию

ПРОЛОГ




За огромным, во всю стену, панорамным окном ярилась непогода, накосо сшивая океан и небо полосами ливневого снега. Холодный мир им достался во владение, холодный, неприветливый и совершенно чужой. Ни единого клочка суши, огромные полярные шапки, минимальная глубина на так называемых отмелях — три метра. Но это был полный жизни (к счастью, неразумной) мир, с атмосферой, приближённой к стандарту голубого ряда — азот, кислород, аргон, водяные пары…

Здесь можно было жить под куполом Опорной Базы, относительно комфортно. Здесь даже можно было на что-то надеяться.

Какое-то — очень долгое! — время они надеялись. О, как они надеялись, оба!

«Не думал, не гадал он, никак не ожидал он такого вот конца…» Засевшая в памяти задорная песенка из далёкого детства заливала душу мёртвым ледяным дождём. Бессильные слёзы по щеке, и в каждой слезинке — сошедший с ума океан, бушующий за прочным стеклом. Сама попросила не закрывать окно. Сама…

Никто не может продлить свою жизнь в бесконечность. Мы — смертны. Все мы. Вселенной безразлично, что кто-то что-то катастрофически не успел. Но обмануть непреложный закон — здесь и сейчас! — можно.

Ценой чудовищного преступления.

Ценой убийства.

«Господи, не допусти!»

Кардиомонитор, тихо попискивая, тянул изломанную кривую, готовую в любой момент обернуться безнадёжной прямой.

«Не думал, не гадал он…»

А началось всё под ласковым голубым небом Земли, которую уже тогда всё чаще называли Старой Террой — в противовес первой колонии Человечества, основанной в соседней солнечной системе в рамках проекта «Галактический Ковчег».





ГЛАВА 1




Алёна ушла из школы на полтора часа раньше обычного. Случайность, предугадать которую не смог бы никто и никогда: тренировку отменили. Что? Вот именно. Легче поверить в то, что Земля налетела на свою собственную ось, движется с ускорением прямо в центр Солнца и через два часа всем конец, чем в объявление, пришедшее по мессенджеру. Они и не поверили, удивлялись, изумлялись, возмущались глупой шуткой. Но тренера реально в комплексе не оказалось, а на дистанцию выходила совсем другая группа. Пришлось разойтись.

Что же там случиться могло? Неужели правда — на собственную ось?!

Правды им никто не скажет, можно не сомневаться.

— И куда двинем? — спросила Халька Мальсагова, лучшая подруга Алёны. — Времени-то — шаттл и больше.

Это точно. Причём, времени неучтённого! Которое можно со вкусом потратить на что угодно по собственному выбору.

— Пошли в тир, — предложила Мальсагова.

— Да что я там забыла? — возмутилась Алёна. — И так почти каждый божий день гоняют. Нет! Шайда на подлеталку!

Подлеталкой воспитанники Института называли качели, расположенные в «дикой» части Нижнего парка, находившейся за пределами зоны климат- контроля. Когда-то давно здесь был полигон для тренировок на выживание, но теперь от него мало что осталось, всё поглотил адаптированный хвойный лес. Но качели остались. Это были три толстых эналавсановых, то есть, практически, вечных, верёвки, перекинутых через балку, вбитую в скальный выступ, нависающий над узкой расщелиной озера. Сквозь верёвки были пропущены простые резиновые палки, изрядно потёртые от ладоней бесчисленных любителей экстрима. Сами верёвки туго натягивались на специальные крючья, торчавшие из земли. Всё, что тебе оставалось, это крепко вцепиться в резину, снять с крюка и оттолкнуться как следует ногой.

Выбрасывало аж за середину озера, вперёд и вверх. И оттуда, замирая от восторженного ужаса, можно было увидеть остатки верхней террасы на скале впереди по курсу, широкую брешь в сплошной каменной стене на той стороне озера, — там сверкали яркие радуги над неумолчно гремевшим водопадом. Потом верёвка изгибалась назад, следовал рывок и вот уж тут — держись, не то слетишь в ледяную воду, и греби потом до берега как хочешь. Очередной рывок — и снова пятки смотрят в небеса, а в груди всё переворачивается от счастья, и так пока верёвка не замрёт вертикально, слегка покачиваясь, напротив полосатой, в поперечину, скалы. Тогда аккуратно лезешь вверх, выбираешься на широкую балку, — ух, и ветрище здесь, до мозга костей! Там наматываешь верёвку на палку и тянешь её, потихоньку освобождая, обратно на берег, для нового прыжка.

Взрослые подобных развлечений не поощряли. За подобные развлечения легко можно было схлопотать дежурство по школе, унитазы зубными щётками чистить вне очереди. Но кого и когда это останавливало?! А унитазы, неустанно полируемые неиссякаемым потоком наказанных, могли поспорить белизной и стерильностью с любой лабораторией Института на выбор.

— А-а-а! — Алёнины пальцы разжались, и она полетела вниз, заметалось, дробясь о скалу, звонкое эхо.

Сгруппировалась, как учили, вошла в воду ногами, — брызнул во все сторону тонкий прозрачный ледок, незаметный сверху. Холодом обожгло, как кипятком. Обычной девочке тут бы пришёл безоговорочный конец, но Алёна-то обычной как раз и не была. Её хромосомы собирали под микроскопом по одной из утверждённых Институтом схем, а за физическим развитием следили лучшие инструктора-экстремальщики, сами рождённые с добавочными доменами в геноме. Алёна вынырнула, отплёвываясь, определила направление и погребла к берегу, ничуть не удивившись подружке, оказавшейся рядом.

— На черта? — спросила она между вдохами.

Мальсагова не сорвалась, а прыгнула сама, хоть вот уж что, по условиям игры, не обязана была делать.

— А чтоб нескучно было! — блеснула белыми зубами Халька.

Они выбрались на берег и тут же принялись с воплями носиться друг за другом, Халька никак не могла догнать и злилась. Потом они схватились бороться, и тут уже Алёне пришлось несладко, а окончилось тем, что обе едва не свалились обратно в озеро.

Возвращались обратно, довольные жизнью и собой. Щёки горели, как всегда в тепле после холода, тело ныло приятной усталостью. Сейчас — на станцию монорельса, несколько перегонов и туннелей, и ты дома. А дома можно что- нибудь вкусненькое сжевать и завалиться на постель с книжкой — жизнь удалась!


… День медленно валился на закат. Неистовое горное солнце поджигало близкие ледяные пики ало-золотым огнём. А за ними горели, втыкаясь в небо, посадочные петли — пассажирская и четыре грузовых. Институт мог позволить себе собственный независимый космодром.

А за петлями горела длинная полоса орбитальных верфей: там достраивался двадцать девятый межзвёздный транспортник проекта «Галактический Ковчег».

— Эх, — сказала Халька, всматриваясь в небо, — хотела бы я отправиться вместе с ними!

— Да, — кивнула Алёна. — И я хотела бы… Вот бы взяли!

И обе вздохнули. Желающих улететь было заведомо больше, чем мест на «Ковчегах». Места распределялись на годы вперёд, даже на тех кораблях, что существовали пока что в проектных расчётах. Что говорить о почти уже готовом Двадцать Девятом? Он уйдёт без этих двоих. К звёздам. К новому миру…

Вдалеке, внизу, показался оранжевый поезд. На взгляд с таких высоты и расстояния казалось, будто поезд ползёт как беременная улитка. Но девочки прекрасно знали, какая у него скорость. И если чинно спускаться по лестницам, как полагается приличным людям, не успеть как нечего делать.

— Йех! — выдохнула Халька, перебрасывая себя через перила. — За мной! Кто последний — тот дурак!

— Сама дура! — крикнула Алёна, прыгая следом.

Поезд миновал четвёртый, по счёту от станции, туннель и втягивался в третий.

Склоны возле станции «Лебяжье» назывались «козьими тропами», по ним прыгали все, кому не лень. Ландшафтные дизайнеры вместе с учёными Факультета Генетики Растений учли проблему, и вытоптать генномодифицированные травы было просто невозможно.

Девчонки успели вскочить буквально на подножку последнего вагона, и поезд тронулся. В это время народу было мало, место у широкого окна нашлось свободно. Алёна болтала с подругой, а сама смотрела на петли космодрома, на стоявшую над горным хребтом звёздную полосу орбитальной стройки и Дальний Космос стучал в её сердце, беззвучным метрономом отсчитывая время.

«Я буду там», — внезапно поняла она, замирая от дерзости собственной мечты. — «Я уйду в космос на Двадцать Девятом Ковчеге!»

Дело теперь оставалось за малым: придумать, как именно попасть в заветные списки экспедиции…

Халя вышла четырьмя остановками раньше. Мальсаговы жили в высотном доме на углу Виноградной улицы, за четвёртым уровнем висячих садов. Там было красиво, особенно в летнее время, с веранды, оплетённой диким виноградом, хорошо просматривался весь город. Город уходил вниз, террасами и каскадами, ровные стрелы улиц ныряли в туннели и под эстакады, шагали мостами через рукотворные речки, и сливались с равниной где-то у самого горизонта. Но Алёне нравилась своя улица, где она прожила вместе с мамой всю свою сознательную жизнь.

Улица звалась Белой из-за белых стен одноэтажных коттеджей, поднимавшихся по склону. Квартира Свенсенов располагалась в торце самого последнего дома, за которым улица обрывалась в громадную пропасть. На дне пропасти плавал лиловый туман и грохотала дикая, узкая, но глубокая река, ворочая тяжёлые валуны. Валуны река выворачивала откуда-то из нутра горы и с натугой волокла к Золотым вратам — далёкому, не видному отсюда, месту слияния с более полноводной Песчаной…

Алёна приложила ладонь к замку, и дверь поехала в сторону. Девочка замерла на пороге. Душевая была занята, и доносилось оттуда вовсе не привычное пение — мама любила петь в ванной, несмотря на полное отсутствие слуха, пела обычно всякую кошмарноту из собственной юности, но удивительным образом, её немузыкальный голос успокаивал: значит, всё в порядке и всё идёт как надо. Но сегодня было не пение. Сегодня были смешки, шлепки и два голоса, а матовое стекло двери отражало две смутные тени. Вместо одной — две.

Алёна давно уже вышла из возраста, в котором дети спрашивают, откуда берутся младенцы. Откуда, откуда, — от верблюда! Из аппаратов искусственной утробы в Репродуктивных Центрах! Но определённый процент младенцев до сих пор получает набор хромосом случайным, испытанным природой, древним, — расово правильным, как выразилась бы Халька, — способом. Алёна кинула сумку под полку, злобно шипя сквозь зубы. На стиснутых кулаках вспыхнуло холодное пламя, больших трудов стоило рассеять его в пространстве. Девочка пнула дверь, открывавшуюся недостаточно быстро, выругалась, цапнула свой клатч и выскочила вон из квартиры.

Лицо горело неровными пятнами и очень хотелось что-нибудь поджечь. Ахнуть плазмой со всего размаха, чтоб до неба проняло! Еле сдержалась.

Череда маминых мужиков вызывала глухое отторжение. Кого у неё только не было, ни один дольше месяца-трёх не задерживался. В последнее время она начала водить их домой, знакомить с дочерью и пытаться наладить нормальную семейную жизнь. Девочке, мол, нужен отец. В гробу таких отцов…

Хотя предпоследний был… ничего. Диспетчер из Центра управления полётами, телепат третьего ранга. Нормальный он был, чего там. Зря с ним вела себя как свинья. Потому что натуральнорождённый зануда, пришедший ему на смену, оказался во стократ хуже. Телепат хотя бы в отцы не рвался, а этот… Исполнял Свой Долг, читая морали и нотации. Воздух чище стал, когда исчез, наконец. Полгода в доме было спокойно, и вот тебе на. Опять.

Приняла душ, называется. Повалялась на диване. А всё отменённая тренировка, будь она проклята!

Злоба выгнала на спортплощадку, где можно было отлупить со всей дури тренировочные манекены, перед каждым ударом воображая себе ни разу ещё не виденное, но уже ненавистное рыло очередного маминого хахаля. Огнеупорные болваны не поддавались бешеному жару, срывавшемуся с кулаков обозлённой девчонки. Живому человеку пришлось бы кисло. Пирокинетическая паранорма, достижение генетиков Института, это вам не шутки.

Потом Алёне надоело, и она решила пойти побродить по городу. Хотела вызвонить Мальсагову, но обнаружила, что забыла терминал в спортивной сумке, дома. Отлично! Сегодня её уже никто не достанет. Алёна мстительно вообразила себе, как мать пытается связаться с нею и слышит сигнал из сумки, брошенной в коридоре. Но картинка получилась не очень доброй, и за неё стало мучительно стыдно. Всё-таки Алёна любила мать, несмотря ни на что… Пришлось вернуться.

Долго стояла перед полуоткрытой дверью, вслушиваясь в звенящую тишину. Где… они? Всё ещё заняты? Или уже чай пьют? Кажется, из душевой ещё никто не выходил. Алёна прошмыгнула в коридор, потянула из сумки терминал.

— Элен, — донеслось из кухни. — Пришла?

Девочка рыбкой нырнула в дверь и ссыпалась по лестнице на улицу, а там сразу же свернула за угол, пробежалась, согнувшись, под балконами, чтобы из окна было не увидеть. И махнула через невысокую живую ограду, прямо по придомовой лужайке. Пусть без неё чаёвничают!

Халида отозвалась не сразу. Но, приняв вызов, сразу сказала, что встретиться не может. Занята. И не отпустят. Эх. У Мальсаговых была большая семья, свободного времени по вечерам у подруги практически не было.

На город спускалась ночь. Зажигались разноцветные фонари вдоль дорожек, вспыхнула ярким сиянием станция монорельса. Прошуршал над головой очередной поезд, в окнах можно было различить тёмные силуэту людей, спешивших домой после напряжённого рабочего дня. В центр поезда шли почти пустыми.

Алёна, воткнув в ухо наушник, бесцельно меняла вагоны и направления. Ей нравилось движение, бесконечная переменчивая пестрота дороги, тихий хриплый шепоток навигатора, интимно подсказывающего на ухо, что из вечерних мероприятий происходит в шаговой доступности от очередной станции.

Совершенно случайно, без каких-либо планов и мыслей, занесло её на Экспо — грандиозную площадку для проведения всевозможных форумов и фестивалей, концертов, презентаций, научных чтений, всевозможных выставок различной тематики, от современного искусства до достижений робототехники и космических двигателей. Здесь было на что посмотреть и куда спустить избыток времени — всевозможные площадки типа «попробуй сам, как это работает», верёвочный город, три-дэ принтеры с ментальным управлением — «распечатай свою мечту!», горки с переменной гравитацией, и многое, многое другое; жаль, Халиды рядом не было.

Над городом плыли сиреневые сумерки, вдоль дорожек загорались оранжевые фонари. Пахло хвоей, озоном, с площадки «Натуральный Век» порывами доносило вкусные запахи готовящейся на открытом костре еды: там было несколько выставок, демонстрирующих прогресс Человечества: пещеры, где желающим предлагалось примерить на себя одежду из шкур, добыть в пруду рыбу и приготовить её себе в пищу, небольшой средневековый городок, в котором можно было примериться к ремеслам вроде шитья, ковки, выпекания хлеба, сыграть в дуэль на шпагах самому или посмотреть на то, как это делают опытные фехтовальщики, первые примитивные аппараты для исследования околоземной орбиты начала космической эпохи, первое лунное поселение в натуральную величину и прочее в том же духе.

Навигатор вывел на лекторий с символичным названием «Алхимики современного мира».

Достижения современной генной инженерии, экспериментальная генетика, Проект улучшении и развития человека, Ното 5ар1епз Иоуа Зирепог, вот это всё. Алёна прошла бы мимо, но лекции читал профессор Ольмезовский Олег Ольгердович, телепат первого ранга. Перворанговых Алёна видела редко, захотелось посмотреть и послушать.

«Требуются знания в области современной биоинженерии человека, соответствующие уровню В», — сообщил навигатор.

Уровень В — это школа с углубленным изучением биоинженерных наук, десятый класс. Алёна училась в восьмом, и школа её специализировалась совсем на других науках. А, ну и ладно! Что не поймём, прочтём в информсети потом.

Вот так, обыденно и незаметно, совершается судьбоносный выбор, сводя веер вероятностей своего возможного будущего к одной-единственной дороге, свернуть с которой будет уже не суждено…

К началу лекции Алёна опоздала. Все нормальные места были уже заняты, пришлось тихонько приткнуться за спинами слушателей, рядом с каким-то мальчишкой лет тринадцати. Мальчишка покосился на неё, усмехнулся, но ничего не сказал. Алёна не увидела знака паранормы у него на воротничке; «натуральнорождённый», — с презрением отметила она.