Плач

Алистер произнес это слово так, как будто на самом деле говорил: Я ничего об этом не знал. Почему ты мне не сказала? Может быть, если бы ты мне сказала…

— Я перестала рассказывать тебе о таких вещах, потому что ты говорил, что нельзя беспокоиться из-за каждого пустяка. О господи, может, он плакал, потому что у него… потому что он был серьезно болен, а я все проворонила. Не заметила.

— Перестань хвататься за меня! Мы разобьемся! Постарайся сейчас не думать об этом. Поговорим в больнице. Нам бы только до нее добраться, до этой чертовой больницы.

Джоанна тихонько качала головой, как будто беспрестанно кивала, — это помогало думать.

— Может, у него была аллергия на калпол, который я ему дала?

— Ты не давала ему калпол.

— Давала. Часа за три до посадки.

Алистер свернул на обочину, и машина с визгом остановилась. Он резко дернул рукоятку ручного тормоза и только после этого повернулся к Джоанне:

— Что ты сказала?

— Что? О чем ты?

— Когда ты дала ему калпол?

— Что такое? Разве калпол — это страшно? Это был детский калпол, для младенцев.

— Сколько ты ему дала?

— Одну дозу.

Алистер открыл дверь, выскочил из машины и ринулся к багажнику — прямо по встречной полосе. Раздался пронзительный гудок, и какой-то грузовик резко вильнул в сторону, чудом не сбив Алистера с ног. Он открыл багажник. Джоанна оглянулась, чтобы посмотреть, что он там делает, но увидела у себя за спиной только одно — своего малыша. Она протянула было к нему руку, но в последний момент отдернула ее. Только не этот холод. Но малыш Ной! С того места, где сидела Джоанна, он казался спящим. Она отвернулась, уронила голову на колени. Алистер вернулся в машину и с грохотом захлопнул дверцу. Он держал перед ней один из стомиллилитровых пузырьков.

— Значит, ты дала ему лекарство, когда я спал, так?

— Да.

— За три часа до посадки.

— Да.

Алистер внимательно изучал пузырек.

Потом распахнул дверцу, снова побежал к багажнику и вернулся со вторым пузырьком.

— Нет… — произнесла Джоанна, когда он опустился на водительское кресло, сжимая пузырек в руке.

— Сколько доз антибиотика ты приняла, пока мы летели?

— Одну. Ты сам дал мне ее, в Дубае.

Алистер провел пальцем по горлышку только что принесенного пузырька и попробовал лекарство на вкус. Содержимого в обоих пузырьках было примерно поровну.

— Это — антибиотик.

Алистер открутил колпачок с первого, коснулся пальцем горлышка и слизнул каплю с пальца.

— Клубника. Это — калпол.

Он поставил калпол на приборную доску — слева от себя. И антибиотик тоже поставил на приборную доску — справа.

— Я всегда пробую лекарства, Джоанна. — Он сделал паузу, посмотрел на пузырьки — сначала на один, потом на другой — и перевел взгляд на нее. — А ты?





*


В любых отношениях роль каждого из партнеров определяется очень быстро. Об этом Джоанне рассказали на одной из первых консультаций. Джоанна записалась на прием к психологу через пять недель после знакомства с Алистером, то есть через неделю после того, как он признался ей, что женат. Не зная, как выпутаться из сложившейся ситуации, она ощущала смятение и растерянность. Прежде она никогда и никому не причиняла боли. И никогда никого не обманывала — ну разве что изредка по мелочи, но всегда — чтобы не расстраивать («Ну конечно, я кончила!»). Она всегда поступала так, как ей казалось правильным. И никогда еще не испытывала стыда за свои поступки. Теперь же ей было так стыдно, что она даже не смогла поделиться со своей лучшей подругой, а вместо этого заплатила тридцать пять фунтов, чтобы рассказать обо всем незнакомой женщине, страдающей ожирением. Джоанна смотрела на психолога и понимала, что про «роли» ей слышать совсем не хочется. Ей бы хотелось, чтобы психолог сказала: «Нет ничего плохого в том, чтобы заводить романы с женатыми мужчинами. Проблема — в хреновом устройстве общества. Так что вперед, моя дорогая. И перестаньте терзаться этим дурацким чувством вины. Знаете, в континентальной Европе над вами посмеялись бы, если бы у вас не было любовника».

Но нет, ничего такого психологиня не сказала. Дама заботливо и с тревогой смотрела на Джоанну из своего плюшевого кресла и всю консультацию только и говорила, что об этих самых ролях. «Они основаны на предположениях, которые вы строите, исходя из характеристик друг друга, — объясняла она. — Эти предположения возникают почти сразу после знакомства, но они очень часто оказываются ошибочными, и потом их бывает крайне трудно разрушить».

Джоанна потом думала над этим. Психологиня была права. Не успели они с Алистером доесть свой первый совместный ужин (он заказал за нее, и ей принесли филе сайды), как их предположения друг о друге уже были залиты в форму и оставлены застывать.

Алистер


Я рисковый

Я делаю карьеру

Мне нравится собирать факты

Я все запоминаю

Я держу удар

Я принимаю решения

Я говорю, и меня надо слушать



Джоанна

Я трусиха

Я зарабатываю на жизнь

Ненавижу вдумываться в детали

У меня склероз

Проседаю под натиском

А я?

Я несу ахинею



И вот, пожалуйста, — они уже вместе. Джоанна и Алистер. Алистер и Джоанна. С первого дня и до сих пор. И ее все устраивало. Ничего плохого она в их отношениях не видела. Все сложилось. И возможно, все шло бы неплохо всю жизнь, до конца ее дней, если бы не служба безопасности аэропорта.

Сама не зная почему, Джоанна так и не призналась Алистеру, что ходит к психологу.





*


Алистер помог Джоанне выбраться из автомобиля: ее била дрожь, тело не слушалось. Он почти нес ее к небольшому зеленому островку на обочине. Джоанна брела как в тумане, на подгибающихся ногах, чувствуя, что ее попытки начать как-то влиять на принятие решений ничего не стоят. Она не держит удар. Не умеет решать сама. Вот, например, сейчас она едва дышит и передвигает ноги, где ей еще и думать? И задыхается от жары. Ее сейчас стошнит.

Алистер придерживал волосы Джоанны, пока ее рвало, потом усадил спиной к придорожной насыпи (достаточно высокой, чтобы укрыть сидящих от проезжавших мимо машин), присел рядом на корточки и только после этого завел разговор. Говорил Алистер. Она — слушала.

Потому что слушать надо Алистера.



Факты

Он привалился к сухому желтому земляному валу в нескольких дюймах от Джоанны и уставился в пространство.

— Ты должна сосредоточиться, — сказал он. — От того, как мы будем вести себя дальше, зависит вся наша жизнь. Не вертись и не оглядывайся на машину. Смотри прямо перед собой и ничего не говори. Я перечислю факты.

Руки отчаянно тряслись. Джоанна подсунула их под себя и устремила взгляд вперед, как велел Алистер. Равнина, плоская и желтая, казалась бескрайней, а может, и была такой на самом деле. Ни деревца, ни кустика. Ни пасущихся животных. Горячий ветер, раздувая далекие пожары, гнал на юг мрачно-коричневые тучи пыли и ерошил волосы. Клочок пепла танцевал перед лицом, вверх-вниз, вверх-вниз, а потом опустился ей на правую лодыжку. Джоанна словно приросла к месту, она не могла пошевелиться, да и не хотелось. Хотелось остаться здесь и умереть. Может, и правда удалось бы так — умереть от жажды на обочине дороги и никогда не возвращаться в ту машину. Может, если она попросит Алистера, он согласится оставить ее здесь? Она обязательно его попросит. Вот сейчас он закончит говорить, и она сразу попросит. Надо только дослушать, что он там расписывает, как обычно, по пунктам: факты, план действий, способы осуществления.

Стоп, какие, к черту, действия? Чем вся эта чушь может им теперь помочь?

Ее мысли прервал голос Алистера. Тот, как всегда, перечислял факты по пунктам. Она не поворачивалась к нему и не переводила на него взгляда, но боковым зрением видела, что он вытянул руку и отогнул большой палец:

— Первое: Ной мертв.

Голос ровный, уверенный, твердый. Указательный палец разогнулся и присоединился к большому, пульсирующему бедой.

— Второе: в этом виноваты мы.

Пальцы у него были слишком короткие. И толстые.

— Третье: кого-нибудь из нас или даже нас обоих обвинят в преступной халатности, а возможно, в непреднамеренном убийстве или даже в преднамеренном, особенно если учесть, как ты вела себя в самолете.