Пятнадцатилетний капитан

Пора бы уже прибыть на место! Миссис Уэлдон изнемогала от усталости. Она не могла больше продолжать путешествие. Жалко было смотреть и на ее маленького сына. Личико Джека пылало во время приступов лихорадки и было белее мела, когда приступы кончались. Мать страшно тревожилась и, не доверяя ухода за ним даже старой Нан, не спускала теперь ребенка с рук.

Да, давно пора было прибыть на место! Если верить американцу, то в этот день 18 апреля маленький отряд к вечеру вступит за ограду гациенды Сан-Феличе.

Двенадцать дней странствований по тропическому лесу, двенадцать ночей, проведенных под открытым небом, — этого было достаточно, чтобы подорвать силы даже такой энергичной женщины, как миссис Уэлдон. А тут еще болезнь маленького Джека, лишенного необходимого ухода, отсутствие лекарства. Всякая мать на ее месте пришла бы в отчаяние.

Дик Сэнд, Нан, Том и его сотоварищи лучше переносили трудности и усталость. Запасы продовольствия, правда, подходили к концу, но до сих пор отряд не испытывал ни в чем нужды. Поэтому состояние их здоровья было удовлетворительно.

Что касается Гэрриса, то казалось, этот человек был создан для долгих путешествий по непроходимым дебрям и усталость не имела над ним власти.

Однако Дик заметил, что по мере приближения к гациенде Гэррис становился озабоченным и не таким разговорчивым, как раньше. Казалось, должно бы быть наоборот. Так по крайней мере думал юноша — он день ото дня все меньше доверял американцу. Одного не мог понять Дик: с какой целью стал бы их обманывать Гэррис? На этот вопрос юноша не находил ответа. Но он очень бдительно присматривал за своим проводником.

Очевидно, тот чувствовал, что Дик в чем-то подозревает его. Эта подозрительность «юного друга», быть можете была одной из причин угрюмой озабоченности американца.

Отряд двинулся в путь. Лес поредел. Непроходимые чащи сменились небольшими рощами, между которыми лежали широкие поляны. Было ли это преддверием настоящей пампы, о которой говорил Гэррис?

Первые часы похода не дали Дику новых поводов для беспокойства. Но два обстоятельства поразили его. Сами по себе они не имели особого значения, но в тех условиях в каких находились путешественники, нельзя было пренебрегать даже мелочами.

Дик Сэнд обратил внимание на странное поведение Динго. Все эти дни собака бежала, опустив нос к земле, обнюхивая траву и кусты, как будто шла по следу. Она либо угрюмо молчала, либо оглашала воздух жалобным воем, в котором слышались не то боль, не то сожаление. Но в этот день лай собаки вдруг стал звонким, сердитым, временами даже яростным. Динго лаял теперь так же как на палубе «Пилигрима», когда там появлялся Негоро.

Смутное подозрение мелькнуло в уме Дика Сэнда. Оно перешло в уверенность, когда старик Том сказал ему:

— Вот странно, мистер Дик! Динго не обнюхивает больше травы, как все эти дни. Видите, он держит нос по ветру, шерсть на нем взъерошена, он сильно возбужден. Можно подумать, что он учуял…

— Негоро, не правда ли? — подхватил Дик. Юноша охватил за руку старого негра и сделал ему знак говорить тише.

— Да, Негоро, мистер Дик. Мне кажется, он идет вслед за нами…

— Я и сам так думаю, Том. Вероятно, сейчас он совсем близко от нас.

— Но зачем он это делает? — спросил Том.

— Быть может, Негоро не знает местности, — ответил Дик Сэнд. — Тогда вполне понятно, что он следует за нами по пятам. Либо…

— Либо что? — взволнованно спросил Том, глядя на Дика.

— Либо, напротив, он слишком хорошо знает местность, и тогда…

— Но как Негоро может знать эту страну? Ведь он никогда не бывал здесь!

— Никогда не бывал здесь?… — прошептал Дик. — Не знаю. Но одно совершенно бесспорно; Динго ведет себя так, как будто этот человек, которого он ненавидит, находится где-то рядом.

Он прервал свою речь и позвал собаку. Динго нехотя приблизился.

— Ату! — сказал Дик. — Негоро, Негоро, Динго! Ату его!

Собака яростно залаяла. Имя судового кока произвело на нее обычное впечатление, и она бросилась вперед, словно Негоро притаился за ближним кустарником.

Гэррис издали видел эту сцену. Он подошел к юноше.

— Что вы сказали Динго? — спросил он сквозь зубы.

— О, ничего особенного, — ответил шутливо старик Том. — Мы спрашивали у Динго, нет ли каких известий об одном нашем спутнике по кораблю, который куда-то запропастился.

— Ага, — сказал американец, — это тот португалец, судовой кок, о котором вы мне рассказывали?

— Да, — ответил Том. — Если судить по неистовому лаю Динго, этот человек должен быть где-то неподалеку.

— Как он мог добраться сюда? — спросил Гэррис. — Вы, кажется, говорили, что он никогда не бывал в Боливии?

— Если только он не скрыл этого от нас, — ответив Том.

— К чему бы он стал скрывать? — заметил Гэррис. — Впрочем, можно обыскать кустарник. Что, если бедняга нуждается в помощи? Что, если он попал в беду?…

— Нет, в этом нет нужды, — сказал Дик Сэнд. — Если Негоро сумел добраться сюда один, он может и выбрать отсюда без нашей помощи!

— Как хотите, — ответил Гэррис.

— Замолчи, Динго! — крикнул Дик Сэнд, чтобы прекратить неприятный разговор.

Второе наблюдение, которое сделал юноша, относилось к лошади американца.

По ее поведению незаметно было, что конюшня где-то близко. Лошадь не втягивала ноздрями воздуха, не ускоряла шага, не ржала — словом, ничем не проявляла нетерпения, свойственного лошадям, когда в конце долгого путешествия они чуют приближение отдыха. Лошадь Гэрриса, которая много раз бывала в гациенде, шла по тропинке так равнодушно, как будто эта гациенда находилась еще за сотни миль.


«Нет, если судить по лошади, не видно еще конца нашему странствию!» — думал юноша.

Накануне Гэррис утверждал, что маленький отряд находится всего в шести милях от гациенды; к пяти часам пополудни из этих шести миль, несомненно, уже было пройдено не меньше четырех. Однако лошадь все еще не учуяла конюшни, да и ничто вокруг не выдавало близости такой большой плантации, как гациенда Сан-Феличе.

Даже миссис Уэлдон, всецело поглощенная заботами о своем ребенке, удивлялась тому, что местность по-прежнему кажется пустынной и необитаемой. Ни одного туземца, ни одного слуги из гациенды, которая была так близко! Не заблудился ли Гэррис? Миссис Уэлдон отогнала эту мысль: новая задержка грозила гибелью ее маленькому Джеку…

Гэррис, как и прежде, шел впереди отряда. Но он всматривался в темные глубины леса, поворачивал голову то вправо, то влево с таким видом, словно он не очень был уверен в себе и в дороге, по которой шел.

Миссис Уэлдон закрыла глаза, чтобы не видеть этого. За равниной, шириной в милю, снова показался лес, но не такой густой, как на западе; маленький отряд снова вступил под сень высоких деревьев.

В шесть часов вечера путники подошли к зарослям кустарников, сквозь которые, видимо недавно, прошло стадо каких-то крупных животных.

Дик Сэнд внимательно осмотрелся кругом.

На высоте, намного превышающей человеческий рост, ветви были обломаны. Трава на земле была примята, и местами на влажной почве виднелись следы больших ступней; такие следы не могли принадлежать ни ягуарам, ни кугуарам. Чьи же это ноги оставили такие следы? Может быть, тут проходил ленивец? И почему ветки обломаны так высоко?

Только слонам впору было проложить такую просеку в кустарнике и выбить такие огромные следы во влажной почве. Однако же слоны не водятся в Америке. Эти огромные животные не уроженцы Нового Света, и их никогда не пытались акклиматизировать там. Значит, догадку о том, что следы принадлежат слонам, нужно было отбросить как совершенно невероятную.

Дик Сэнд ни с кем не поделился мыслями, которые возникли у него при виде этих загадочных следов. Он даже не стал расспрашивать американца. Да и чего мог он ждать от человека, который пытался выдать жирафов за страусов? Гэррис придумал бы какое-нибудь фантастическое объяснение, но положение отряда от этого нисколько не изменилось бы.

Во всяком случае, Дик составил себе определенное мнение о Гэррисе. Он чувствовал, что это предатель. Дик дожидался только случая, чтобы сорвать с него маску, и все говорило юноше, что этот случай не заставит себя долго ждать.

Но какая тайная цель могла быть у Гэрриса? Какую участь готовил он доверившимся ему людям?

Дик Сэнд продолжал считать себя ответственным за судьбу своих спутников. Больше чем когда бы то ни было на нем лежала забота о спасении всех, кого — крушение «Пилигрима» выбросило на этот берег. Только он один мог спасти своих товарищей по несчастью: эту молодую мать, ее маленького сына, негров, кузена Бенедикта. Но если юноша мог попытаться что-то сделать как моряк, будучи на борту корабля, то что мог он предпринять перед лицом опасностей, которые предвидел, но не в силах был предотвратить?

Дик Сэнд не хотел закрывать глаза перед ужасной истиной, которая с каждым часом становилась все более ясной и неоспоримой. Пятнадцатилетнему капитану «Пилигрима» в минуту грозной опасности снова приходилось взять на себя трудную миссию командира и руководителя. Но Дик не желал раньше времени тревожить бедную мать Джека, — до тех пор пока не настанет пора действовать. И он ничего не сказал даже тогда, когда внезапно увидел впереди, на берегу довольно широкой речки, преградившей им дорогу, огромных животных, которые быстро двигались под прибрежными деревьями.

«Гиппопотамы! Гиппопотамы!» — хотелось ему крикнуть.

Но он промолчал. Дик шел в сотне шагов впереди отряда, и, кроме него, никто не заметил этих приземистых коротконогих и толстокожих животных бурого цвета. У них была большая голова и широкая пасть, обнажавшая огромные, более фута длиною, клыки.

Гиппопотамы в Америке?!

До вечера отряд шел вперед, но с большим трудом. Даже самые выносливые начинали отставать. Пора было бы прибыть на место! Или же следовало остановиться на ночлег.

Всецело поглощенная заботами о маленьком Джеке миссис Уэлдон, быть может, не замечала, как она утомлена, но силы ее были на исходе. Остальные участники похода находились не в лучшем состоянии. И только один Дик не поддавался усталости: он черпал энергию и стойкость в сознании своего долга.

Около четырех часов пополудни старик Том нашел какой-то предмет, лежавший в траве. Это оказался нож странной формы с широким кривым лезвием и толстой рукояткой из куска слоновой кости, украшенной довольно грубой резьбой.

Том поднял нож и отнес его Дику Сэнду. Рассмотрев внимательно находку, юноша передал ее американцу.

— Видимо, туземцы недалеко, — сказал он.

— Действительно, — ответил Гэррис. — Однако…

— Однако? — повторил Дик Сэнд, глядя прямо в глаза Гэррису.

— Мы должны были бы уже подходить к гациенде, — нерешительно сказал Гэррис, — но я не узнаю местности…

— Вы заблудились? — живо спросил Дик.

— Заблудился? Нет. Гациенда должна быть не дальше как в трех милях. Чтобы сократить дорогу, я пошел напрямик, через лес… Кажется, я ошибся…

— Возможно, — сказал Дик Сэнд.

— Я думаю, лучше мне одному пойти вперед на разведку, — сказал Гэррис.

— Нет, мистер Гэррис, — решительно заявил Дик, — вам не следует разлучаться!

— Как хотите, — ответил американец. — Но имейте в виду, что ночью мне не найти дороги.

— Ну что ж! — воскликнул Дик. — Мы остановимся на ночлег. Миссис Уэлдон не откажется провести еще одну ночь под открытым небом, а завтра с наступлением дня мы снова тронемся в путь. Последние две-три мили можно будет пройти в час.

— Согласен, — сказал Гэррис.

В эту минуту Динго отчаянно залаял.

— Назад, Динго, назад! — крикнул Дик Сэнд. — Ты отлично знаешь, что там никого нет: ведь мы в пустыне!

Итак, решено было в последний раз заночевать в лесу, Миссис Уэлдон не произнесла ни слова, предоставляя своим спутникам самим решить, где устраивать привал. Маленький Джек, уснувший после приступа лихорадки, лежал у нее на руках.

Стали искать место, где бы расположиться на ночлег.