Пять Грязных Искусств

– Действуйте, Херефорд. Он сделает все, что нам надо, а надо нам совсем немного. Найти человека. Разве это много?..





* * *


Я плохо помню, что случилось дальше.

Обрывки, вереницы туманных картин и неясных ощущений, провалы… провалы памяти… темные пятна…

Помню, как маска Херефорда маячила перед моими глазами. Маячила долго, целую вечность, занимая собой все пространство, весь зал, все мое сознание. Волхв завывал, бормотал долго и нудно, но что бормотал, я не понял. А потом сквозь тонкую стену тумана я увидел лицо парня. Это был он. Тот самый человек, что лежал под простыней в углу.

Я знал это точно, хоть и не видел его раньше.

Голос Херефорда рваным эхом летал по залу, двоился, троился в каменных стенах. И вместо четких воспоминаний о тех страшных часах я помнил лишь мельком, как проснулся на больничной кушетке, помнил отражение в зеркале.

Не мое отражение.

На меня смотрел семнадцатилетний парень, худой холеный аристократ, без единого признака овеумного наркомана на лице. И ему предстояло выжить там, где такие, как он, не выживают…





Глава 5. Удары в спину




«Лэнсом – Ронстад» – в поезд по этому направлению садились только два типа пассажиров: заключенные и надзиратели.

Природные адепты кодо отправлялись из столицы в Ронстад. Размещали их в вагоне из особенного материала: это была сталь с напылением из дериллия – металла, подавляющего кодо.

Мест в вагоне было штук пятьдесят, но почти все пустовали. Вместе с собой я насчитал всего восемь пассажиров: шестерых мужчин и двух женщин. Изредка они косились друг на друга, изучали, кому вместе с ними не повезло попасть в этот паршивый поезд. На себе я тоже чувствовал взгляды, и от этого становилось не по себе.

Шутка ли. Семь адептов и я – человек без силы. Неужели они не ощущают, что я не один из них?

В горле вдруг запершило от перспектив попасть в город, где таких вот природных адептов тысячи. Если они узнают, что я заслан ненавистным Орденом Волка, они от меня мокрого места не оставят. Да, вот эти джентльмены в приличных костюмах и дамы в шляпках и длинных юбках с рюшами разорвут меня на части.

От этой мысли меня пробирала дрожь.

К тому же с утра я закинул в себя четыре таблетки овеума.

Меня одновременно подташнивало и распирало от неуместной эйфории, порой начиналось головокружение, по коже гулял мороз. Четыре таблетки – слишком большая доза даже для меня, человека, полтора года сидящего на овеуме почти без перерыва.

– Извините, мистер. Бога ради, извините, но я не могу вам этого не сказать… – Голос, внезапно прозвучавший рядом, заставил меня нахмуриться.

Это ко мне сейчас обратились?..





* * *


Напротив меня сидели девушка и парень, оба явно с южных колоний, жители хэдширских полей.

Парень был прилично постарше меня (теперешнего меня, конечно), поджарый, обросший недельной щетиной, в обтрепанных сапогах, вылинявшей рубашке, жилете и грубых рабочих брюках на подтяжках.

Но особенно бросалась в глаза его шляпа.

Старая, фетровая, с загнутыми по бокам полями и обмотанным вокруг тульи куском веревки. И этот парень был единственным мужчиной в вагоне, кто сидел с покрытой головой.

Ко мне же обратилась его спутница.

Хорошенькая, с загорелой матовой кожей и черными, с агатовым блеском, волосами. Совсем юная, да и по виду слишком наивная. К тому же беспокойная и суетливая. Таких я называю «простушка с фермы».

И судя по ее красноватым обветренным рукам, она действительно трудилась на ферме. Тут не ошибешься: в Хэдшире, кроме ферм и плантаций, ничего практически и нет.

– Извините, мистер, – снова забормотала девушка, как бы невзначай, но кокетливо поправив прядь, выбившуюся из-под шляпки. – Ваш чемодан испачкан. Возможно, вы не заметили… Сегодня был такой ливень… и лужи… везде эти лужи.


Она оценивающе пробежалась взглядом по моему дорогому костюму, тут же обозначив у себя в голове мой статус: зажиточный горожанин, возможно, сын фабриканта-аристократа, молод, а значит, не женат.

С другой стороны, какая ей разница, кто я такой?

Все мы едем в Ронстад, закрытый и грязный город, а там любой зажиточный горожанин легко превращается в нищего калеку. Но возможно, девчонка полезла ко мне из вежливости, а у меня и вправда испачкан чемодан. Только и всего.

Я уронил взгляд на свой багаж. Бок чемодана пестрел брызгами жидкой красной глины. А я ведь даже не заметил, когда он успел так вымазаться.

Дорогим костюмом и увесистым багажом меня снабдил тэн Зивард, а Херефорд положил в чемодан столько овеума, что я бы мог безбедно жить до старости. Или сотню раз сдохнуть от передозировки, если вдруг решился бы покончить с собой.

– О, спасибо, что сказали, – поблагодарил я девушку. – По приезде обязательно его отчищу.

Я все никак не мог привыкнуть к своему новому голосу: негромкому, с идеальным лэнсомским произношением (черт, даже голос у меня теперь аристократический).

Попутчица улыбнулась и протянула мне руку.

– Джозефин Ордо. Но настоятельно прошу называть меня Джо. Только Джо.

Я замешкался. А вдруг она почувствует, что я не владею кодо, когда прикоснется ко мне? Кто же поймет этих адептов и то, что они чувствуют?

Ее рука все еще ожидала от меня элементарной формы этикета. Пришлось отвечать на вежливость.

– Рэй, – представился я и легонько пожал узкую теплую ладонь девушки.

– Просто Рэй? – удивилась она. – Рэй, и все?

– Рэй Питон.

– Очень приятно.

Рукопожатие новой знакомой вышло крепким. Руки у нее были сильные. Зато так мягко и длинно мое имя не произносила даже сестра.

Взгляд девушки стал лукавым и заинтересованным. Однозначно, передо мной сидела любительница совать нос в чужие дела. Терпеть таких не могу. Усердных… даже усердствующих. Еще и мужским именем просит себя называть, а это показатель избытка ерунды в голове.

– А чем вы занимаетесь, Рэй? Точнее, кто вы по ПГИ?

Я чуть было не спросил, что такое «ПГИ». К счастью, удержался от вопроса. Вспомнил, что разговариваю с адептом, а значит, о кодо. Но вот что конкретно значило «ПГИ», я не знал.

Мои мозги хоть и пребывали сейчас в наркотическом тумане, но все же поднапряглись и сообразили, как умело уйти от вопроса.

– Я могу позволить себе не работать, мисс.

Но девушка стояла на своем:

– Нет, я про ПГИ спросила. Кто вы по ПГИ?

Вот послать бы ее к черту.

– Не хотелось бы об этом распространяться, – сухо ответил я.

Кажется, сработало. На лице девушки отразилось понимание.

– Вот знаете, – забормотала она, – когда я говорю о пяти грязных искусствах, меня всякий раз пробирает дрожь. Ведь не так они должны называться. Но все же… Рэй… откройтесь. Я никому не скажу.

Я растянул губы в вежливой улыбке. Ага, как же, не скажешь. Да у тебя язык без костей, детка.

Зато теперь мне стала известна расшифровка «ПГИ» – пять грязных искусств. Только вот какие искусства имелись в виду…

Ну что ж, была не была, прощупаем почву.

– Я занимаюсь мутациями.

– Мутации? – Девушка всплеснула руками. Повернулась к молодому человеку, что сидел рядом и мрачно глядел в окно (судя по ядреному запаху перегара, он пребывал в состоянии жуткого похмелья). – Ты слышал, Генри? Генри! Он владеет кодо алхимических мутаций. Это так здорово. – Она взглянула на меня полными восхищения глазами. – А я инфир по искусству призыва. Воронки смерти, шепот, перерождение… Я даже Лемегетон читала. И знаю ключи и печати всех семидесяти двух демонов. А еще я изобретатель. Изобретатель, понимаете? Но никогда еще не встречала настоящего мастера по мутациям. Вот это да! Как же мне повезло.

Да уж, повезло. Ничего не скажешь. Эта дружелюбная крошка работает с мертвыми и демонами, да еще и пафосно изобретателем себя называет. И что она изобретает, страшно даже подумать.

Угораздило же меня.

– А Генри, знаете, кто? Вы очень удивитесь… – продолжила щебетать девушка, но тут приятель ее остановил.

– Хватит, Джо. Оставь его в покое. Мы не на увеселительной прогулке, мы в тюрьму едем. Не вижу в этом ничего радостного и удивительного.

Джо скривила мину и пробурчала: