Пирог из горького миндаля
Часть 56 из 65 Информация о книге
Для доступа к библиотеке пройдите авторизацию
4
В кабинете издателя Квадрина было свежо, если не сказать прохладно. По комнате хозяйственно гуляли сквозняки, из трех приоткрытых окон дуло чисто московским стылым воздухом, пропитанным автомобильными выхлопами. «Это чтобы посетители не задерживались», – подумал Сергей. Когда-то он читал о способе выпроводить засидевшихся гостей. Автор книги рекомендовал открыть форточки – якобы так визитеры подсознательно догадаются, что им больше не рады, и поспешат удалиться.
Если верить автору, Квадрин рассчитывал, что Бабкин с Илюшиным исчезнут прямо сейчас.
Издатель походил на бритого медвежонка, всю жизнь выступавшего в цирке в косоворотке и картузе. Он ходил вразвалочку, косился узкими хитрыми глазками, но Сергею казалось, что Виктор Иванович вот-вот опустится на четвереньки и проворно побежит, вскидывая пухлый зад. При этом говорил Квадрин властно, держался барственно и дал понять, что готов уделить напарникам целых две с половиной минуты.
– Прохор Савельев, – сказал Илюшин. – Это один из ваших авторов, прозаик.
– А, помню-помню! – Квадрин откинулся в кресле. – Выбрал себе какой-то удивительно глупый псевдоним. Что-то связанное со строительством, кажется.
– Тульский Зодчий.
– Верно! Так и что вы хотели?
– Мы расследуем одно дело, довольно старое, – сказал Макар. – В ходе расследования у нас возникло предположение, что Савельев завышал свои гонорары – я имею в виду, в разговорах с другими. Проверить это мы можем только с вашей помощью. Он издавался в основном у вас, поэтому его доходы, если они были, шли через ваше издательство.
– Если они были? – хохотнул Квадрин. – Что значит «если»! Савельев зарабатывал на мне так, как многим и не снилось!
Илюшин с Бабкиным переглянулись.
– Вы поймите меня правильно, я тоже не в обиде! – вскинул руки издатель, неверно истолковав их взгляды. – Савельев отлично раскупался.
– Да у него же не книги, а вареный картон! – не удержался Сергей.
Издатель посмотрел на него строго.
– Знаете, о вкусах не спорят. Допустим, мне тоже казалось, что в его текстах наблюдается некоторый избыток… э-э-э… ромашек и луговины. Но читатель покупает – значит, читатель хочет покупать!
Осчастливив Макара и Бабкина этой сентенцией, Квадрин лучезарно улыбнулся и похлопал себя по животу. Очевидно, воспоминания о тиражах Прохора Савельева привели его в благодушное настроение.
– Пик популярности его пришелся, конечно, на советскую эпоху. Но как ни странно, и в начале девяностых он отлично продавался. Я-то ожидал, что его, так сказать, скинут с парохода современности. Ан нет! Любили его, спрашивали в магазинах. У меня есть объяснение. Читатель или отдыхал от бандитов, ментов и оборотней в погонах, либо ностальгировал. Ну знаете, безвозвратно ушедшая эпоха, невинность, родное село, запах молока от колхозной буренки…
– Можно посмотреть договоры? – спросил Илюшин.
– Ну, это ведь история давняя! Савельев, как вы знаете, пару лет назад умер…
Илюшин молчал.
Квадрин посмотрел на него внимательнее и внезапно согласился:
– Ладно, глянем. В конце концов, дело несложное. Леночка! – сказал он в трубку. – Зайди на секунду. Или нет, лучше Кожевникову попроси зайти, это по ее части.
Двадцать минут спустя перед Макаром и Бабкиным на стол лег распечатанный договор.
– Все остальные подписывались на тех же условиях, – сказала седовласая Кожевникова, строго взирая на Илюшина поверх очков. – Размер роялти немного плавал туда-сюда. Но принципиально на доходах Савельева это не отражалось.
– Инга Семеновна у нас двадцать пять лет работает, – с гордостью заметил издатель. – Память компьютерная! Всех помнит, каждую писательскую сволочь!..
Он спохватился, что чересчур увлекся.
Макар внимательно просмотрел условия и поднял глаза на помощницу Квадрина.
– И вы хотите сказать, Савельев получал эти гонорары?
– Нет, – уверенно ответила женщина. – Он получал значительно больше. Шесть его книг были экранизированы. Телевизионный фильм «Простая история» – слышали?
Илюшин покачал головой.
– Очень популярен был. О поселковом враче, который влюбляется в деревенскую девушку.
Бабкин догадался, что помощнице Квадрина нравился этот фильм.
– А еще какие? – Илюшин мрачнел с каждой секундой.
– «Ветер любви», «Поселок «Райские Кущи», «Электричка до моря», – не задумываясь, перечислила Кожевникова. – Это самые известные. Их повторяли через несколько лет. Названия, конечно, не савельевские, это киношники придумали. Но в основе сценариев его сюжеты.
– Вы не переживайте! – с самыми лучшими побуждениями добавил Квадрин. – Прохора Петровича у нас не обижали. Уж кто-то, а он не бедствовал. После кризиса девяносто восьмого хвастался мне, что оказался даже богаче, чем был – успел перевести рубли в доллары. К тому же человек он был скромный, вилл на Тенерифе не завел, в рулетку не проигрывался. Сидел себе как сыч под Тулой. И ему на безбедную жизнь хватало, и наследникам осталось. Эх, качественный был мужик, светлая ему память! Нынче таких не делают.
Глава 16
1
– Почему сразу тупик? – сказал Илюшин.
Однако по обескураженному лицу друга Сергей видел, что у Макара тоже есть ощущение выросшей перед ними стены.
Они продвигались так быстро, были так убеждены в истинности своих предположений. История пятнадцатилетней давности лежала перед ними свернутая, как ковер, и оставалось сделать лишь одно движение, чтобы он раскатился, открывая взгляду детальное полотно. Оба были уверены, что рисунок этого ковра им известен. Все фрагменты ложились один к другому, заполняя пространство гармоничным узором.
И вдруг выяснилось, что узор существует только в их воображении.
Ковер рассыпался на нитки.
– А если Прохор хотел создать заначку на будущее? – мрачно спросил Бабкин. – Старуха вот-вот помрет, ее сын запрет украшения в сейфе, и Савельев решает опередить…
Он замолчал, потому что Илюшин скептически пожал плечами.
– Не в характере Савельева такая предусмотрительность. Грабить старуху с сомнительным напарником, чтобы обеспечить себе будущее, которое и так обеспечено? Нет, Серега. Прохор тут ни при чем. Мы с тобой ошиблись.
«Как ни при чем, – хотел сказать Бабкин, – когда чертов старик как будто стоит за каждым деревом. В любом рассказе слышишь имя Прохора, в каждой щели блестит его хитрый глаз».
– Тебя сбивает с толку, что Савельев был кем-то вроде божка этого дома, – ответил Макар на его невысказанные мысли. – Ему стало скучно, а такие люди способны развеивать скуку лишь с помощью игры в других человечков. Когда-то он наблюдал, как ссорятся между собой его дети и племянницы. Ему стало интересно, продолжат ли внуки эту традицию.
– Думаешь, он врал насчет выбора призового щенка?
– Нет, не похоже. Это был приз. В детей можно играть очень долго.
– Как будто он в собственных не наигрался!
– Конечно, нет. Один его бросил, второй сбежал. К тому же они его не устраивали. Некондиционные дети, понимаешь? А тут шанс все исправить. Переиграть заново, уже с годным внуком. Мне вот интересно, как Прохор видел себе совместное будущее с тем, кого он выбрал…
Илюшин задумался.
– А мне интересно, кто убил Пашку Варнавина, – грубовато сказал Бабкин. – Макар, давай работать.
– Угу.
– Что – угу?
– Я думаю.
– Ты фантазируешь. – Бабкин встал и тряхнул Макара за плечи. – Давай, соберись! Нарисуй своих кракозябр, приглядись, почитай знаки на кофейной гуще… Ну, давай!
– Устал я, Серега, – сказал Макар, и Бабкин опешил. – Пора менять профессию.
Несколько секунд Сергей не сводил с него пристального взгляда, пытаясь понять, не издевается ли над ним Илюшин.
– Спятил, что ли?
Илюшин молчал.
– Макар, ты чего?
– Теряю хватку, – наконец нехотя сказал Илюшин. – Первая ступень по лестнице вниз.
– Какая еще ступень? Слушай, хорош бредить. Давай я тебе кофе сварю. Выпьешь и подумаем, что мы упустили.
Но на предложение выпить кофе Илюшин, кажется, первый раз за все время, что они были знакомы, ответил молчаливым отказом.
– И кофе не хочешь? – поразился Бабкин. – Ты здоров вообще, нет? Говорят, вирус с начала осени ходит…
– Я придумал историю, – сказал Илюшин, положив на ладонь кубик Рубика и глядя сквозь него. – Она меня увлекла. Так сильно увлекла, что за облаком фантазий я не заметил фактов.
– Факты говорили в пользу нашей версии!
– Они ее не опровергали. И то лишь до того момента, пока нам не попался под ноги самый основательный факт. Об него-то мы и споткнулись.
В кабинете издателя Квадрина было свежо, если не сказать прохладно. По комнате хозяйственно гуляли сквозняки, из трех приоткрытых окон дуло чисто московским стылым воздухом, пропитанным автомобильными выхлопами. «Это чтобы посетители не задерживались», – подумал Сергей. Когда-то он читал о способе выпроводить засидевшихся гостей. Автор книги рекомендовал открыть форточки – якобы так визитеры подсознательно догадаются, что им больше не рады, и поспешат удалиться.
Если верить автору, Квадрин рассчитывал, что Бабкин с Илюшиным исчезнут прямо сейчас.
Издатель походил на бритого медвежонка, всю жизнь выступавшего в цирке в косоворотке и картузе. Он ходил вразвалочку, косился узкими хитрыми глазками, но Сергею казалось, что Виктор Иванович вот-вот опустится на четвереньки и проворно побежит, вскидывая пухлый зад. При этом говорил Квадрин властно, держался барственно и дал понять, что готов уделить напарникам целых две с половиной минуты.
– Прохор Савельев, – сказал Илюшин. – Это один из ваших авторов, прозаик.
– А, помню-помню! – Квадрин откинулся в кресле. – Выбрал себе какой-то удивительно глупый псевдоним. Что-то связанное со строительством, кажется.
– Тульский Зодчий.
– Верно! Так и что вы хотели?
– Мы расследуем одно дело, довольно старое, – сказал Макар. – В ходе расследования у нас возникло предположение, что Савельев завышал свои гонорары – я имею в виду, в разговорах с другими. Проверить это мы можем только с вашей помощью. Он издавался в основном у вас, поэтому его доходы, если они были, шли через ваше издательство.
– Если они были? – хохотнул Квадрин. – Что значит «если»! Савельев зарабатывал на мне так, как многим и не снилось!
Илюшин с Бабкиным переглянулись.
– Вы поймите меня правильно, я тоже не в обиде! – вскинул руки издатель, неверно истолковав их взгляды. – Савельев отлично раскупался.
– Да у него же не книги, а вареный картон! – не удержался Сергей.
Издатель посмотрел на него строго.
– Знаете, о вкусах не спорят. Допустим, мне тоже казалось, что в его текстах наблюдается некоторый избыток… э-э-э… ромашек и луговины. Но читатель покупает – значит, читатель хочет покупать!
Осчастливив Макара и Бабкина этой сентенцией, Квадрин лучезарно улыбнулся и похлопал себя по животу. Очевидно, воспоминания о тиражах Прохора Савельева привели его в благодушное настроение.
– Пик популярности его пришелся, конечно, на советскую эпоху. Но как ни странно, и в начале девяностых он отлично продавался. Я-то ожидал, что его, так сказать, скинут с парохода современности. Ан нет! Любили его, спрашивали в магазинах. У меня есть объяснение. Читатель или отдыхал от бандитов, ментов и оборотней в погонах, либо ностальгировал. Ну знаете, безвозвратно ушедшая эпоха, невинность, родное село, запах молока от колхозной буренки…
– Можно посмотреть договоры? – спросил Илюшин.
– Ну, это ведь история давняя! Савельев, как вы знаете, пару лет назад умер…
Илюшин молчал.
Квадрин посмотрел на него внимательнее и внезапно согласился:
– Ладно, глянем. В конце концов, дело несложное. Леночка! – сказал он в трубку. – Зайди на секунду. Или нет, лучше Кожевникову попроси зайти, это по ее части.
Двадцать минут спустя перед Макаром и Бабкиным на стол лег распечатанный договор.
– Все остальные подписывались на тех же условиях, – сказала седовласая Кожевникова, строго взирая на Илюшина поверх очков. – Размер роялти немного плавал туда-сюда. Но принципиально на доходах Савельева это не отражалось.
– Инга Семеновна у нас двадцать пять лет работает, – с гордостью заметил издатель. – Память компьютерная! Всех помнит, каждую писательскую сволочь!..
Он спохватился, что чересчур увлекся.
Макар внимательно просмотрел условия и поднял глаза на помощницу Квадрина.
– И вы хотите сказать, Савельев получал эти гонорары?
– Нет, – уверенно ответила женщина. – Он получал значительно больше. Шесть его книг были экранизированы. Телевизионный фильм «Простая история» – слышали?
Илюшин покачал головой.
– Очень популярен был. О поселковом враче, который влюбляется в деревенскую девушку.
Бабкин догадался, что помощнице Квадрина нравился этот фильм.
– А еще какие? – Илюшин мрачнел с каждой секундой.
– «Ветер любви», «Поселок «Райские Кущи», «Электричка до моря», – не задумываясь, перечислила Кожевникова. – Это самые известные. Их повторяли через несколько лет. Названия, конечно, не савельевские, это киношники придумали. Но в основе сценариев его сюжеты.
– Вы не переживайте! – с самыми лучшими побуждениями добавил Квадрин. – Прохора Петровича у нас не обижали. Уж кто-то, а он не бедствовал. После кризиса девяносто восьмого хвастался мне, что оказался даже богаче, чем был – успел перевести рубли в доллары. К тому же человек он был скромный, вилл на Тенерифе не завел, в рулетку не проигрывался. Сидел себе как сыч под Тулой. И ему на безбедную жизнь хватало, и наследникам осталось. Эх, качественный был мужик, светлая ему память! Нынче таких не делают.
Глава 16
1
– Почему сразу тупик? – сказал Илюшин.
Однако по обескураженному лицу друга Сергей видел, что у Макара тоже есть ощущение выросшей перед ними стены.
Они продвигались так быстро, были так убеждены в истинности своих предположений. История пятнадцатилетней давности лежала перед ними свернутая, как ковер, и оставалось сделать лишь одно движение, чтобы он раскатился, открывая взгляду детальное полотно. Оба были уверены, что рисунок этого ковра им известен. Все фрагменты ложились один к другому, заполняя пространство гармоничным узором.
И вдруг выяснилось, что узор существует только в их воображении.
Ковер рассыпался на нитки.
– А если Прохор хотел создать заначку на будущее? – мрачно спросил Бабкин. – Старуха вот-вот помрет, ее сын запрет украшения в сейфе, и Савельев решает опередить…
Он замолчал, потому что Илюшин скептически пожал плечами.
– Не в характере Савельева такая предусмотрительность. Грабить старуху с сомнительным напарником, чтобы обеспечить себе будущее, которое и так обеспечено? Нет, Серега. Прохор тут ни при чем. Мы с тобой ошиблись.
«Как ни при чем, – хотел сказать Бабкин, – когда чертов старик как будто стоит за каждым деревом. В любом рассказе слышишь имя Прохора, в каждой щели блестит его хитрый глаз».
– Тебя сбивает с толку, что Савельев был кем-то вроде божка этого дома, – ответил Макар на его невысказанные мысли. – Ему стало скучно, а такие люди способны развеивать скуку лишь с помощью игры в других человечков. Когда-то он наблюдал, как ссорятся между собой его дети и племянницы. Ему стало интересно, продолжат ли внуки эту традицию.
– Думаешь, он врал насчет выбора призового щенка?
– Нет, не похоже. Это был приз. В детей можно играть очень долго.
– Как будто он в собственных не наигрался!
– Конечно, нет. Один его бросил, второй сбежал. К тому же они его не устраивали. Некондиционные дети, понимаешь? А тут шанс все исправить. Переиграть заново, уже с годным внуком. Мне вот интересно, как Прохор видел себе совместное будущее с тем, кого он выбрал…
Илюшин задумался.
– А мне интересно, кто убил Пашку Варнавина, – грубовато сказал Бабкин. – Макар, давай работать.
– Угу.
– Что – угу?
– Я думаю.
– Ты фантазируешь. – Бабкин встал и тряхнул Макара за плечи. – Давай, соберись! Нарисуй своих кракозябр, приглядись, почитай знаки на кофейной гуще… Ну, давай!
– Устал я, Серега, – сказал Макар, и Бабкин опешил. – Пора менять профессию.
Несколько секунд Сергей не сводил с него пристального взгляда, пытаясь понять, не издевается ли над ним Илюшин.
– Спятил, что ли?
Илюшин молчал.
– Макар, ты чего?
– Теряю хватку, – наконец нехотя сказал Илюшин. – Первая ступень по лестнице вниз.
– Какая еще ступень? Слушай, хорош бредить. Давай я тебе кофе сварю. Выпьешь и подумаем, что мы упустили.
Но на предложение выпить кофе Илюшин, кажется, первый раз за все время, что они были знакомы, ответил молчаливым отказом.
– И кофе не хочешь? – поразился Бабкин. – Ты здоров вообще, нет? Говорят, вирус с начала осени ходит…
– Я придумал историю, – сказал Илюшин, положив на ладонь кубик Рубика и глядя сквозь него. – Она меня увлекла. Так сильно увлекла, что за облаком фантазий я не заметил фактов.
– Факты говорили в пользу нашей версии!
– Они ее не опровергали. И то лишь до того момента, пока нам не попался под ноги самый основательный факт. Об него-то мы и споткнулись.