Пирог из горького миндаля

– Кто?

– Кузнец. Бьет себе методично по раскаленной железяке, пока из нее что-нибудь не выкуется. Пунктуальный, методичный. Зануда. Мне такой типаж хорошо знаком. Когда у него нет денег, превращается в ноющего меланхолика.

– А когда есть?

– Просто в меланхолика, без нытья. Ладно, с Савельевым разобрались. Теперь рассказывай, что у нас с Людмилой.

Бабкин достал из сумки спортивную толстовку с капюшоном и утеплился. После часа, проведенного в этом доме, ему стала понятна внезапная тяга Макара к свитерам.

– У Прохора, как ты знаешь, была сестра Настасья – по воспоминаниям близких, очень похожая на него и внешне, и характером. Она рано умерла, остались две девочки от разных мужей: Татьяна и Людмила. Отцы ими никогда не занимались, девчонки росли как трава. Выросли совершенно непохожими друг на друга.

– Вот удивил. Ты посмотри на Вениамина с Юрием.

– Татьяна – трудяга, всю жизнь пашет экономистом. Дочь воспитывала одна, когда развелась с мужем.

– Про нее я знаю от Яны. Давай про Людмилу.

Бабкин перевернул страницу записной книжки.

– Шестьдесят шестого года рождения. В восемнадцать лет вышла замуж, взяла фамилию мужа – Кошелева. Быстро развелась. Детей родила вне брака, отец неизвестен.

– Или отцы.

– Или отцы, – согласился Бабкин. – Работала кассиршей в супермаркете, продавцом-консультантом в зоомагазине, торговала сетевой косметикой… Нигде не задерживалась дольше, чем на полгода. Вообще работает она редко. Эпизодически.

– А живет на что?

– Хороший вопрос. Я разговорил ее соседку – та утверждает, что Людка вечно на содержании у мужиков.

– Хм, – усомнился Макар.

Бабкин понимающе кивнул:

– Не слишком она похожа на женщину, которую обеспечивают мужчины.

Илюшин потянулся за планшетом и открыл фотографию Людмилы Кошелевой. Коренастая, широкоплечая. Когда на нее смотришь, кажется, что она из тех женщин, которые не умеют бегать – только ходить: неторопливо, основательно. Аляповатое платье-халат в цветочек, легкомысленные бараньи кудряшки вокруг оплывшего лица. Но при этом нежнейшая золотисто-розовая кожа, голубые глаза…

Бабкин покосился на снимок.

– У такой колоды – и такие дочери.

– Эта колода до родов вполне могла быть красавицей, – задумчиво сказал Илюшин. – На что же она, интересно, жила?

– Заметь, по-прежнему нигде не работает.

– Сколько ей сейчас?

– Дай сообразить… Сорок девять.

– Ты ее видел?

– Да. Дождался, пока она выйдет на улицу, и некоторое время шел следом. Людмила, между прочим, посетила клинику эстетической косметологии. Пробыла там два часа, вышла с распухшей физиономией. Вряд ли ей там рыло начистили.

– Похоже, уколы. Получается, Кошелева следит за собой.

– Выглядит она для своего возраста очень неплохо, – рассеянно сказал Сергей, занятый другими мыслями. – А что, – не удержался он, – правда в физиономию иглами колют?

– До сорока лет дожил и не знаешь?

– Не, серьезно.

– С размаху, – подтвердил Илюшин.

Бабкин содрогнулся.

– Значит, на косметологию у нее денег хватает. – Макар закрыл программу. – Откуда, спрашивается? Если нет доходов… Может, квартира, которую Людмила сдает в аренду? Или дочери обеспечивают?

– Квартиры точно нет, я выяснил. У нее одна в собственности, и ту в свое время помог приобрести Прохор. Машины не имеется, дачи не обнаружено. Ее старшая дочь не работает.

– Угу. А младшая зарабатывает недостаточно, чтобы содержать и себя, и мать.

Сыщики переглянулись.

– И мы плавно возвращаемся к Изольде Дарницкой, – подытожил Макар. – Что с убийством?


Бабкин усмехнулся. Настало время для сюрпризов.

– Для начала – то, что никакого убийства не было.



За два дня до описываемых событий



– Нам нужны материалы дела, – сказал Макар.

Бабкин начал свирепеть. Мало того, что он сгонял в Питер, проделал колоссальную работу и раскопал полную биографию Юрия Савельева, так теперь Илюшин требует от него невозможного.

– Ты старуха, – мрачно сказал он.

– Какая старуха?

– Из сказки о золотой рыбке. Хочешь все больше и больше.

Илюшин сунул в рот зубочистку и высокомерно сообщил, что рыбка из Бабкина как из скунса парфюмер.

– Будь я золотой рыбкой, я бы тебе корытом дал по морде, – обозлился Бабкин. – Откуда я возьму дело столетней давности? Его давно изъяли из архива и уничтожили.

– Придумай что-нибудь! Найди. Восстанови. Укради. Зачем я тебя нанял?

– Ты меня нанял?

– А кто?

– Это я тебя осчастливил, – холодно сказал Бабкин, подражая интонациям друга. – Вдохнул жизнь в твой загнивающий бизнес.

Он разрешил себе несколько секунд насладиться физиономией Макара и лишь потом вышел из комнаты, удовлетворенно посмеиваясь про себя. Все-таки чему-то он у Илюшина научился.

С архивами неожиданно вышло проще, чем он думал. Дело когда-то вела прокуратура райцентра, и Бабкин с облегчением обнаружил, что в ее архивном отделе творится полный бардак. Сергей с его склонностью упорядочивать вещи, процессы и явления в некотором смысле бардаку поклонялся. Чужому, конечно. Самая крупная рыба ловится в самой мутной воде.

Две беседы по душам, одна не слишком толстая пачка купюр – и двери архивного отдела открылись. В общем-то ключ к запертым помещениям всегда выглядел одинаково.

Сергей изучил дело. Сергей обругал следователя. И отправился на окраину пыльного городка, где жил человек с фамилией Гусак.



– …Антон Антонович, здравствуйте. Можем побеседовать?

Бывший следователь посмотрел на Сергея неприветливо. Щеки в прожилках сосудов свисали мешочками. С сыщиком Гусака разделяла невысокая калитка, и открывать ее он, похоже, не собирался.

– Ты еще кто?

– Оперативник. Бывший.

Вопреки ожиданиям Сергея, эта информация Гусака к нему не расположила.

– Чего тебе?

– Помощь ваша нужна, Антон Антонович. Убийство в Литвиновке, двухтысячный. Дело Дарницкой.

– Пошел на хер, – пробормотал бывший следователь и повернулся, чтобы уйти.

Бабкин по роду деятельности был мало восприимчив к подобным предложениям. К тому же он был флегматик. Снисходительность его к людям, не желавшим его присутствия, простиралась довольно далеко. Однако грубость следователя возымела неожиданно сильный эффект.

Бабкин рассвирепел.

Возможно, дело было в том, что он только что вернулся из Питера. Откуда в очередной раз, кроме простуды, привез глубокое изумление перед учтивостью местных жителей. Бабкину везло: на каждом шагу ему встречались любезные обходительные люди. Но больше всего его ошарашил таксист. Когда под колеса «Форду» внезапно с тротуара шмыгнула резвая старушка, сам Бабкин не удержался от вопля. Встреча старушки и капота казалась неизбежной. Однако в последний момент шофер успел-таки вывернуть руль, и, провожая взглядом старую ведьму, пробормотал: «Не ходи так часто на дорогу в старомодном ветхом шушуне!»

Бабкин ожидал чего угодно, но только не Есенина. С этого момента он преисполнился уверенности, что жители Санкт-Петербурга – это отдельная порода людей, выведенная для того, чтобы служить всем прочим образцом для подражания.

А тут – грубый Гусак.

Сергей перемахнул через хлипкий заборчик и оказался вплотную с пенсионером. Тот попятился.

– Э, ты чего, чего?.. Куда?!

– С тобой как с человеком, – ласково сказал Бабкин. – А ты херами обкладываешь. Куда это годится, Антон Антонович.