Пиранья. Первый бросок

– Да? Вы в нескольких местах пишете: «совершенно уверен, что похищение не имело к ней отношения». Это только один пример. Есть и другие, столь же категорично сформулированные.

– Я просто уверен, что она не имела к этому отношения.

– Почему?

– Потому что мне не предъявляли никакого компромата, хоть в какой-то степени основанного на… на эпизодах общения с ней, – сказал Мазур то, что повторил за последние сутки, наверное, раз десять. – Если бы похищение произошло с ее подачи, логично было бы предположить, что меня будут шантажировать эпизодами…

– Вы настолько осведомлены о методах и тактике работы французской разведки? Откуда, если не секрет?

– Просто пытаюсь рассуждать логически, – сказал Мазур. – И потом, нам кое-что преподавали…

– В крайне облегченном и схематичном виде.

– Ну и что?

– Отчего вы так уверены в миролюбии французов? – с простецкой улыбкой спросил собеседник.

– Потому что со мной обращались хамски как раз американцы, – буркнул Мазур.

– Они вам показали американские документы?

– Нет. Но и французских не показывали. Вообще никаких.

– Ну да, ну да… – протянул белозубый и надолго зарылся в бумаги.

Мазур украдкой перевел дух. Похоже, последовавшие за его возвращением на «Сириус» сутки суждено было вспоминать всю оставшуюся жизнь. В кошмарных снах. Сначала он кропотливо изложил на бумаге все с ним происшедшее. Потом Самарин – в присутствии практически не вмешивавшегося Дракона – учинил трехчасовой допрос и вел его так, словно Мазур ничего не писал, а он, соответственно, ничего не читал. Лаврик, как клещ, вцепился в те мелочи, о которых Мазур даже и не помнил: ну, скажем, сколько именно соверенов дала Эжени, помнит ли Мазур, чьего производства был дизель на судне Джейка, не было ли у Гурбачана амулетов на шее… И тому подобное. Мазур отвечал старательно, подолгу задумываясь: он имел все основания считать, что в этих вопросах был какой-то недоступный рядовому старлею смысл… К тому же после подсунутого Лавриком стакана с кока-колой произошло нечто странное: Мазур утерял себя, словно часть его сознания стерли резинкой. Появилась странная заторможенность, не удавалось подумать – ответы на вопросы сами собой срывались с губ. Полное впечатление, будто ему что-то подсыпали…

Потом, к счастью, дали несколько часов поспать. И вновь – допрос. А после допроса – требование вновь изложить на бумаге свою одиссею. И снова отдых. И снова допрос. В конце концов появился этот белозубый и потребовал еще раз изложить все в письменном виде. А когда Мазур изложил, принялся допрашивать так, словно письменных показаний не существовало…

Разумеется, Мазур не протестовал и не ершился: повиновался, словно управляемый на расстоянии чужими командами. Такова была жизнь. Они имели право все это с ним проделывать, его давно предупреждали о подобном обороте событий в случае нештатной ситуации…

Он никого не винил – таковы порядки. Но глубоко в душе засела противная заноза. Чересчур уж легко и просто он превратился из полноправного члена группы облеченных высокой миссией элитных офицеров… непонятно даже в кого. В говорящую куклу, обязанную издавать осмысленные звуки, лишь только потянут веревочку…

Белозубый перевернул бланк чистой стороной вверх, извлек из толстой папки лист бумаги, придвинул его к Мазуру и положил сверху авторучку. Подался вперед, глядя в глаза, тихо и задушевно произнес:

– Знаете что, старший лейтенант? Есть великолепный способ покончить со всем этим раз и навсегда. Самым приемлемым для всех способом. Вы сейчас сядете и кратенько напишете правду. Подлинную правду. И – будем считать, что ничего не было, вы по-прежнему остаетесь в кадрах… Понимаете меня? Правду.

Мазур не хотел его понимать. Ни за что на свете. Изо всех сил стараясь не сорваться, тоже перегнулся через стол и, не отводя глаз, произнес с расстановкой, устало:

– Я трижды писал правду. Всю. Подробно и скрупулезно. Вот, перед вами третий экземпляр. Я могу написать и четвертый, если прикажут… Только одного листочка будет мало.

Какое-то время они не шевелились, уперевшись взглядами друг в друга. Наконец собеседник без тени обиды рассмеялся:

– Экий вы колючий, товарищ старший лейтенант… Пожалуй что, в четвертом экземпляре нет необходимости. Вы свободны.

Грузно поднявшись, Мазур вышел в коридор. Там его терпеливо ждал «дежурный по каптерке». Они направились к каюте Мазура, строго соблюдая нехитрые правила игры: Мазур притворялся, что вовсе даже и не замечает идущего следом, в двух шагах, конвоира, а тот столь же старательно изображал, будто никакой он не конвоир, а просто-напросто случайный попутчик…

Оказавшись у себя в каюте, Мазур сел на койку и долго созерцал носки собственных сандалий. Не было ни злости, ни безнадежности, ни страха. Скорее уж, он словно бы раздвоился, наблюдал со стороны за нелепой марионеткой, вдруг потерявшей собственную волю, желания, права, да все на свете. Ему просто-напросто не хотелось думать, гадать и ждать. Все равно от него самого уже ровным счетом ничего не зависело…

Поднял голову, услышав деликатный стук. И тут же, к его удивлению, в каюте появился товарищ Панкратов, причем, что интересно, прямо-таки лучившийся дружеским расположением. «А этому что тут надо?» – в совершеннейшем недоумении подумал Мазур. Панкратов не имеет никакого права официально вмешиваться в деятельность группы, его осведомили, конечно, о происходящем, но и только. Одно у него право: брюзжать и строчить докладные. Будь они обыкновенной группой, отправленной на задание, обошлись бы без всякого замполита. Но поскольку, согласно каким-то высшим соображениям, зафиксированным к тому же в виде официальных регламентов, «Сириус» считался «обеспечивающим судном, приписанным к Балтийскому флоту», то ему полагался замполит…

– Тяжело вам, Кирилл Степанович? – сочувственно поинтересовался Панкратов.

Мазур молча смотрел на него, решительно не представляя, каких еще сюрпризов ждать.

– Вы не напрягайтесь, не напрягайтесь, – с ослепительной улыбкой сказал Панкратов, свойски похлопав по колену. – Я вам не очередной допросчик, просто зашел поговорить по душам с младшим товарищем. Вы, старший лейтенант, мало что в жизни видели, а я как-никак войну прошел от звонка до звонка, хлебнул немало, повидал всякого… Все эти шуточки… да бог с ними, я про них уже и забыл. Какие могут быть счеты между советскими офицерами, особенно если младший товарищ попал в беду?

Он замолчал, явно ожидая от Мазура каких-то слов, но Мазур от растерянности не знал, что тут можно ответить. Голова не работала, казалась легкой и пустотелой.

Убедившись, что никаких реплик от собеседника не дождаться, Панкратов заговорил еще задушевнее:

– Кирилл Степанович, я, в отличие от некоторых, вам не враг. Гондоны с водой, разные там мелкие недоразумения… Мы с вами советские офицеры, товарищ старший лейтенант, и должны стоять выше мелочных обид, правда?

Мазур механически кивнул.

– Когда я узнал обо всем, что с вами устроили, тут же решил, что младшему товарищу нужно помочь, – сообщил Панкратов. – Вы вот совсем молодой, надо полагать, благородный человек, искренне верящий людям, которые доверия недостойны вовсе… Позвольте уж без дипломатии и лишних уверток, я старый морской волк, не приучен к политесам… Вы понимаете, Кирилл Степанович, насколько подло с вами поступили определенные личности? Что, вы сами вдруг настолько ослабили бдительность, что решили идти в бордель с этой французской выдрой? Вам поручили. Адмирал Зимин и капитан-лейтенант Самарин. Прежде всего, это вопиющая глупость, если не сказать больше, – поручать чисто разведывательную миссию обыкновенному строевому офицеру. Но дело даже не в этом. Они вам показали письменный приказ?

– Нет, – сказал Мазур.

– Вы вообще не видели никакого приказа? Все было на словах?

Мазур кивнул.


– Что же вы так…

– А откуда вы все знаете? – спросил Мазур вяло.

– Кирилл Степанович… Странное заявление для кандидата в члены КПСС. Партия, товарищ старший лейтенант, руководящая и направляющая сила, как вам должно быть прекрасно известно… но вряд ли имеет смысл устраивать политинформацию, верно? Давайте вместе подумаем, как вам помочь. Как вам достойно выйти из скользкого положения, куда вас загнали… – Излучая отеческое радушие, он наклонился совсем близко, понизил голос: – Кирилл Степанович, вы человек молодой, неопытный, наверняка склонны до сих пор к некоторому идеализму. С полным доверием взираете на командиров и послушно выполняете все приказы, в том числе и такие вот устные… Я никоим образом не хочу вам внушить, будто следует нарушать уставы и субординацию… но некоторая доля здорового скептицизма не помешает.

– А конкретно? Не пойму, товарищ капитан второго ранга, куда вы клоните.

Мазур говорил чистую правду – он и в самом деле ни черта не понимал.

– Молодо-зелено… – задушевно протянул Панкратов. – Послушайте опытного человека, Кирилл Степанович, я боевой офицер и старый партиец, плохого не посоветую… Вам никогда не приходило в голову, что у адмирала Зимина и капитан-лейтенанта Самарина могут быть свои цели? Боже упаси, никоим образом не враждебные, не преступные, но все же существующие наряду с их служебной деятельностью? Кирилл Степанович, вы же прекрасно знаете, что через два месяца будет отмечаться двадцатилетие спецназа Балтфлота. По традиции, вернее, по установлениям, одобренным партией и нашим правительством, подобный юбилей сопровождается представлением к правительственным наградам и очередным воинским званиям. Так вот, ваш Зимин из кожи вон лезет, чтобы получить Золотую Звезду. Если подумаете, согласитесь со мной: операция, подобная нашей, в общем, и не требует личного руководства вице-адмирала, к тому же занимающего немалый пост в спецназе. Зимин, я вам авторитетно говорю, для того и настоял на личном командовании операцией, чтобы добиться к юбилею Героя. Примерно теми же мотивами руководствуется и Самарин. Карьеризм данного товарища общеизвестен. А меж тем в некоторых инстанциях, – он значительно показал пальцем вверх, – есть мнение, что история с «Агамемноном» – не более чем масштабная дезинформация западных разведок, которая должна заставить нас потерять время и силы… Ну согласитесь, что, несмотря на все ваши усилия, никаких следов корабля, а уж тем более мнимого золотого груза обнаружить так и не удалось…

– Мы обследовали чересчур маленькую акваторию, – сказал Мазур. – Точного места затопления никто не знает…

– О чем я вам и говорю! Трудненько найти то, чего нет и не было никогда!

– У вас, простите, не сходятся концы с концами, – сказал Мазур. – Если «Агамемнон» – липа, почему тогда адмирал рассчитывает получить Героя?

– Скажу вам вовсе уж откровенно: иногда самые высокие награды, как ни борется с такой тенденцией партия, достаются людям не за реальные заслуги… или не вполне реальные. Зимин давно уже понял, что тянет пустышку. Но продолжает вас принуждать к мартышкину труду. Расчет циничен и прост: если поиск затянется еще на месячишко, пусть он даже окончится провалом, человек, наученный кое-каким интриганским штучкам и имеющий знакомых на высоких постах, сумеет составить достаточно убедительный рапорт. Покажет, что он-де сделал все возможное, героически сворачивал горы… и проскочит, глядишь, под юбилейчик Звездочка. В особенности если они на пару с Самариным, изволите ли видеть, между делом хватко разоблачили иностранного шпиона…

– Это кого? – угрюмо поинтересовался Мазур.

– Вас, Кирилл Степанович, вас! Будто не понимаете? Так и не сообразили, что они пытаются с вами проделать? Я в свое время, по секрету скажу, насмотрелся на таких вот орлов вроде Самарина, использовавших осужденные впоследствии партией методы… То-то он пенсне таскает, будто никто не понимает, кому он подражает и кто у него кумир… понимаете? Приказ пообщаться с француженкой они вам отдали устно. Лично я верю даже, что эта девка вообще не имеет отношения к разведке, что вас и в самом деле пытались захомутать нетерпеливые штатовские вербовщики… Но все равно вашего положения это не улучшит. В случае чего Зимин с Самариным от всего отопрутся. Ничего они вам не поручали. Знать не знают. А вот разоблаченный пособник врага им как нельзя более кстати. Хоть какой-то результатик на фоне провала операции. Золото не подняли, так хоть шпиона разоблачили… Даже если вам дома удастся оправдаться, на служебной карьере можете ставить жирный крест. В лучшем случае – служба берегового обеспечения, строевой состав… Это в лучшем случае. А если они состряпают дело… И ведь, очень похоже, стряпают. Повторяю, я верю, что вы невиновны, но без вашей помощи доказать этого не удастся…

– И что же от меня требуется? – спросил Мазур, глядя в пол. Воровато оглянувшись на дверь, Панкратов понизил голос до вкрадчивого шепота:

– Согласно уставу, каждый военнослужащий имеет право подавать рапорт во все вышестоящие инстанции. Кроме того, существует еще политуправление, куда вы имеете право обращаться, как кандидат в члены КПСС. Я вам помогу написать убедительную и толковую докладную, которая произведет должный эффект. Мы с вами все напишем, с конкретными примерами и убедительными фактами, – как Зимин и Самарин ради орденов и званий тратят ресурсы государства на выполнение заведомо бесполезных программ, как идут на поводу у зарубежных дезинформаторов, как пытаются в сговоре возводить ложные обвинения на честных советских офицеров. Могу вас заверить, докладные эти незамедлительно попадут в инстанции и будут оценены с партийной принципиальностью. Адмиральское звание еще не дает гарантий неприкасаемости. Партия, Кирилл Степанович, и не таких зарвавшихся авантюристов в два счета останавливала… Мы не позволим отдельным авантюристам вроде Самарина поставить особые отделы над партией… Понимаете мою мысль? Я вам добра желаю, товарищ старший лейтенант… И борюсь за восстановление законности. Но без вашей помощи я вас выручить не смогу… Ну что? – спросил он уже совершенно по-свойски. – Будем писать бумагу? У меня все с собой, я вам для облегчения дела диктовать буду, а уж соответствующими деталями раскудрявим по ходу дела…

Бодренько потерев руки, он расстегнул молнию синей папки, принялся вытаскивать оттуда чистые листы.

Мазур таращился в пол. На душе было тяжко и муторно, в какой-то миг он едва не поддался увещеваниям, чувствуя себя зачумленным, чужим, преданным…

И взял себя в руки. Дело даже не в дурацком оптимизме – он верил адмиралу, с некоторыми натяжками верил и Лаврику, а вот к Панкратову не было ни веры, ни дружеского расположения. Панкратов попросту не мог оказаться прав, и в этом все дело…

– Вот, – плюхнув ему на колени папку с белоснежным листом, Панкратов совал в руку авторучку. – Начинайте. В правом верхнем углу: «Начальнику Главного политического управления Советской Армии и Военно-Морского Флота СССР…» Вы что?

Он выхватил у Мазура бумагу и оторопело уставился на три честных советских буквы, коряво выведенных посередине листа, знаменитое уравнение из анекдота: икс, игрек и еще что-то из высшей математики.

– Вы что это себе позволяете? – взвизгнул Панкратов, багровея на глазах. – Мальчишка! Так обращаться с официальным документом…

– С каким документом? – устало спросил Мазур, пожав плечами. – Это ж чистый лист…

– Вы мне тут дурака не валяйте, старший лейтенант! – от прежней доброты не осталось и помина. – С огнем играете?

– Знаете, я устал, – сказал Мазур. – И мне категорически было рекомендовано до полного рассмотрения дела ни с кем не общаться. Приказ непосредственного начальника. Вынужден выполнять. Если вас что-то не устраивает, обращайтесь к вице-адмиралу…

– Я обращусь, – зловеще пообещал Панкратов. – Обращусь куда следует, и все ваши действия – я не вас одного имею в виду – непременно получат принципиальную оценку…

– Сделайте одолжение, – почти безучастно сказал Мазур, лег и вытянулся на койке. – И дверь прикройте с той стороны, товарищ капитан второго ранга, я на ногах не стою, и мне разрешили пока что отдыхать…

– Отдохнешь ты у меня, – пообещал шипящим голосом Панкратов. – Где-нибудь в Мурманске, начальником склада ГСМ… Это еще в лучшем случае!

Уже не сдерживаясь, Мазур сказал, не глядя на вскочившего замполита:

– Есть такой украинский анекдот на букву «чи». Чи не пошли бы вы, дядьку…

Кипевший, как самовар, Панкратов хотел сказать что-то, но, услышав негромкий стук в дверь и узрев тут же вошедшего Самарина, поник, слово проколотый иголкой воздушный шарик, – увял, усох, опал… С треском застегнув «молнию» на папке, кинулся к двери мимо Лаврика, выскочил в коридор и был таков.

Невозмутимо поправив пенсне, Лаврик подошел к койке, уселся в ногах.





Глава вторая

Полиция как инструмент дипломатии




Мазур помимо воли не отводил взгляда от его непроницаемой физиономии. Не было ни страха, ни надежды, хотелось только, чтобы все это побыстрее кончилось и наступила хоть какая-то жизненная определенность.

– Значит, Родину продаешь за полдюжины золотых соверенов? – фыркнул Лаврик. – Ну ладно, не пялься на меня умирающим лебедем, старлей печального образа… Короче. Окончательное решение, как оно всегда и бывает, остается за высшим командованием, но результаты внутреннего расследования обнадеживают. Значительная часть твоей эпопеи проверена с помощью… гм, независимых источников информации. То, что уже проверено, позволяет полагать, что и остальное подтвердится. Адмирал заверил, что в обиду не даст. Я, со своей стороны, изложил соображения в должном ключе. Будем считать, что старший лейтенант Мазур действовал единственно возможным в сложившейся ситуации образом, не уронив чести советского моряка… ну, далее согласно прописям. Через часок на Большую Землю пойдет шифровка. А пока что счастлив объявить: все предыдущие ограничения снимаются. Претензий нет. Чего ты на меня таращишься, чудило? Радоваться надо…