Пионовая беседка

— А тебе приходилось испытывать эти чувства?

Я остановилась перед ним.

— Не все, — призналась я.

— Радость? — он поднес к моей щеке пион.

— Я испытала радость, проснувшись сегодня утром.

— Гнев?

— Я же говорила тебе, что у меня много недостатков, — ответила я.

Он гладил меня лепестками по щеке.

— Горе?

— Каждый год, когда мы отмечаем годовщину смерти моей бабушки.

— Но сама ты не испытывала горя, — заметил он, убрав цветок от моего лица и касаясь им моей руки.

— Страх?

Я подумала о том, что мне было страшно идти сюда, но я ответила:

— Никогда.

— Хорошо. — Он прижал пион к тыльной стороне моего запястья.

— Любовь?

Я не ответила, но ощущение цветка на моей коже заставило меня вздрогнуть. Он улыбнулся.

— Ненависть?

Я покачала головой. Мы оба знали, что я жила не так долго и видела не так много, чтобы ненавидеть кого-либо.

— Осталось только одно чувство, — юноша опять стал водить цветком по моей руке, затем убрал его и прикоснулся им рядом с моим ухом. Он медленно провел лепестками по моей шее, дошел до воротника и стал подниматься к горлу. — Желание?

Я перестала дышать.

— На твоем лице я вижу ответ, — тихо проговорил он.

Я почувствовала его губы у своего уха.

— Если бы мы поженились, — прошептал он, — мы бы не стали тратить время на чай и болтовню… — Он сделал шаг назад и окинул взглядом озеро. — Как бы я хотел… — Его голос дрогнул, и я видела, что это смутило его. В этот момент его чувства были так же глубоки, как мои. Он закашлялся, сглотнул и опять заговорил, как будто между нами ничего не произошло. Я вновь была на свободе, предоставлена сама себе.

— Я бы хотел, чтобы ты увидела мой дом. Он стоит на другом берегу озера, на горе Ушань.

— Это там, кажется? — спросила я, указывая на холм, который возвышался на другой стороне озера, напротив того места, где мы стояли.

— Да, это тот самый холм, но остров Уединения, как бы он ни был прекрасен, загораживает мой дом. Он находится на самой высокой точке острова. Как бы мне хотелось, чтобы ты могла его увидеть! Тогда бы ты смотрела на воду и думала обо мне.

— Возможно, он виден из библиотеки моего отца.

— Ты права! Мы с твоим отцом много раз играли там в шахматы, и я видел из окон свой дом. Но даже если ты разглядишь гору, как ты поймешь, какой из домов мой?

Я была так взбудоражена, что не могла ни о чем думать и отвечать ему.

— Я покажу тебе дом, и ты легко найдешь его. Я буду смотреть оттуда на ваш сад каждый день, если ты тоже пообещаешь искать меня взглядом.

Я пообещала. Он провел меня к правой стороне павильона, стоявшего у берега, потом взял у меня ивовую ветку и положил ее вместе с пионом на балюстраду. Он сел рядом и свесил ноги через край, и я поняла, что он ждет от меня того же. Он спрыгнул вниз, встал на камень и протянул ко мне руки.

— Дай мне руку.

— Я не могу. — Это была правда. В этот вечер я совершила много непозволительных поступков, но я не собиралась идти за ним. Я никогда не покидала пределы усадьбы семьи Чэнь. В этом вопросе мои родители были непреклонны.

— Это недалеко.

— Я никогда не покидала наш сад. Мама говорит…

— Матери говорят мудрые вещи, но…

— Я не могу.


— Но ты же только что пообещала мне…

Моя непреклонность поколебалась. Я не могла противиться искушению, словно моя сестра перед тарелкой с пельменями.

— Ты не будешь единственной девушкой или женщиной, которая вышла сегодня за двери сада. Я знаю, что многие женщины сегодня вечером будут кататься в лодках на озере.

— Женщины из чайного домика, — фыркнула я.

— Вовсе нет, — возразил он. — Я говорю о поэтессах и писательницах, которые стали членами поэтических и литературных кружков. Так же как и ты, они хотят узнать о жизни больше того, что они видят в своих садиках. Покинув свои покои, они становятся признанными художниками. Если бы ты была моей женой, я бы показал тебе большой мир.

Он забыл упомянуть о том, что эта мечта продлится не дольше сегодняшнего вечера.

Он вновь протянул ко мне руки, и тогда я села на балюстраду, осторожно перебросила ноги через резные камни и позволила ему похитить меня из безопасности усадьбы. Он повел меня вдоль стоящих у берега камней. То, что я делала, было неслыханно. Но, как ни удивительно, ничего ужасного не произошло. Никто нас не заметил, и из кустов и деревьев за нашими спинами не выпрыгивали призраки, чтобы напугать нас или убить за пренебрежение к правилам.

Он придерживал меня за локоть, потому что поросшие мхом камни были очень скользкими. Шелковый рукав не мешал мне чувствовать тепло, идущее от его руки. Теплый воздух поднимал мою юбку, словно крылышко цикады, которую несет ветер. Я была в большом мире. Я видела то, что никогда не видела раньше. Лозы и ветки тут и там покрывали стену нашей усадьбы, словно намекая на то, что было спрятано внутри. Над озером свисали плакучие ивы. Их ветки словно щекотали поверхность воды. Я касалась кустов шиповника, растущих на берегу озера. Их аромат пропитывал воздух, мою одежду, волосы, кожу моих рук. Переполнявшие меня чувства волнами окатывали тело: мне было страшно, что меня поймают, но я радовалась тому, что вышла за пределы сада, и влюбленно смотрела на человека, который привел меня сюда.

Мы остановились. Я не понимала, как долго мы шли.

— Мой дом находится там, — показал он на противоположную сторону озера, за павильоном, недавно построенным на острове Уединения, который я могла видеть из библиотеки моего отца. — На холме стоит храм. Вечером там зажигают факелы. Ты их видишь? Во время праздников монахи открывают двери. Теперь посмотри вверх, и слева от храма ты увидишь мой дом.

— Я вижу.

В небе висел тонкий месяц, но было достаточно светло, чтобы я увидела тропинку, идущую от моих ног по берегу озера прямо до порога его дома. Казалось, само небо решило, что этот вечер мы проведем вместе.

Все это было так необычно. Вдруг мое внимание отвлекло непривычное ощущение. Мои крошечные туфельки совершенно промокли, и я почувствовала, что вода запятнала даже подол моей юбки. Я сделала крошечный шажок от берега, и гладкая поверхность воды заволновалась. Я подумала о том, как эти волны разобьются о лодки, в которых катаются на озере другие возлюбленные, о том, как они будут ласково касаться стен павильонов Любования Луной, где молодые супруги ищут уединения, спасаясь от нескромных взглядов домашних.

— Тебе бы понравился мой дом, — произнес он. — У нас красивый сад, хоть и не такой большой, как у вас: каменная горка, павильон Любования Луной, пруд и сливовое дерево. Когда оно цветет весной, сад наполняется чудесным ароматом. Каждый раз, когда я буду смотреть на него, я буду думать о тебе.

Мне бы хотелось провести с ним брачную ночь. Мне бы хотелось, чтобы это случилось прямо сейчас. Я покраснела и потупилась. Когда я взглянула на него, он смотрел мне прямо в глаза. Я знала, что он страстно желает того же. Но это мгновение быстро испарилось.

— Мы должны возвращаться, — сказал он.

Он поторапливал меня, но мои туфли скользили, и я шла очень медленно. Мы приблизились к усадьбе, и я стала различать звуки оперы. Стражники губернатора Ду били и пытали Мэнмэя, и он кричал от боли. Значит, представление близилось к концу.

Юноша поднял меня и опустил на пол беседки Любования Луной. Вот и все. Завтра я опять начну готовиться к свадьбе, а он будет делать то, что делают все молодые мужчины перед встречей со своей женой.

Он заглянул мне в глаза.

— Мне понравилось разговаривать с тобой об опере.

Наверное, это не самые романтичные слова, которые мог произнести юноша, но для меня они были такими, потому что этим он показал, что его интересует литература и домашняя жизнь и что он на самом деле хотел знать о том, что я думаю.

Он поднял ветку ивы и передал ее мне.

— Сохрани ее, — попросил он, — на память обо мне.

— А пион?

— Я буду хранить его всю жизнь.

Я украдкой улыбнулась, потому что меня звали именем этого цветка.

Его губы были совсем близко к моим губам, и когда он заговорил, его голос задрожал от переживаемых эмоций:

— У нас было три счастливых вечера. Это больше, чем у многих женатых пар бывает за всю жизнь. Я никогда их не забуду.

На моих глазах показались слезы, а он продолжил:

— Ты должна возвращаться. А я подожду здесь, пока ты не отойдешь достаточно далеко.

Я закусила губу, чтобы не расплакаться, и отвернулась от него. Затем я в одиночестве побрела к главному саду, остановившись у пруда, чтобы спрятать ветку ивы под тунику. Только когда я услышала, как губернатор Ду обвиняет свою дочь, стоящую перед ним, в том, что она — отвратительное привидение из мира мертвых, я наконец вспомнила, что запачкала туфли, чулки и подол юбки. Мне следовало незаметно пройти в свою комнату и переодеться, чтобы никто меня не увидел.

— Вот ты где, — сказала Ракита, выступив из темноты. — Твоя мать велела мне найти тебя.

— Я была… Мне нужно было… — Я вспомнила, как в первый вечер Ива играла роль Благоуханной Весны. — Мне было нужно воспользоваться ночным горшком.

Сестра недоверчиво ухмыльнулась.

— Я была в твоей комнате. Тебя там не было.

Поймав меня на лжи, Ракита с подозрением посмотрела на меня. Она рассматривала мою юбку, грязный подол, запачканные туфли, и ее улыбка становилась все шире. Затем она сделала умильное лицо, с сочувственным видом взяла меня за руку и ласково сказала:

— Представление подходит к концу. Я не хочу, чтобы ты все пропустила.