Пионовая беседка
Часть 37 из 40 Информация о книге
Для доступа к библиотеке пройдите авторизацию
Я отломала у сливового дерева веточку и передала ему. Я вспомнила, как закончился сон Линян, и, превратившись в вихрь, собрала все лепестки в саду и обрушила цветочный водопад на Жэня и И. Сегодня ночью я опять приду в ее сон. Я буду готова к появлению Жэня. Я соберусь с духом и скажу ему…
Жэнь проснулся. Рядом с ним лежала И. Она задерживала дыхание, а потом снова начинала дышать. Он потряс ее за плечо:
— Просыпайся! Просыпайся!
И открыла глаза, но прежде чем он успел сказать хотя бы слово, она поспешно пересказала ему свой сон.
— Я же говорила тебе, что Линян жила на самом деле, — радостно сказала она.
— Я видел тот же сон, — сказал он. — Но это была не Линян. — Жэнь взял ее за руки и спросил: — Где ты взяла поминальную дощечку для вчерашней церемонии?
И покачала головой и попыталась вырвать руки, но он крепко держал их.
— Я не буду сердиться, — сказал он. — Скажи мне.
— Я взяла ее не с алтаря твоей семьи, — тихо и испуганно ответила она. — Эта дощечка не принадлежит твоим тетям или…
— Прошу тебя, И! Скажи мне!
— Я хотела взять дощечку девушки, которая, как мне казалось, была больше всего похожа на Линян и так же, как она, мучилась от любви. — Заметив нетерпение мужа, И закусила губу. Наконец она призналась: — Я взяла дощечку твоей жены Пион, но потом положила ее обратно. Не сердись на меня.
— Ты видела во сне Пион, — объявил Жэнь, быстро встав с постели и схватив одежду. — Ты позвала ее.
— Но, любимый…
— Говорю тебе, это была она. Она бы не могла прийти в твой сон, если бы была предком. Видимо, она…
И тоже встала с постели.
— Оставайся здесь, — велел он. — Я сам все сделаю.
Не сказав больше ни слова, он вышел из комнаты и побежал по коридору в тот зал, где лежала моя кукла. Он встал рядом с ней на колени и положил руку туда, где у человека находится сердце. Он долго стоял рядом с ней, а затем медленно, как сделал бы это жених в первую брачную ночь, — расстегнул застежки на моей праздничной тунике. Он ни разу не отвел взгляда от глаз куклы, и я все время смотрела на него. Он постарел. Его виски поседели, а у глаз показались морщинки, но для меня он всегда будет красавцем. У него были длинные, тонкие руки. Его движения были плавными и томными. Я любила его за радость и счастье, подаренные мне, когда я жила в усадьбе семьи Чэнь, и за преданность и верность, которые он проявлял по отношению к Цзе и И.
Он обнажил тело куклы, сшитое из муслина, сел на корточки, оглядел комнату, но не нашел того, что ему было нужно. Жэнь ощупал свои карманы, но и там ничего не оказалось. Тогда он вздохнул, опустил руку вниз и разорвал живот куклы, затем вытащил мою дощечку, подержал ее перед собой, смочил языком большой палец и оттер пыль. Не увидев точки, он прижал к груди дощечку и уронил голову на грудь. Я опустилась рядом с ним на колени. Двадцать девять лет я мучилась в облике голодного духа, и теперь, глядя на него, я видела, как за те несколько секунд, когда он воображал, что мне пришлось пережить, годы моих мучений отобразились на его лице.
Он отнес дощечку в библиотеку и позвал Иву.
— Прикажи повару зарезать петуха, — отрывисто велел он. — Как только он это сделает, немедленно принеси мне кровь.
Ива не стала задавать вопросов. Когда она вышла из комнаты, я заплакала от облегчения и благодарности. Я так долго ждала, когда на моей поминальной дощечке поставят точку. И наконец…
Через десять минут Ива вернулась с миской горячей крови. Жэнь взял ее, велел Иве уйти, а сам подошел к столу, поставил миску и поклонился моей дощечке. После этого я почувствовала, что со мной стало происходить нечто необычайное, и комнату наполнило небесное благоухание. Жэнь встал и погрузил кисть в миску. На его глазах выступили слезы. Затем он протянул руку и спокойно поставил на дощечке точку, как Мэнмэй, доказывающий свою любовь к Линян.
В это же мгновение я перестала быть голодным духом. Душа, которая оставалась в моем призрачном теле, разделилась на две части. Одна из них оказалась в дощечке. Оттуда я могла вблизи наблюдать за жизнью моей семьи. Вторая продолжила свое путешествие по загробному миру. Я возродилась — нет, не воскресла, но теперь наконец-то я была полноправной первой супругой Жэня. Я обрела свое место в обществе, в семье и во Вселенной.
Я засияла от радости, и этот свет озарил всю усадьбу. А затем я воспарила вверх, чтобы начать странствие и стать предком. Я в последний раз посмотрела на Жэня. Пройдет немало лет, прежде чем мой прекрасный поэт присоединится ко мне на просторах загробного мира. А до тех пор я буду жить для него в своих сочинениях.
ПОСЛЕСЛОВИЕ
В 2000 году я написала для журнала «Vogue» небольшую статью о постановке «Пионовой беседки» в Линкольн-Центре. Когда я искала необходимые для написания этой статьи материалы, я натолкнулась на рассказ об умирающих от любви девушек. Этот вопрос очень заинтересовал меня, и даже спустя долгое время после того, как я закончила статью, я продолжала думать о них, потому что обычно мы слышим, что в прошлом не было ни художниц, ни женщин-историков, ни искусных поварих… Но, разумеется, такие женщины были. К сожалению, слишком часто их достижения были утеряны, позабыты или искусно скрывались. Поэтому, когда у меня выдавалась свободная минутка, я разыскивала все, что могла найти о «томящихся от любви» девушках, и наконец поняла, что они были частью другого, более крупного феномена.
В середине XVII века в дельте китайской реки Янцзы публиковалось больше сочинений женщин, чем в любой другой стране мира. Я имею в виду, там публиковались произведения тысяч женщин с перебинтованными ногами, нередко живущих взаперти в богатых домах своих семей. Некоторые семьи издавали всего несколько стихотворений матери или дочери, когда хотели почтить их память или воздать им почести, но были и другие женщины — профессиональные писательницы, чьи сочинения читало множество людей. Они помогали своей семье деньгами, вырученными благодаря продаже своих книг. Как же так получилось, что эти женщины совершили нечто столь поразительное, а я ничего об этом не знала? Почему никто об этом не знает? Тут я познакомилась с «Комментарием трех дам» — это была первая книга такого рода в мире, написанная женщинами, — более того, тремя женами. После этого мой интерес превратился в наваждение.
В моей книге затрагивается несколько важных тем: «Пионовая беседка», томящиеся от любви девушки, «Комментарий трех дам» и социальные изменения, которые привели к его написанию. Я знаю, что все эти темы довольно сложные и, кроме того, они часто переплетаются, а потому, пожалуйста, внимательно прочитайте мои объяснения.
События оперы «Пионовая беседка», написанной Тан Сяньцзу, происходят во времена династии Сун (960—1127), но он описывал эпоху династии Мин (1368–1644) — время, когда в Китае процветали искусства, но также бушевала политическая неразбериха и коррупция. В 1598 году, в год создания оперы, Тан превратился в одного из самых ярых поклонников цин — глубоких эмоций и сентиментальной любви.
Как все хорошие писатели, Тан изображал то, в чем прекрасно разбирался, но не надо думать, что правительственным чиновникам это понравилось. Различные группы людей стали немедленно выступать за то, чтобы подвергнуть оперу цензуре, поскольку они сочли ее чересчур политизированной и непристойной. Тут же появились новые варианты оперы. Наконец, из пятидесяти пяти сцен, первоначально составлявших эту оперу, осталось всего восемь. Текст пострадал еще больше. Некоторые варианты были сокращены, другие подвергнуты цензуре или полностью переписаны, чтобы соответствовать поменявшимся устоям общества.
В 1780 году, во время царствования императора Цяньлуна, противники оперы еще больше ожесточились, и ее заклеймили как «нечестивую». А в 1868 году император Тунчжи издал первый официальный запрет, в котором «Пионовая беседка» была названа «развратной пьесой». В нем содержался приказ сжечь все копии и запретить дальнейшие издания. Оперу до сих пор подвергают цензуре. Когда китайское правительство узнало о содержании восстановленных сцен, постановка в Линкольн-Центре была отложена. Чиновники запретили артистам-участникам покидать страну, наложив также запрет на вывоз костюмов и декораций, показав, тем самым, что чем больше все меняется, тем больше остается на своих местах.
Но почему эта опера вызывает такое беспокойство? Разумеется, рассказ о сексуальной связи между двумя не вступившими в брак возлюбленными и критика, направленная на правительство, многим кажутся весьма огорчительными. Возможно, дело в том, что «Пионовая беседка» — это первое литературное произведение в истории Китая, в котором главная героиня — шестнадцатилетняя девушка — сама выбирает свою судьбу? Это многих пугало и шокировало.
Опера очаровывала и соблазняла женщин. За редкими исключениями им было позволено читать ее, но не смотреть на то, как события представляются на сцене. Страсти, которые возбуждала эта постановка, сравнивают с безумием, охватившим Европу в XVIII веке после публикации «Вертера» Гете или, если говорить о более актуальных событиях, с увлечением жителей США книгой «Унесенные ветром». Юные образованные китаянки — обычно им было от тринадцати до шестнадцати лет, они происходили из богатых семей и уже были обручены — были особенно подвержены влиянию оперы. Они верили, что жизнь подражает искусству, и хотели быть во всем похожими на Линян: отказывались от еды, болели и умирали, надеясь, что смерть поможет им самим избрать свою судьбу, как это случилось с призраком Линян.
Никто не знает наверняка, что убивало девушек, томящихся от любви, но, скорее всего, это была добровольная голодовка. Мы считаем анорексию недавно возникшим заболеванием, но это не так. Святые в Средние века, томящиеся от любви девушки в Китае XVII века, современные девушки-подростки — у женщин всегда была потребность хотя бы в маленькой толике самостоятельности. Как объяснил ученый Рудольф Белл, во время голодовок молодые женщины переставали бороться с окружающим их миром, где они не располагали собственной жизнью и были обречены на поражение, и предпочитали вести борьбу в своей душе, чтобы обрести власть над собой и потребностями своего тела. Умирая, многие томящиеся от любви девушки, включая Сяоцин и Ю Нян, которая также появляется в этой истории, писали стихи. Их публиковали уже после их смерти.
Но все эти писательницы — будь то заболевшие от любви девушки или члены поэтического общества Бананового Сада — не появлялись ниоткуда и не исчезали в пустоте. В середине XVII века в Китае произошла смена династии. Династия Мин пала, и с севера в Китай проникли маньчжуры, которые основали династию Цин. Около тридцати лет в стране царил хаос. Старые правители были продажны, а война жестокой. (По сведениям историков, в Янчжоу, где погибла бабушка Пион, за пять-десять дней было убито 800 тысяч человек.) Многие люди остались без крова. Мужчин подвергли унизительной процедуре: они должны были брить лбы в знак покорности новому императору. Когда был установлен новый режим, система императорских экзаменов пошатнулась, и способ, благодаря которому мужчины традиционно добивались высокого положения, богатства и власти, потерял свое значение. Чиновники, занимавшие самые высокие должности, заканчивали работу в правительстве и прекращали научную деятельность, чтобы начать коллекционировать камни, писать стихи, дегустировать чай и возжигать благовония.
Женщины, которые находились на низшей ступени общественной лестницы, перенесли еще больше страданий. Некоторых продавали «на вес, как рыбу», и если считать цену за фунт, они стоили дешевле, чем соль. Многие — как реально существовавшая Сяоцин или Ива из романа — становились «худородными лошадками», их продавали, чтобы они стали наложницами. Судьбы других женщин складывались иначе и нередко намного удачнее.
У мужчин было слишком много забот, и потому они оставляли двери дома открытыми, и женщины, которые так долго жили взаперти, стали познавать большой мир. Они становились профессиональными писательницами, художницами, лучницами, историками, путешественницами. Другие женщины собирались вместе, чтобы писать стихи, читать книги, обсуждать посетившие их идеи. Эти собрания можно назвать рождением первых литературных сообществ. Участницы поэтического общества Бананового Сада, например, отправлялись на долгие прогулки, писали о том, что видели и испытали, и тем не менее их считали утонченными, благородными, степенными и выдающимися. Их успех был бы невозможен без повышения уровня образования женщин, оздоровления экономики, массового книгопечатания и растерянности, овладевшей большей частью мужского населения.
Но это не значит, что их сочинения всегда были полны радости и ликования. Некоторые женщины, как мать Пион, писали свои стихотворения на стенах, и они становились известными в кругах образованных людей, восхищавшихся их мрачной красотой. Они испытывали вуайеристское удовольствие, проникая в мысли человека, стоящего на пороге смерти. Эти стихи, так же как заметки заболевших от любви девушек, несли на себе отпечаток романтики особого рода, соединявшей идеалы цин с очарованием, присущим женщинам, которые умирали от болезни или родильной горячки, становились мученицами или в одиночестве угасали в пустой комнате, тоскуя о своем возлюбленном.
Чэнь Тун, Тан Цзе и Цянь И существовали на самом деле. (Имя Чэнь Тун изменили, потому что оно совпадало с именем ее будущей свекрови, и ее настоящее имя, данное при рождении, неизвестно.) Я старалась как можно точнее пересказать их историю, настолько точно, что иногда меня даже стесняли фактические события, которые казались мне слишком невероятными и полными совпадений, чтобы быть похожими на правду. Например, Цянь И использовала найденную в доме поминальную дощечку, чтобы воздать почести Ду Линян, а затем эта вымышленная героиня приснилась ей и У Жэню. Насколько мне известно, Чэнь Тун никогда не встречалась наяву со своим будущим мужем и не возвращалась на землю в облике голодного духа.
У Жэнь хотел, чтобы все три его жены получили признание, но он также стремился защитить их, и потому на обложке книги написано «Комментарий к „Пионовой беседке“, написанный совместно тремя дамами семьи У в стиле Ушань». Ушань — это название одного из стилей каллиграфии. Имена Тан Цзе, Цянь И и Чэнь Тун нигде не упоминаются, кроме как на титульной странице и в пояснениях.
После публикации книга снискала огромный успех и приобрела множество читателей. Однако через некоторое время волна схлынула, и похвалы сменила едкая и часто болезненная критика. У Жэня сочли простаком, который хотел прославить своих жен и совершенно позабыл о том, что ему нужно заботиться о своих владениях. Моралисты, долгие годы выступавшие против «Пионовой беседки», призывали к цензуре оперы посредством семейных запретов, религиозных доктрин и официальных указов. Они предлагали сжечь все копии «Пионовой беседки», а также написанные о ней книги, такие как «Комментарий». Они считали, что это самый эффективный способ раз и навсегда уничтожить произведение, оскорблявшее их чувства. Эти люди говорили, что чтение подобных книг может привести к тому, что женщины — глупые и простодушные по своей природе — станут распущенными и бессердечными. Они часто повторяли, что добродетельной женщиной может считаться только невежественная женщина. Моралисты призывали мужчин напомнить своим матерям, женам, сестрам и дочерям, что среди Четырех Добродетелей нет места для «сочинительства» или «себялюбия». Те самые вещи, которые вдохновляли женщин на то, чтобы писать, рисовать, отправляться на прогулки, обернулись против них. Возвращение к старым обычаям означало одно: возвращение к молчанию.
Опять начались споры, и в их центре находился «Комментарий трех дам». Как могли три женщины, тем более жены, думать такое о любви? Как они дерзнули написать нечто столь искушенное? Неужели они собрали все издания оперы и сравнили их? Почему первые рукописи, созданные Чэнь Тун и Тан Цзе, оказались в огне? Как удачно, ведь теперь никто не может сравнить стили каллиграфии, присущие трем женщинам! В примечании Цянь И написала, что она принесла жертвенные дары своим предшественницам под сливовым деревом. Также она и ее муж описали сон, в котором повстречали Ду Линян. Может, эти двое не способны отличить факт от выдумки, живого человека от покойника, а пробуждение от сна? Люди пришли к единственно верному, как им казалось, заключению: У Жэнь сам написал этот комментарий. Он ответил на это: «Пусть верит тот, кто верит. Пусть сомневается тот, кто сомневается».
Но наступило время наводить порядок в стране. Император произнес несколько речей, в которых говорил о своем желании вернуть в общество гармонию. Было сказано, что облака и дождь должны происходить только между мужем и женой, а их причиной может выступить только ли, но не инь. Было запрещено печатать сокровенные женские книги, чтобы девушка, которая после свадьбы отправляется в дом своего мужа, не имела никакого понятия о том, что произойдет в первую брачную ночь. Кроме того, император подарил отцам полное право распоряжаться жизнью своих отпрысков женского пола: если дочь совершает нечто, способное навлечь позор на ее предков, он имел право разрезать ее на куски. Очень скоро женщины опять оказались во внутренних покоях, за закрытыми дверьми, и это положение сохранялось до тех пор, пока династия Цин не пала, и в 1912 году не была создана Китайская республика.
В мае 2005 года, за десять дней до того, как я собиралась отправиться в Ханчжоу, чтобы провести исследование о жизни трех жен, мне позвонили из журнала «More» и спросили, не могла бы я написать для них статью о Китае. Сложно было выбрать более подходящий момент. Помимо моего визита в Ханчжоу я посетила маленькие деревушки в дельте реки Янцзы (многие из них совершенно не изменились за последние сто лет или даже больше), места, которые упоминались в романе (чайные плантации в Лунцзинь и различные храмы), а также Сучжоу, где меня вдохновили великолепные сады.
Толчок в виде необходимости написать эту статью помог мне обнаружить, что внутри меня тоже сидит томящаяся от любви девушка. Должна сказать, понять это было не очень сложно, потому что я вечно чем-то увлечена, но это задание заставило меня заглянуть в свое сердце и задуматься над тем, чем является для меня творчество. Я также размышляла о том, что многие женщины страстно желают, чтобы их услышали — их мужья, дети, работодатели.
В то время я много думала о любви. Все женщины на нашей планете — и мужчины, конечно, тоже — надеются обрести любовь, которая изменит их, поможет подняться над суетой будничных дней и подарит им возможность пережить маленькую смерть, будь то боль несбывшихся надежд, разочарование в работе или в близких людях, расставание с возлюбленным.
БЛАГОДАРСТВЕННОЕ СЛОВО
Этот роман основан на исторических событиях, и я никогда не написала бы его, если бы не замечательные исследования многих ученых.
В настоящий момент я хочу выразить благодарность Джорджу Е. Берду, Фредерику Дугласу Клауду, Саре Граймс и Джорджу Кейтсу за их мемуары и путеводители как по Ханчжоу, так и по всему Китаю.
За информацию о китайских похоронных ритуалах, воззрениях на загробный мир, трех частях души, способностях и слабостях духов, свадьбах призраков (которые проводятся и по сей день) я бы хотела поблагодарить Мирон «Л. Коэн, Дэвида К. Джордана, Сьюзан Наквин, Стюарта Е. Томпсона, Джеймса Л. Уотсона, Артура П. Уолфа и Энтони С. Ю.
Несмотря на то что иногда Джастус Дулиттл и Джон Невиус, которые путешествовали по Китаю в XIX веке, позволяют себе снисходительный тон, они тем не менее, провели тщательную работу, собрав массу документов об обычаях и верованиях китайцев.
Исследование В. Р Буркхардта «Убеждения и традиции китайцев» до сих пор остается полезным и практичным пособием по этой теме, а работа Мэтью X. Соммера «Секс, закон и общество в позднем императорском Китае» подробно описывает правила, регулировавшие сексуальное поведение, а также права мужчин и женщин во времена династии Цин.
Линн А. Струве обнаружил, перевел и каталогизировал воспоминания от первого лица, принадлежащие очевидцам исторических событий: смены династии Мин династией Цин. Две истории были использованы для того, чтобы поведать о том, что пережили родственники Чэнь Тун. Одна история произошла с Лю Сансю, которую взяли в плен, несколько раз продавали, но в конце она стала супругой маньчжурского князя; другая — воспоминания Ван Сючу — описывает леденящие душу подробности резни в Янчжоу, показывает жестокость выбора между добровольным самопожертвованием и принуждением к нему женщины, которую считают никчемной.
В последние годы ученые провели немало блестящих исследований, касающихся жизни китаянок. Я весьма обязана работе Патрисии Бакли Эбри, писавшей о женщинах династии Сун; Сьюзан Манн (жизнь и образование женщин в XVIII веке), Мори Робертсон (лирическая поэзия женщин в императорском Китае), Энн Уолтнер (исследование о воображаемом женщинами Таньянцзу) и Эллен Уидмер (литературное наследие Сяоцин).
Я была поражена и встревожена, увидев в современном выпуске газеты «Shanghai Tatler» список из двадцати пунктов, выполнив которые вы сделаете своего мужа счастливым. Список был опубликован в 2005 году, но многие из этих рекомендаций нашли свое место в моем романе в виде советов женщинам, желающим обеспечить счастье мужа в XVII веке.
Если вам интересно еще больше узнать о бинтовании ног, я рекомендую прочитать классическое сочинение Беверли Джексон «Прекрасные туфельки», а также блестящие, весьма содержательные книги Дороти Ко — «Туфельки Золушки» и «Каждый шаг словно лотос». Кроме того, знания доктора Ко о жизни китайских женщин в XVII веке и, в частности, о жизни «трех дам» кажутся поразительными и вызывают восхищение.
Сирил Берч принадлежит классический перевод «Пионовой беседки», и я благодарна издательству Университета Индианы за то, что оно позволило мне использовать ее прекрасные тексты.
Когда я заканчивала писать последние страницы романа, мне посчастливилось увидеть девятичасовое представление этой оперы (сценарий и постановка — Кеннета Пайя), показанное в Калифорнии. А благодаря работам Тины Лу и Кэтрин Суатек я получила научное представление о достоинствах этой оперы.
Джудит Цейтлин из Университета Чикаго была феей и крестной этой книги. Сначала мы оживленно переписывались с ней по электронной почте, обсуждая «Комментарии трех дам». Она рекомендовала мне свои статьи о китайских девушках-призраках, автопортретах как отражениях души и о трех дамах. Затем мне очень повезло, и я встретилась с доктором Цейтлин в Чикаго, где провела с ней чудесный вечер, в течение которого мы разговаривали о любовном томлении, сочинениях женщин и призраках. Вскоре после этого я получила посылку. Она прислала мне отксерокопированную копию подлинного издания «Комментария», принадлежащую частному коллекционеру. Госпожа Цейтлин всегда щедро делилась со мной своими знаниями и помогала получать ответы от нужных людей.
Переводы чрезвычайно отличаются. Что касается записей трех дам, воспоминаний У Жэня о событиях, связанных с созданием комментария, рассказа Цянь И о приснившейся ей Линян, хвалебных отзывов, написанных поклонниками «Комментария», и других дополнительных материалов, напечатанных вместе с «Комментарием трех дам», то я использовала переводы Дороти Ко, Джудит Цейтлин, Цзинмэй Чэнь (из ее диссертации «Мир снов девушек, томящихся от любви»), а также Уилта Айдема и Беаты Грант (из «Красной кисти», из огромного и весьма ценного девятисотстраничного собрания сочинений женщин императорского Китая). Я благодарю всех издателей, позволивших мне в моей работе прибегнуть к этим текстам.
Я благодарна вышеупомянутым ученым не только за материалы о «Пионовой беседке», но и за переводы сочинений множества женщин, живших в те времена. Я хотела воздать почести этим женщинам и их талантам, используя слова и фразы из их стихов так же, как Тан Сяньцзу использовал в «Пионовой беседке» огромное количество цитат из сочинений других авторов.
«Влюбленная Пион» — это вымысел, и все поступки и ошибки, совершенные тремя женами, придуманы мной, но я надеюсь, что мне удалось сохранить дух этой истории.
Также я хочу поблагодарить издателей журналов «More» и «Vogue»: сотрудничество именно с ними привело к рождению этой книги.
Фотограф Джессика Антола и ее помощница Дженнифер Уитчер были чудесными спутницами, следовавшими за мной буквально повсюду во время моего исследовательского путешествия по Китаю.
Ван Цзянь и Тони Тун были нашими всезнающими гидами и переводчиками, а Пол Мур помогал утрясать многочисленные проблемы, возникающие на протяжении всего сложного маршрута.
Особую благодарность я бы хотела выразить писательнице Анчи Мин, которая устроила для меня встречу с Мао Вэйтяо, — одной из знаменитейших исполнительниц оперы куньцю. Госпожа Мао показала мне уникальные комбинации жестов и поз, помогающие передать глубину и красоту китайской оперы.
Огромное спасибо Эйми «Лю — за сведения об анорексии; Баф Мейер — за ее дерзкие мысли о чувствах, испытываемых к умершим родственникам; Крису Чэндлеру — за его бесконечную помощь и терпение, проявленное в процессе работы над списком рассылок, и Аманде Стрик за ее очарование и любовь к китайской литературе.
Я хочу поблагодарить Джину Сентрелло, Боба «Лумиса, Джейн фон Мерен, Бена Дрейера, Барбару Филлон, Карен Финк и всех сотрудников издательства «Random House», которые были так добры ко мне.