Воевода

— С чего ты взял, что он довлеет над князем?

— Князь подле тебя каждый день, а оттого ты перемен и не видишь. Я же гляжу со стороны. Приглядись, и поймешь, что я прав.

— Присмотрюсь. Не сомневайся.





Глава 5




Пограничному быть



— Ишь каков. Славный подарок, — произнес Горыня, вертя изогнутый меч с утолщением на две трети клинка к острию.

— Испанская сталь. Та самая, что хороша и в мороз, — счел необходимым пояснить Михаил.

Как уже говорилось, местные металлурги работали все больше по наитию. Поили клинки кровью, обкладывали раскаленную заготовку разными травами да кореньями, искренне полагая, что творят какую-то ворожбу.

Романов прекрасно понимал, что тем самым запускаются различные химические процессы ведущие к какому-никакому легированию. Но в чем там суть ему знать не дано. Поэтому остается только подмечать наработки и использовать старые, а нередко и древние знания.

Так, еще древние римляне использовали сталь из испанской руды для изготовления мечей. И клинки получались на загляденье. Во всяком случае, они лучше всего переносили русскую зиму. Не панацея конечно, но ведь все познается в сравнении.

Михаил оказался на подворье дядьки князя на третий день после приема не просто так, а по приглашению самого Горыни. Ну и явился не с голыми руками, а с полным доспехом, арбалетом своей конструкции и вот этим мечом. Правда, похвалить клинок хозяин похвалил. Да только не заметно чтобы оценил высоко. Гляди еще и перековать велит.

Сталь-то и впрямь добрая. Но здесь в почете все больше прямые мечи, в основном предназначенные для рубящих ударов. У них даже острие подчас закругленное. Этот же клинок хорош и в колющем. Хотя конечно в основном его удел конечно же рубка. Но все же.

— Горыня, а помнишь, ты сомневался, что из меня за пару лет мог получиться добрый боец.

— Рискуешь, Михаил.

— А без риску жизнь пресная, как каша без соли. Есть вроде бы и можно, но не вкусно.

— Ладно. Пошли на задний двор, — явно заинтригованный произнес воспитатель князя. — А ты чего это крестильным именем всюду зовешься? — пока шли, поинтересовался Горыня.

— Ну так, как окрестили, так и зовусь, — выходя вслед за воином, ответил Михаил.

— Сглазу не боишься?

— Господь не попустит, — уверено произнес Романов.

Угу. Есть такая особенность на Руси. Крестильное имя в тайне держится, называются же вторым, вроде как не настоящим. Для оберега. И это считается нормой. Странно выглядит как раз тот, кто поступает иначе. Михаил раньше думал, что причина тут в языческих корнях. Крестили насильно, есть имечко и есть, пусть себе висит, а зовутся все по старике. Ан нет. По большей части это именно суеверия. Хотя, конечно же и отсылка к прежним богам имеется.

Среди своих людей подобное Романов всячески пресекал. Мало ему проблем, так еще и с двойными верованиями связываться. Христианство его полностью устраивает. Вот пусть оно и остается. К тому же и себя он считал верующим. Правда, попов на дух не переносил. Но церковь всячески поддерживал. До определенных пределов, конечно.

— Не попустит Господь, стало быть. Ну-ну. Только ить на богов надейся, а сам не плошай, — хмыкнув заметил Горыня.

— Нет богов, Горыня. Есть единый Бог. На том стою и стоять буду. А что до упования на него, тут с тобой соглашусь. Если сидеть на завалинке с открытым ртом, хлеб в нем сам собой не появится. Господь помогает всем без исключения. Иное дело, что не все это видят и используют.

— Эвон ты как загнул.

— Говорю о том во что сам верю.

— А чего одет как голодранец? Ить даже простому вою непотребно так-то расхаживать. Да и люди твои, не больно-то к себе уважение имеют, — снимая кафтан, произнес Горыня.

Вот же. Воин ведь. Тут никаких сомнений. Причем не смотри, что возраст к четвертому десятку подбирается, и сам огромен. Фигурой особо не блещет, но жиром тут и не пахнет. Мужик просто могуч. Но одежек нацепил на себя столько, что потом исходит, словно в парилке сидит. Впрочем, тут пожалуй даже и хуже будет.

Ничего не поделать. Положение обязывает. Станешь поступать по иному, попросту не поймут. Коль не ровня простому люду, так и будь добр, соответствуй. Шубу оно может можно и не надевать, но богатый кафтан, будь любезен. Да не забудь еще и пару рубах напялить.

Михаил одевался по погоде. Если прохладно, так и кафтан накинет, а по такой жаре, и рубахи оной достанет. Разве только еще и майку себе сшил, чтобы пот наружу не пускать, ибо от него все одно никуда не деться. Мурмолка правда оторочена мехом, чтобы сомнений никаких, что не простой человек. Ну и пояс воинский.

— Это как на то посмотреть. Не любим мы похваляться своим достатком. Не про нас это. А верно оно для вас иль нет, дело ваше. Мы своим укладом живем и вам не указываем как жить, — в свою очередь снимая рубаху и майку, произнес Михаил.

— Остер на язык, я гляжу.

— Если так, то ты еще острословов не видал. Потому как на них глядючи, я и вовсе молчун, — возразил Романов.

— Ладно, молчун. Глянем каков ты в деле, — хмыкнул Горыня, играя новым клинком.


Не смертельная схватка. А мечи меж тем настоящие, так что поаккуратнее надо. Потому мудрить, выхаживать да вываживать соперника не стали. Крутнули пару раз. Сделали по нарочито обманному движению, да сошлись со звоном стали.

Горыня несмотря на свои стати оказался ловким и подвижным бойцом. Отличная реакция и хорошая скорость. Хотя конечно за Романовым ему не угнаться. И дело тут не только в молодости, но и в способностях, проявившихся после того, как сознание Михаила наложилось на новое тело. Это поначалу управлять им словно с стороны было сложно, или скорее непривычно. Теперь же он делал это походя, и с невероятной легкостью.

— А молодец ты, Миша. Добро у тебя получается. И не гляди, что молод, да мечу стал учиться не так давно, — удовлетворенно произнес Горыня.

— Как клинок? — улыбаясь в ответ на похвалу, поинтересовался Романов.

— Клинок добрый.

— Я гляжу пользовал ты гнутые мечи и с ухватками знаком.

— Да каких только не пользовал, за три десятка-то лет, с тех пор как воинский пояс повязал. Но этот хорош. В руке порхает аки бабочка. Все ухватки с легкостью выходят.

— Моя работа.

— Я уж понял, что в кузницах твоих добрый товар куется.

— Не, Горыня, ты не понял. Я его самолично выковал. А потому и слово знатного воя, для меня особо дорого стоит.

— Сам? — выставив вперед клинок, с сомнением произнес воин.

— Сам, — кивая для вящей убедительности, произнес Романов.

— Ну, то что многие ремесла тебе по плечу, о том ведаю. А вот что ты столь знатный оружейник, не знал.

— Я еще и не тем тебя удивить могу.

— Ну-ка, ну-ка.

— Давай возьмем учебные мечи. Только позволь, я со своим, — разворачивая второй сверток, произнес Романов.

При этом на лице Горыни появился легкий налет разочарования. Он-то поди думал, что там еще какой подарок. А на поверку деревяшка. Правда исполнена в форме гнутого меча, а главное, рукоять под углом.

Снова сошлись. Только на этот раз уже всерьез. Это с острым железом они осторожничали. Теперь же можно работать почитай в полную силу. Не забывая конечно о том, что доспехов на них все же нет.

Одна атака, и Гаврила ощутил удар, от коего не спасла бы и броня. Во второй раз он пропустил укол в живот. Укол в бок. Укол в спину. Михаил использовал различные вариации, демонстрируя как скорость так и технику исполнения. Хозяин усадьбы всерьез старался противостоять его финтам, но всякий раз немного опаздывал. И в основном от того, что подобные ухватки были ему в новинку. Потому как колющие удары на Руси были не в чести. Да и не только здесь.

— Эвон как. Не знал, что такое еще кому скажу. А ну-ка покажи, как ты это делаешь, — озадаченно произнес воин.

Показал. Тот повторил. Закрепили. Попробовали в схватке. В общем, увлеклись и провозились до самого обеда. А там и стол им накрыли в небольшом садике.

Сентябрь, или ревун по местному, в этом году теплый. Так отчего бы и не присесть под раскидистыми яблонями. Правда, местные плоды не поражали воображение. Крупных Михаил пока не встречал, да и сладкие сорта ему пока еще не попадались. В основном кислые, в лучшем случае кисло-сладкие. Правда, от этого они не становились менее желанным лакомством. Ну вот любил он яблоки и все тут. От одной только мысли, рот сразу же наполнился слюной.

— Разузнал я тут насчет тебя, Миша. Много чего интересного выяснилось. И лекарь ты, и мастер каких мало, и вой не из последних, и басурманам подсыпал соли под хвост. А еще, сказывают будто чуть ли не ты же подстрелил султана сельджуков. Много чего рассказывают. Но все сводится к тому, что ты из молодых, да ранних. И на особом счету у императора Алексея. Причем приметил он тебя задолго до того, как взошел на царьградский престол. Куда чуть ли не ты его и посадил.

— Так-таки и посадил, — хмыкнул Романов.

— Врать не стану. Сказали иначе. Мол не удивятся, коли он там твоими стараниями оказался. Будто бы варяги за императора горой стояли. Ты же как прибыл, сразу подался разговоры с ними разговаривать. А там вскорости и император отрекся.

— Н-да. Ну, думать и додумывать можно много чего, — покачав головой, произнес Михаил.

— Было?

— Не так, как о том говоришь ты. Или вернее, как сказали тебе. Но кое-что было, — хмыкнув, вынужден был признать Романов.

Оно конечно, источник, поведавший все это Горыне вроде как и наврал с три короба, но по сути-то ведь оказался прав. Оно ведь и впрямь Комнин оказался на престоле благодаря Романову. Только не стараниями его, а бездействием. Припоздай тогда весть об отречении Никифора и он по сей день правил бы в Царьграде. Только ведали о том, лишь доверенные Михаила. И лучше бы больше никому и не знать.

— А как оно было? — не унимался Горыня.

— Вызвать-то нас Комнин, вызвал. И я действительно ходил на переговоры к варягам. Дружина моя башню занимала, которую мне велено было атаковать. А как на своих руку поднять.

— И?

— Сказали, если не стану драться, сами меня в лоскуты порежут, — с добродушной улыбкой, произнес Михаил.

— И дрался бы?

— Неа. Я со своими не дерусь.

— А ведь не по воинской чести.

— Резаться со своими чести нет. То позор и предательство, — убежденно возразил парень.