Песнь призраков и руин

Еще несколько минут брат и сестры хранили молчание, потом Лейла снова заговорила:

– Водители караванов часто дают место в повозках тем, кто вызвался работать в пути. Мы договоримся, чтобы взяли нас троих. Не лучший выход, но другого, кажется, нет.

Малик кивнул – в горле стоял ком, говорить не получалось. Все вышло как всегда: глупенький маленький братец все испортил, но мудрая старшая сестра поправила дело. Если они вправду спасутся таким образом, он никогда-никогда больше не пойдет против ее совета и приказа. Не ослушается. Если Малик не высовывается и помалкивает, это всегда к лучшему для всех.

Губы Лейлы сложились в жесткую тонкую линию.

– Ладно, пошли отсюда, пока совсем не стемнело. Надя, за мной… Надя!

Оба они с Маликом разом посмотрели вниз.

Надя пропала.

– Абраа! Абраа! – Раскаты джембе звучали мерно, как биение сердца. – Придите и внемлите – начинаю рассказ!

Кровь заледенела в жилах Малика. Взгляд его лихорадочно заметался по людским фигурам в поисках такого родного круглого личика, взмаха кудрей на ветру. Прежняя паника возродилась в сердце с тысячекратной силой. За потерю бумаг он готов возненавидеть себя до конца дней, но если что-то случится с Надей…

Но тут знакомая головка мелькнула в толчее собравшихся под баобабом, оборвав поток его мрачных мыслей. Малик и не подозревал, что способен на такую стремительность, с какой растолкал публику локтями и схватил сестренку за локоть.

– Никогда не смей вот так убегать! – выкрикнул он, торопливо осмотрев тщедушное тельце на предмет повреждений.

Надя забилась в его объятиях.

– Но тут же сказительница! – воскликнула она (к этому времени подоспела и Лейла). – Она сказала: если отгадаешь ее загадку, она исполнит твое желание!

Малик со старшей сестрой обменялись грустными взглядами. Надя таким молодцом перенесла долгое путешествие, не ныла, не жаловалось, ни разу не заплакала – и они, кажется, почти забыли, что ей всего шесть лет, а в этом возрасте все верят в волшебство и прочую чепуху.

Лейла присела на корточки и обхватила лицо малышки ладонями.

– Наше желание не исполнит даже сказительница.

Малик увидел, как радость потухла в Надиных глазах, и сердце его словно раскололось надвое. Усилием воли он подавил собственный страх, отчаяние и даже ужас перед скользким темным народцем, обступающим его со всех сторон. Мозг его лихорадочно заработал, заскрежетал в поисках хоть чего-нибудь, хоть какого-то способа спасти безнадежное положение.

– Братья и сестры, близится час явления кометы! – выкрикнула сказительница. – В этот час, когда над прежней эпохой уже расстилается погребальный саван, а заря новой встает над горизонтом, позвольте мне, скромной и смиренной ньени, еще немного вас потешить. Сказом о первом Солнцестое. Началось всё одной ночью, во всем схожей с нынешней. Среди этих самых песков, что простираются вокруг нас, стояла Баия Алахари и мечтала о новом мире, где падут оковы тирании фараонов…

Жажда внимать вновь, с удвоенной силой, охватила Малика, и он не мог противиться желанию сесть у ног ньени и алчно внимать каждому ее слову. Речь шла не о его народе, но Малик с детства знал и мог рассказать наизусть это предание – о том, как Баия Алахари повергла Кеннуанскую империю, – предание, полное чарующей романтики, лихорадочного действия и бешеных поворотов, заставлявших сердца слушателей, в лучших традициях эпоса, сильнее биться.

Однако в таком виде, в таком исполнении, в каком подала ее ньени, повесть о Солнцестое Малик еще не слышал. Сказительница словами вышивала узоры по ней, как по драгоценной ткани, образы заиграли новыми красками. В голосе сказительницы волшебство словно и вправду оживало, становилось реальным, благодатными струями лилось сквозь века прямо на слушателей.

– …и вот Баия воззвала о помощи к Гиене, ибо известно во всех пределах, что Гиена никогда не нарушает данных ею обещаний.

Ньени согнула кисти рук так, что казалось, на концах пальцев появились когти, и распахнула рот на манер оскаленной пасти, подражая лукавой обманщице из мира животных.

– И сказала Гиена Баие: «Если хочешь моего содействия и помощи, отгадай прежде такую загадку: муж с женой в одном доме живут, жена, когда хочет, к мужу заходит, а муж, как ни войдет к жене, ее в комнате нет. Ответь поскорее: кто муж, кто жена?..» Ответьте и вы, братцы и сестрички, а то Гиена и вам не поможет!

Хитрость тут заключалась в том, что всякий раз, рассказывая это предание, повествователи придумывали новую «загадку» от Гиены. Из толпы вразнобой понеслась целая россыпь вариантов, один нелепее другого:

– Мул и лошадь!

– Пестик и ступка!

– Да это же мы с мужем и есть!

Ньени захихикала:

– Что ж, не найдется среди вас никого, кому по зубам такая задачка?

– Да это же Солнце и Луна, – рассеянно пробормотал себе под нос Малик. Хоть юноша сейчас и размышлял больше о том, как бы прокрасться все-таки в Зиран, однако он сызмальства славился умением щелкать загадки, как орешки, и эта показалась ему простой. – Днем Луна бывает видна, а Солнце ночью – никогда…

И не успел он это сказать, как маленькая Надя, вскинув руку, выпалила:

– Солнце и Луна!

Брат зажал ей рот ладонью, но ньени уже провозгласила:

– Точно!

Все мышцы в теле Малика напряглись. Но сказительница спокойно продолжила свой рассказ, и он, выдохнув, расслабился, хотя сердце его все еще билось часто.

– Жульничаешь, малявка, украла мой ответ!

Надя в ответ показала ему язык. Юноша покачал головой и украдкой взглянул на Лейлу. Та устало улыбнулась:


– Все будет хорошо. Где наша не пропадала.

Впервые за долгое время Малик ей поверил и согласился:

– Нигде не пропадала. Это верно.

– …и на этом, братцы и сестрички мои, завершается повесть о Первом Солнцестое.

Вечерний воздух огласился одобрительными криками и аплодисментами. Расстроенный, что сказ так скоро кончился, Малик поднялся на ноги, отряхивая песок со своих и Надиных одежд. Лейла тоже встала и потянулась. Однако не успели брат с сестрами направиться к небольшому скоплению караванных повозок, покидавших Зиран, как их окликнула ньени:

– Эй, постойте! Прежде чем всем нам разойтись, посмотрим на молодую особу, которой далась загадка Гиены. Подойди сюда, дитя мое.

Глаза Нади засверкали ярче звезд. Ловко вывернувшись из-под руки Малика, девочка сломя голову бросилась к баобабу, где сказительница поджидала ее с широкой улыбкой. Бусы, вплетенные в косы старухи, цокнули и зазвенели, когда она наклонилась пониже, чтобы лицо ее оказалось на одном уровне с Надиным.

– За то, что ты так помогла мне рассказать повесть, я исполню любое твое желание – проси чего хочешь.

– Любое-любое? – уточнила Надя, разинув рот.

– Нет-нет, спасибо… То есть… Сердечно вас благодарю, нам ничего не нужно, у нас все в порядке, – вмешалась Лейла, проворно подбежав к Наде.

Малик последовал за ней, стараясь не обращать внимания на мурашки, которые поползли у него по спине под взглядами публики, – вся толпа уставилась на него и сестер. Что-то в этой сказительнице было особое, необычное, удивительное – парню казалось, что он смотрит на нее сквозь осколок цветного стекла. С близкого расстояния он хорошо мог рассмотреть свитые во множество мелких косичек, с вплетенными прядями всех цветов радуги волосы. И еще – россыпь татуировок с повторяющимися образами и символами всех семи божеств-покровителей.

– Совершенно любое, – подтвердила ньени.

– Надя, пошли! – скомандовала Лейла и уже развернулась, когда девочка все-таки выпалила:

– Хочу в Зиран!

Губы сказительницы растянулись в улыбку, обнажившую все зубы – как-то слишком много зубов.

– Отлично, твое желание сбудется!

Тут ньени посмотрела прямо в глаза Малику. На какое-то мгновение – такое краткое, что ему могло это и почудиться, – глаза ее вспыхнули ярко-синим огнем. Цветом самого горячего пламени во Вселенной.

В следующий миг вся округа огласилась диким ревом.

Одно из чипекве, еще несколько мгновений назад мирно спавшее на песочке, вдруг встало на дыбы и вырвало повод из рук надсмотрщика. Несколько воинов ринулись было наперерез разъяренному чудищу, чтобы усмирить его, но оно растоптало их с той же легкостью, с какой человек растоптал бы муравья.

Затем чипекве наклонило бронированную голову и с новым рыком полным ходом пошло на таран Западных ворот. Эбеновая древесина тут же покрылась паутиной трещин. Люди внизу, под створками, сразу пошныряли в укрытия – кто куда. Следующий сокрушительный удар пробил в самом центре ворот огромную дыру – теперь уже никто не смог бы предотвратить вторжение чипекве в Зиран через открывшийся проем, даже если б попытался.

В тишине и страшном напряжении миновало несколько секунд. Никто не двигался с места.

А потом начался повальный «штурм».

Беженцы, обычные путешественники и все остальные, по той или иной причине не допущенные ранее в город, с силой и скоростью тайфуна устремились сквозь образовавшийся пролом. Улица, которая открывалась за воротами, оказалась слишком узка для такой толпы, так что первичный натиск быстро перешел в давку. В безумном порыве попасть внутрь массы людей безжалостно топтали друг друга.

Не тратя время на раздумья, Малик подхватил на руки Надю и тоже влился в этот бешеный поток. Прямо за ними на землю рухнул какой-то мужчина и в падении схватил парня за лодыжку, чуть не утянув их с сестрой за собою вниз. Парень успел пнуть его ногой в лицо. Под ступней что-то хрустнуло, захлюпала кровь. К горлу подступила тошнота. Но Малик продолжал бежать.

– Лейла! – кричал он на ходу, но старшей сестры в людской толчее рядом было не видно. – Лейла!

Тревожный и настойчивый барабанный бой где-то позади явно призывал подкрепление стражникам и в то же время будто дал второе дыхание Малику.

В попытке укрыться от этой яростной дроби барабанов, он резко свернул направо и вырвался на площадь Джехиза.

Во всяком случае, он счел, что это она. В историях о Зиране, рассказанных ему Наной, только одно место всегда представало погруженным в такой хаос.

В лицо ему сразу зарычала гигантская тряпичная кукла льва, управляемая артистами какой-то бродячей труппы, и он инстинктивно отскочил назад, чуть не опрокинувшись на прилавок, за которым в масле жарились круглые пончики из мускатного теста. Откуда-то слева донесся рев осла, и целый отряд танцоров-факиров разом подбросил кверху факелы, красные угли на их концах картинно вспыхнули на фоне багровеющего неба.

Из центра же площади над всем этим безумием, похожая на нависающего над ней часового, вырастала огромная груда всякого повседневного хлама – обломков стульев, колес от повозок, кусков каменных облицовок, ржавых украшений, искореженных ведер и много, много другого добра. Со всех сторон и во всех видах «слетались» сюда однокрылые грифоны – символы Ксар-Алахари, – раскрыв клювы в торжествующем клекоте.

– Куда спешишь, братишка? – окликнул пробегавшего мимо Малика человек с пляшущей обезьянкой на цепи. – Задержись, поиграй с нами!

Малик круто развернулся на одном каблуке и чуть не врезался в овечий загон, вызвав тем самым поток проклятий у разъяренного пастуха. Брат с сестрой пулей отскочили от загона, но, как оказалось, только для того, чтобы угодить в широкий танцевальный круг, посередине которого некий исполнитель хриплым гортанным голосом нараспев возносил благодарственную молитву предкам и Великой Матери, ниспославшим народу предстоящий праздник.



Гремели барабаны, и пели флейты. Воздух, напоенный невообразимой смесью ароматов пота, дыма, жареного мяса, сладкого шафрана и переспелых фруктов, словно бы обволакивал туманом все органы чувств Малика. Свет от фонарей выхватывал из теней сотни фигур одну за другой, так что в глазах юноши вскоре все они слились воедино, а толпа все дергала и толкала их с Надей то туда, то сюда, ни на секунду не выпуская из бешеного праздничного столпотворения.

Все точно как описывала Нана.

Настоящий кошмар.

Вдруг кто-то схватил Малика за плечо, и он чуть не вскрикнул, и тут перед ним возникло лицо Лейлы – смятенное, но крайне возбужденное.

– Вот вы где! Скорее!