Персидское дело

Глава 26




Или почти что всё. Потому что Маркел вдруг почуял, захлёбываясь, что это не такая вода, как всегда, а она несолёная, пресная! Но в море пресной воды не бывает, подумал Маркел, значит, это не море, а это река, это Волга! Это жизнь! Тогда чего же он тонет? И он начал барахтаться, он хотел выплыть, вынырнуть! У него ещё есть силы, думал он, а наверху есть чем дышать, и он вынырнет наверх, он сможет! И он и в самом деле начал подниматься – вначале очень медленно, потом немного быстрей, потом ещё быстрей – и вынырнул! И быстро глотнул воздуха, потом ещё! Потом его подхватила волна – и понесла! Он отплевался, а его ещё раз бросило – и он упал в грязь, в тёплую траву. Асверху его вновь ударила волна и потащила обратно, в море, но он не поддался и вцепился в корни и пополз в кусты, как можно дальше от воды…

И там он пролежал довольно долго, то засыпая, а то просыпаясь. Ветер уже почти совсем утих, небо было чистое, солнце поднялось высоко, стало жарко. И ещё было очень душно, парило. Маркел поднял голову и осмотрелся. Он лежал на берегу, на жёлтеньком песочке, а дальше от берега росла трава, густая и высокая, а ещё дальше чернели кусты. И никого нигде живого не было! И сам Маркел был грязный, в тине, ничего на нём почти что не было, кроме нательного креста, рубахи да портов. А ведь мог и совсем утонуть! Подумав так, Маркел облегчённо вздохнул и перекрестился. Потом прислушался. Было очень тихо. Маркел поднялся и окликнул:

– Ширка! Ширка!

Слон не отзывался. И его следов на песке видно не было. И дальше от берега, в море, ни слона не было видно, ни бусы, ни адыловских кораблей, ни даже барашков на волнах. Маркел невесело вздохнул, пошёл вдоль берега. Берег был очень заросший. Сколько же здесь высоченной травищи, а сколько веток! Да что тут один слон, да тут их пригони хоть тысячу, и то до зимы всё не съедят. Размышляя таким образом, Маркел шёл по берегу, внимательно смотрел по сторонам, временами останавливался, прислушивался, ничего нужного не замечал и шёл дальше. Так он прошёл довольно много и уже почти что перестал на что-нибудь надеяться, как вдруг услышал чавканье. Кто-то чавкал очень громко! И очень громко дышал, прямо как кузнечные мехи. Маркел сразу же остановился. Чавканье не перестало. Маркел поспешно повернулся, полез в чащу.

И он не ошибся! Это и в самом деле был слон! Он стоял в густой чаще высокой травы и жадно поедал её.

– Ширка! Ширка! – ещё раз окликнул Маркел.

Но слон даже не повернулся. Маркел стоял и смотрел на слона, и на душе было легко и радостно. А слон жрал себе и жрал траву, тяжело отдувался, порыкивал. Ну ещё бы, подумал Маркел, это же когда слон в последний раз кормился от души? Да ещё в Персии! Так пусть теперь полакомится вволю. И Маркел не торопил слона. А тот всё никак не мог насытиться.

Но вскоре он стал есть всё медленней и медленней, а потом и совсем перестал. Теперь он стоял неподвижно, икал и то поднимал хобот и дудел, а то просто притоптывал ногами. Маркел зашёл к нему сбоку, погладил по щеке, сказал «Ширка, Ширка», взял за бивень и повёл. Слон не упирался, шёл послушно. Так они вышли из чащи, развернулись и опять пошли вдоль берега. Маркел шёл впереди, а слон за ним. Маркел насвистывал и думал, что если Господь слона не утопил, то это добрый знак: значит, Господь их любит. Да и чего им тут осталось, думалось, сейчас пойдут свои места, а в своих грех утопиться. Так что, ещё думал Маркел, теперь нужно держаться берега, потому что там их могут заметить с моря, а вот если залезешь в чащу, то никто тебя там не увидит. Но, правда, они пока что шли и шли и никого не замечали, и их тоже никто не замечал.

А потом Маркел вдруг увидел утопленника. Утопленник лежал на самом берегу, наполовину в воде, и Маркел его сразу узнал, это был Григорий, кирюхинский служка. Он лежал навзничь, и глаза у него были открыты. Маркел наклонился и закрыл ему глаза, потом перекрестился, осмотрелся, но больше никого поблизости не заметил. Тогда Маркел переступил через Григория и пошёл дальше. Слон тоже осторожно обошёл Григория и пошёл следом за Маркелом. Утопились они все, думал Маркел, и буса утонула вместе с ними, и он теперь здесь один.

Но не успел он так подумать, как увидел ещё один труп. Этот лежал весь в воде, но очень близко от берега. И он тоже лежал навзничь, вот только глаза у него были закрыты, а рот, наоборот, открыт. А как его звали, Маркел не мог вспомнить. Да и зачем это теперь? Маркел опять перекрестился, пошёл дальше. Слон шёл сразу за ним и громко и душно дышал ему в ухо. Потом слон вдруг остановился. И Маркел остановился тоже, обернулся и увидел на песке змею. Но после присмотрелся лучше и понял, что это обрывок верёвки. И она здесь лежала не так и давно! И от верёвки в сторону вела едва заметная тропа…

Но Маркел не стал лезть в чащу, а пошёл дальше вдоль берега, потому что там тоже была тропка, и от неё была видна вода, много воды, по ней могут плавать корабли, подумалось.

И вдруг показались мостки! Они были, конечно, низенькие и короткие, но слона они бы выдержали, подумал Маркел. Также и большой корабль может к ним пристать, хотя бы их буса. Но только что здесь бусе делать? А вот воровским демьяновским лодкам здесь очень удобно чалиться – место укромное, затишное…

И тут слон вдруг затрубил! И трубил он очень громко, прямо над самой головой! Чего это он вдруг, сердито подумал Маркел и оглянулся на слона, потом глянул на воду, на море…

И увидел струг! Струг был небольшой, на двадцать вёсел, он шёл под парусом, и ветер ему был попутный, кормщик стоял на корме и мерно размахивал рукой, гребцы под эти взмахи разом поднимали вёсла, заносили их как можно дальше, а после откидывались навзничь и гребли. А слон ревел как резаный! Но им никакого дела до этого не было – они гребли! А слон ревел как буря! А они всё равно его не слышали! Или слышали, но не хотели признаваться. Или, может, ещё что-нибудь? Но одно было понятно – что они сейчас ещё прибавят и уплывут вон за тот нос, и тогда будет совсем всё равно, наши они или не наши.

И Маркел что было мочи закричал:

– Братцы! Братцы! Вы чего! Мы наши! Мы свои! – и начал махать руками.

И вот только тогда их заметили. Кормчий повернулся к ним и стал что-то кричать в ответ, но ветер относил его слова, да и это было совсем неважно, что он им кричит, а важно было то, что струг наконец повернулся к берегу и начал быстро приближаться. Маркел присмотрелся к кормщику, узнал его и закричал:

– Филиппов! Сенька! Это ты?!

– Я! – в крик ответил тот Филиппов, астраханский губной староста, потом немного помолчал и с превеликим недоверием спросил: – А ты – это Маркел Петрович, что ли?

Маркел в ответ только развёл руками. Тогда Филиппов продолжал:

– И это с тобой слон?

– А кто ещё?! – в ответ крикнул Маркел и замолчал, потому что больше не кричалось, не хотелось.

Молчал и Филиппов. И слон не ревел. Гребцы опять гребли ровно. Маркел отряхнул рубаху, подтянул порты. Струг быстро приближался, начал поворачиваться боком. Маркел поднялся на мостки. Босиком было неловко.

Струг подошёл, ткнулся в мостки. Филиппов рукой указал всем сидеть, а сам поднялся к Маркелу. Сразу за Маркелом стоял слон. Филиппов глянул на него и с уважением сказал:

– А хороша зверина! Хоть куда. За сколько взяли?

– Как это за сколько? – ответил Маркел. – Нам его даром дали. – И повернувшись, велел: – Голос, Ширка!

Слон лениво задудел вполсилы. Филиппов и гребцы заулыбались. Слон замолчал, и Филиппов спросил:

– А где ваша буса? И где люди?

Маркел, ничего не говоря, перекрестился.

– Это вчера, что ли, в грозу? – опять спросил Филиппов.

Маркел молча кивнул. Потом спросил:

– А как у вас?

– А что у нас?! – сказал Филиппов. – Сам видишь! Рыщем по морю туда-сюда, высматриваем, не прёт ли кто государевы товары не спросясь. И тут вдруг смотрим – ты на бережку стоишь. Вот нам и радость, да.


Маркел помолчал, сказал:

– А я вас сразу не признал. Я уже было подумал, не от Демьяна ли вы.

– Э! – весело сказал Филиппов. – От Демьяна! Демьяновы ушли давно, ещё до Петрова дня. За зипунами, на Дербент, всем войском.

– И как у них дела?

– Да кто их знает, – ответил Филиппов. – Никто обратно не едет, не рассказывает. Так что, наверное, пока что хорошо. Да и нам без них спокойнее.

Маркел усмехнулся, сказал:

– То-то вы, я вижу, осмелели. Без оглядки туда-сюда шастаете.

– Мы не шастаем, – строго сказал Филиппов, – а мы на службе!

– Ладно, – сказал Маркел, – это я так, к слову. А что ещё у вас?

– Да ничего! – сказал Филиппов. – Воевода жив-здоров, чего и всем нам желает. А господин кызылбашский посол, этот сидел, сидел, ждал, ждал, когда его позовут, не дождался и уехал так, сам по себе.

– В Москву, что ли? – спросил Маркел.

– Да как это без спроса в Москву? – удивился Филиппов. – Нет, он сперва только в Казань поехал, и там опять будет ждать.

– А что воевода?

– А воевода очень гневается, каждый день с утра сразу одно и то же спрашивает: где наш слон? А он, теперь мы видим, вот где!

И Филиппов опять повернулся к слону, шагнул было вперёд…

Но слон поднял хобот, рыкнул, и Филиппов сразу отступил, сказал:

– Зверь он и есть зверь, это верно.

Потом осмотрел Маркела и прибавил:

– Приодеть надо тебя, Маркел Петрович.

Маркел поморщился, сказал:

– Об этом после. А сперва надо скорей к воеводе!

– А как же слон? – спросил Филиппов. – Слон к нам не поместится.

– Это ещё как поместится, – сказал Маркел. – Да ты у кого хочешь спроси… – Но тут же вспомнил, что теперь спрашивать не у кого, и тут же продолжил: – Ладно, сейчас буду показывать. Где сходни?

На струге засуетились, из-под скамьи вытащили сходни. Маркел показал, как их ставить. Потом сказал, кому где становиться, чтобы слон их не перевесил. Потом показал, где и куда надо расступиться. Они расступились. Тогда он взвёл слона на мостки, осторожно перевёл его через борт и поставил к мачте. Потом велел ему лечь, и слон лёг, там же и Маркел сел рядом и велел отчаливать – мало-помалу, конечно, – и отчалили. Ох, руки у них тогда дрожали! Ох, зубы скрипели…

Но струг понемногу плыл, а слон лежал смирно и только глазами посверкивал. Потом струг так же понемногу поворачивался, потом совсем повернулся и поплыл всё быстрей и быстрей, а слон закрыл глаза и затаился. Потом они даже подняли мачту и поймали ветер. Потом, когда слон задремал, Маркел поднялся и вышел на кичку, долго смотрел вперёд, потом спросил, сколько им ещё до Астрахани. Филиппов ответил, что дня два примерно. Маркел согласно кивнул и подумал, что у Кирюхина такого не было, у Кирюхина всё было точно, да только где теперь Кирюхин – и перекрестился. Потом вернулся к слону и сел рядом. Слон спал. К ним тут же подсел Филиппов и спросил, как слон, не буен ли. Маркел ответил, что не буен, если не дразнить.

– Это хорошо, – сказал Филиппов, – а то прошлогодний был буен: чуть что, сразу на рога!

Маркел не удержался и сказал, что не на рога, а на бивни.

– Это да, – согласился Филиппов и тут же спросил, а как там в Персии.

Но Маркелу это не понравилось, не любил он пустую болтовню и поэтому сразу сказал, что про служебные дела он крест целовал молчать.

– Эх! – только и сказал Филиппов. – Беда какая! Ну да ладно! Слово надо держать, в слове сила. А то вот у нас в прошлом году…

И начал длинно и нудно рассказывать про одного купца, который ездил от них, из Астрахани, на Тюб-Караган, это морем, а дальше на верблюдах через пески в Хиву, и там накупил жёлтой травы-дурмана, и как Филиппов скрытно за ним езживал, высматривал…

Ну и так далее. Но Маркел заснул и дальше не запомнил.

Вечером они причалили, поели, и Филиппов вновь сказал, что Маркелу надо приодеться и что у него, Филиппова, есть вот такой запасной кафтан, Маркелу будет как раз, а у Никифора Крота есть для него такие сапоги, а у Ивана Рыбы вот такая шапка, а…

Ну, и опять так далее. Так что пока готовилась еда, Маркел приоделся. Теперь он был в чужом кафтане, в чужих сапогах, в чужой шапке и даже с невесть чьим чужим ножом. Неудобно ему было очень! А тут ему как раз подали в одну руку миску наваристой ушицы, во вторую чарку…

И Маркел не удержался и сказал, что когда они жили в персиянском стольном городе Казвине и ходили на обед к Даруге, а это у них, у персиян, так называется главный боярин, то там перед обедом руки моют водкой.

– Зачем это? – недоверчиво спросил Филиппов.

– Такой обычай, – ответил Маркел.