Перелом

Сочетание явно устаревших представлений адмирала-«марсофлотца» о морском бое в эпоху скорострельной артиллерии с решительным и волевым характером могли дорого обойтись, особенно теперь. А что до тихоокеанских дел, так до этого всего еще дожить надо, тогда и решения принимать. Рассудив так, конверт до поры убрали в сейф, занявшись первоочередными вопросами.

Открывшееся ненадолго окно в помехах снова захлопнулось, едва успели отбить ответ немцам с разрешением на ремонт в Циндао, а также с приказом начальникам эшелонов немедля и скрытно отбыть к назначенным судам, перейти в резервные районы ожидания и там ждать новых инструкций, соблюдая меры по сохранению секретности.

Потом занялись только что полученной штабной почтой, доставленной из Шанхая прорвавшей блокаду шхуной. Там в опечатанном конверте помимо телеграмм имелось сообщение от русского консула в Сингапуре Рудановского. В нем говорилось, что англичане, отказавшись от посылки броненосных эскадр в район боевых действий, планомерно увеличивают численность легких и крейсерских сил в Дальневосточном регионе. Причем их главной задачей становится ведение разведки с широким привлечением торговых судов, оснащенных радио и не имеющих груза.

С середины сентября английские крейсера и такие пароходы-разведчики уже начали постоянное патрулирование у острова Квельпарт и южнее Цусимских проливов с целью своевременного обнаружения выхода наших кораблей на торговые пути, проходящие вдоль южного побережья Китая. Нахождение в этом районе британских кораблей подтверждалось и немцами из Циндао.

В полученных бумагах имелся и рапорт от полковника Дессино о том, что в Шанхае готовится стоянка для английских миноносцев. Уже пришел специально оборудованный для этого пароход и два угольщика. Кроме того, из Средиземного моря будет переброшена группа миноносцев для усиления Гонконгского отряда после гибели в прошлом году на реке Янцзы истребителя «Спервик», насчитывающего семь боеспособных единиц.

Судя по донесению капитана первого ранга Ливена из Сайгона, эта переброска уже началась. Ему стало известно от французов, что в сторону Гонконга прошли четыре английских двухтрубных истребителя и корабли сопровождения. Скорее всего, это «Фоам», «Малерд», «Анжерд» и «Ариэль» из Средиземноморского флота, напоминающие силуэтом японские «Кагеро». Учитывая такое сходство, не исключается и возможность их использования по прямому назначению либо тайной продажи этих и некоторых других кораблей японцам.

Полученные сведения в корне меняли всю ситуацию. Хотя мало кто допускал вероятность того, что англичане решатся напрямую вмешаться в ход войны, в том, что будут всячески помогать своими флотом японцам, сомнений не было. Теперь отправка отдельных кораблей, даже крейсеров, для поиска и перехвата японских судов и пароходов-контрабандистов, идущих из Европы или Ост-Индии и с Филиппинских островов в оккупированные порты Китая и Кореи, превращалась в бесполезное пережигание угля.

Учитывая плотность английских дозоров, выход наших рейдеров наверняка будет обнаружен, о чем немедленно известят японские штабы, а также все находящиеся в море суда, в первую очередь японские же. После этого они, конечно, укроются в портах, а потом начнут ходить только в составе охраняемых конвоев и под нейтральными флагами, что сделает продолжение крейсерства совершенно бессмысленным, да к тому же еще и рискованным.

Кроме того, проводка ожидавшегося каравана черноморских транспортов Цусимскими проливами также становилась опасной. Англичане наверняка будут максимально полно информировать своих союзников – японцев – обо всех наших передвижениях. С их стороны не исключены и различные провокации, могущие повлиять на безопасность нашего судоходства, особенно в случаях, когда не будет свидетелей.

Более того, сама стоянка флота на Цусиме уже не может считаться достаточно безопасной. Учитывая все еще многочисленные японские миноносные силы, которые, скорее всего, в ближайшее время вернутся из залива Броутона на юг и резко активизируются, противник вполне может предпринять массированную комбинированную ночную атаку миноносцев и отрядов самоубийц на рейд Озаки с высокими шансами на успех. Сколько соединений, подобных тому, что было задействовано в нападении на Окочи, уже сейчас скрывается в южнокорейских шхерах, никто не знал. Даже сам факт начала их формирования оказался не вскрыт нашей разведкой.

Возможность собственных наступательных действий в пределах Японского моря в условиях сохраняющейся нехватки боеприпасов и острейшего дефицита легких сил для прикрытия тяжелых артиллерийских кораблей также резко снижалась в связи с действиями англичан и возможным совсем скорым возвращением японских миноносцев в Мозампо. А атака этой стоянки японского флота, как и порта Фузан, без высадки многочисленных десантов не имела смысла, зато с большой вероятностью могла привести к серьезным неоправданным потерям. А нужные силы пехоты для ее полноценной реализации взять сейчас негде.

Получалось, что любые действия на южном направлении, до сих пор считавшемся приоритетным, встретят гораздо более активное и организованное сопротивление, не принося желаемого результата. Оставалось надеяться, что запланированное примерно на этот период наступление наших армий на сыпингайских позициях окажется достаточно успешным, чтобы окончательно перехватить инициативу. Тогда возможное улучшение снабжения войск маршала Оямы в Маньчжурии уже не будет иметь серьезного значения.

В любом случае, теперь требовалось серьезно пересмотреть планы дальнейших действий и перераспределить имеющиеся ресурсы. Южное направление однозначно становилось вспомогательно-отвлекающим, с соответствующим сокращением числа участников. Но в преддверии предстоящей весьма масштабной операции у тихоокеанского побережья Японии очень важно было удержать оставшиеся силы японского флота и начавшие активно мешаться под ногами английские крейсера, а в перспективе еще и миноносцы, у Цусимы. Так что тем, кто останется здесь, действовать предстояло весьма активно, оттягивая все что можно от восточного направления.

После предварительного обсуждения сошлись во мнении, что самым убедительным для противника станет имитация продолжения реализации генеральной доктрины по максимальному сокращению снабжения японских армий на континенте. Это планировалось с самого начала, так что больших дополнительных проработок не потребовало. С этой целью предполагалось снова нанести довольно основательный визит на японский остров Окинава. Его расположение далеко в стороне от основных прикрываемых судоходных маршрутов из Европы в Китай, к которым Владычица морей традиционно относилась с наибольшим трепетом, позволяло надеяться на сохранение достаточной скрытности на начальном этапе и обойтись меньшими силами при сохранении желаемого эффекта.

Уже имелись сведения, что о наших прошлых визитах туда извещена японская Главная квартира и что предпринимаются кое-какие меры для противодействия подобным рейдам в дальнейшем. Однако телеграфное сообщение с Формозой через этот остров до сих пор не восстановлено. К повреждениям, устроенным крейсерами на линии в Наха теперь добавились еще и разрушения кабелей где-то у самой Формозы. Судя по всему, авантюрист Нильсен все же выполнил свою часть контракта.

В условиях полного господства нашего флота на театре боевых действий рисковать своими кабелеукладчиками при восстановлении столь протяженной проводной коммуникации японцы не желают. А англичане затеяли по этому поводу нудные переговоры, желая урвать по максимуму. Гарантированное отсутствие в тех местах телеграфной связи позволит достаточно долго скрывать истинный размах предпринятой вылазки с сохранением видимости начала реализации далеко идущих локальных блокадных планов.

Хотя для набега все же требовалось, пусть на время, но выделить часть сил армии и флота на занятие в принципе ненужного России острова, такой ход, при минимальных затратах, косвенно обеспечивал выполнение сразу двух первостепенных задач. Параллельно с отвлечением противника от направления предстоящего основного удара активные действия в промежутке между Цусимой и Окинавой не позволят в ближайшее время возобновить в серьезных объемах снабжение по морю японских армий на континенте из метрополии и, вполне возможно, заметно уменьшат поток военной контрабанды, постоянно идущей из Европы в Японию.

К тому же этот вояж просто несколько удлинял маршрут следования до точки общего сосредоточения перед последним броском для привлекаемых к нему сил. Серьезного сопротивления не ожидалось, так что заметных потерь в этой почти тренировочной акции надеялись избежать.

Конечно, с появлением нашего флота и армады транспортов у восточного побережья Японии истинная суть этой мышиной возни в архипелаге Рюкю сразу станет ясна всем, но времени для полноценного реагирования у противника и их союзников уже гарантированно не останется.

При разборе прочей штабной и циркулярной корреспонденции из Петербурга обнаружилось запоздавшее уведомление для наместника и командования флотом, что заказ на изготовление дополнительного комплекта снарядов для броненосцев и крейсеров к концу июня наконец-то разместили на заводах. Но он может быть исполнен не ранее чем через два месяца, даже с привлечением к этому иностранных предприятий.

Учитывая время, необходимое на доставку, пользы от тех снарядов окажется не много. Радовало хотя бы, что готовый боекомплект будет снаряжаться уже по новым стандартам со строжайшим соблюдением весовой дисциплины и отправляться, по мере изготовления, железнодорожным транспортом в самые кратчайшие сроки.

До тех пор все необходимое будут по-прежнему изымать из арсеналов Черноморского и Балтийского флотов, но с обязательным предварительным калиброванием, дефектовкой и переснаряженим. Из Лазаревского адмиралтейства в Севастополе уже отправлена первая партия стальных бомб, снаряженных немецким толом и доработанными взрывателями. Пробный отстрел таких снарядов из пушек броненосцев «Три Святителя» и «Ростислав» дал очень хороший результат.

Иначе говоря, необходимое обеспечение начнет прибывать не раньше чем через две недели, и это в лучшем случае, а принять все возможные меры для скорейшего завершения войны, как обычно, нужно уже сейчас! В принципе, не имея нормальной промышленной базы на Дальнем Востоке, ни на что другое рассчитывать и не приходилось. Неизбежные при таких масштабных и дальних перевозках накладки и задержки, судя по всему, придется снова компенсировать за счет ослабления чего-то менее важного.

Среди почты нашлось и извещение, что поданные еще два месяца назад документы на присвоение внеочередных званий наиболее отличившимся офицерам флота по совокупности заслуг и без учета ценза все еще находятся на рассмотрении. Хорошо, что все представления к наградам оказались удовлетворены в полном объеме.

В связи с этим в условиях жесткого кадрового голода приходилось продолжать практику назначения на командные должности людей несоответствующего звания, что вызывало дополнительные кривотолки со стороны. Учитывая, что фактически эскадра на Цусиме все еще не имела командующего, до возвращения во Владивосток следовало решить еще и этот вопрос.

Имелось также и сообщение от одного из старых хороших знакомых Рожественского из «высших сфер». Он приватно уведомлял об отправке на Дальний Восток специальной комиссии по расследованию финансовой деятельности штаба Маньчжурской армии, а заодно и штаба наместника и наших представителей в Шанхае и Сайгоне. Возглавлял ее, ни много ни мало, вице-директор Кредитной канцелярии императорского двора А. И. Вышнеградский. В ее состав входит также товарищ главного военно-морского прокурора генерал-лейтенант Извеков.

В телеграмме указывалось, что отправку столь высокой ревизии санкционировал лично Николай II после того, как до него дошли некие крайне возмутительные сведения о деле генерал-майора Ухач-Огоровича[11], начальника транспортов и одновременно начальника управления разведки Маньчжурской армии при Куропаткине. Теперь этот генерал вместе с несколькими другими интендантами достаточно высоких рангов перевоспитывался в Сучанских копях. А более двух десятков их подельников помельче на местах после приговора военно-полевых судов расстреляли перед строем, приравняв предпринятые ими хищения, повлекшие за собой заметное снижение боеспособности армии, к государственной измене. Столь суровые меры всколыхнули «либеральную общественность», и у некоторых нашлись серьезные заступники даже в столице, что вызвало массу слухов, крайне не желательных в сложившейся внутри страны напряженной обстановке.

Помимо дополнительной подпитки такими слухами разного рода «политических брожений» в головах низших слоев общества в салонах и солидных кабинетах едва ли не в открытую поговаривают, что Рожественский таким способом просто и быстро устранил конкурентов, намереваясь надежно прибрать к рукам все финансовые возможности воюющих армии и флота.

Надо сказать, что эти возможности заметно расширились с началом поступления захваченных в бою призов и трофейных грузов, финансовая отчетность по которым оставляет желать много лучшего из-за недостаточного либо специфического внимания к ней именно со стороны штаба наместника. Поступают сведения, что оказываемая немцами техническая помощь оплачивается по двойному или даже тройному тарифу, часть которого проходит непосредственно через карман наместника и там оседает, а призовой фонд вообще является практически его личной казной, используемой совершенно бесконтрольно.

Кроме того, под такой же удар попал и великий князь Михаил, развивший совместно с Министерством путей сообщения бурную деятельность на Транссибирской магистрали и непосредственно в Маньчжурии. Его тоже «обвиняют» в огромных хищениях казенных средств, организованных в сговоре с полковником Миллером и князем Хилковым и его подчиненным полковником Келлером, начальником Уссурийской железной дороги, под видом большого расширения железнодорожных сетей, снабжающих наши армии и флот и ревизии их осадных артиллерийских парков.

Такое положение вещей вызывает вполне закономерную зависть у многих столичных обитателей, оказавшихся слишком далеко от подобных кормушек. Именно их стараниями и раздувается этот скандал, пока еще не достигший страниц газет только из-за ужесточения мер люстрации, принятых по личному распоряжению государя. Некоторые особо рьяные писаки уже посажены в крепость и находятся под следствием. При этом вскрылись некие интересные факты, следствием которых стал даже вызов к царю английского посла. После чего пыл остальных несколько ослаб.

Подобные притеснения свободной прессы оказались не поняты не только за границей, но даже со стороны некоторых из великих князей, имевших серьезный разговор с императором, закончившийся новыми кадровыми перестановками и отъездом по делам службы в Варшаву и Киев двоих из них. Это, в свою очередь, стало причиной очередной серьезной размолвки Николая II с вдовствующей императрицей, из чего последовало резкое охлаждение их отношений и ее спешный отъезд в Данию.

Из полученной почты стало ясно, что меняется многое. Именно об этом, хоть и разными словами, писали и в письмах из дома всем, от матросов до адмиралов. В последние месяцы, несмотря на не самые приятные изменения в общем укладе, связанные с войной, жить в России стало спокойнее. Гораздо меньше осталось тех, кто баламутил толпы, собиравшиеся порой на улицах. Городовые стоят на своих местах, порядок в городах и на селе поддерживается жесткой рукой.

На фоне столичных передвижек и под влиянием патриотического подъема, вызванного успехами русского оружия, резко пошло на убыль забастовочное движение. Этому совершенно неожиданно в немалой степени способствовала организованная великой княгиней Ольгой еще в июне отправка матросов, тяжелораненных в двух цусимских боях, а также солдат, пострадавших в июньском корейском наступлении и майдзурском и цусимском делах, для окончательного излечения на курорты Европейской части страны. Причем за счет средств императорской семьи с последующим недельным отпуском домой.

Почти все они к этому времени по итогам оказались с медалями или даже с Георгиевскими крестами на груди. Эти герои появились в своих глухих деревнях как раз тогда, когда высочайшим указом были отменены выкупные платежи и введено «Обязательство по рачительному использованию пахотных земель», предписывавшее помещикам и прочим землевладельцам обеспечить рациональное и максимально эффективное землепользование.

Для надзора за этим учреждался акционерный сельскохозяйственный банк с контрольным пакетом за царствующим домом, с соответствующим штатом агрономов и прочих необходимых специалистов. Помимо активного внедрения прогрессивных методик он должен был заниматься одновременным предоставлением льготных кредитов на такие мероприятия. Ну и еще кое-что по мелочи, чтоб людишки с голоду не пухли.

К тому же начали широко распространяться красивые лубочные плакаты, зазывавшие на новые благодатные земли где-то на Дальнем Востоке, откуда эти Иваны да Федоты как раз и заскочили к домашним за казенный кошт. А в рабочих слободках все настойчивее прививалось правило давать два законных выходных в неделю, как это уже ввели царским указом на всех казенных заводах, а сверхурочные – за отдельную плату. Возможно, именно такое совпадение сразу нескольких не особо значительных обстоятельств и смогло столь резко изменить все.


У отпускников и дома, и в дороге разговор с агитаторами был короткий.

– Ах ты, тля худая, снаряды, патроны на войну везти не хочешь! А чем же там нашему брату воевать прикажешь?! Против кого развернуть? Я те щас разверну! Я тее щас все как надо развальцую! На-а!

– Пушки, пулеметы делать не будешь?! На-а!

– Это ты, малахольный, японскому микаде поздравление написал?! Нет! А кто?! Смотри у меня!

– Ах, ты это про НАШЕГО ЗИНОВИЯ так?! Да я тебя за это!..

Причем все от души, явно не за деньги. Такое сразу чувствуется. Да и авторитета у отпускников в разы больше будет, чем у заезжих пустобрехов. Они сами все на себе испытали «За Веру, Царя и Отечество!» А этот вовсе не из наших краев. Да и вообще… на еврея сильно похож! Бей его, ребята!..

Так и пришлось товарищам карбонариям после исчезновения некоторых видных фигур, запятнавших себя кровью, затихариться до поры. А видя незавидную участь тех, кто чудом уцелел после того, как, упамши раз двадцать прям лицом на что-то твердое, успел в околоток «самолично» сдаться и попал под трибунал по законам военного времени, некоторые и вообще переменили свои политические взгляды. Поскольку контингент пошел вообще несознательный. Ну, просто невозможно работать с такими людьми! Особенно если денег за это не дают.

Этот вопрос затронули уже чисто попутно во время короткого обеденного перерыва, перед самым прибытием крейсеров из Окочи. Тема оказалась самой приятной из всех, обсуждаемых за это уже непомерно растянувшееся утро, так что аппетита никому не портила, и менять ее не хотелось. Однако война продолжалась. Получив рапорт о прибытии «Богатыря», «Светланы» и «Терека», трапезу свернули, а потом и стрельба на рейде началась, вернув все на свои места.





Глава 11




За три часа до рассвета 28 сентября все телеграммы из Владивостока и Гензана уже снова усердно глушились сразу после позывных, и на Цусиме их никак не могли разобрать. Японцы явно не собирались оставлять флот, засевший в Озаки, в покое. Это тревожило, но прямо сейчас ничего предпринять было невозможно. Решили ждать возвращения «Безупречного» и, исходя из доставленных им сведений, планировать дальнейшие действия. А пока продолжать исправлять повреждения да готовиться к встрече пароходов и обратному переходу вместе с ними.

О тяжелом ранении наместника в главную базу флота до сих пор не сообщали. Даже в Озаки об этом мало кто знал. Учитывая развитую агентурную сеть противника, опасались резкой активизации японцев. Решили это пока так и оставить. Заранее заготовленный Рожественским письменный приказ о назначении нового командующего всей Владивостокской эскадрой снимал все возможные вопросы о преемственности командования. Оставалось вызвать из Гензана контр-адмирала Йессена.

Но напрямую депеши не проходили. Тут свою помощь предложили немцы. Еще до полудня была получена шифрованная телеграмма от второго флагмана германской Восточно-Азиатской эскадры контр-адмирала Мольтке, находившегося на крейсере «Фюрст Бисмарк» юго-восточнее острова Росс и прекрасно слышавшего наши тщетные вызовы. Он сообщал, что в данный момент его шеф старший флагман вице-адмирал Притвиц находится на «Ганзе» в Корейском заливе и вполне прилично слышит вызовы по телеграфу без проводов со станции в Гензане, откуда также не могут связаться с Владивостоком. Только, не имея кода, не может разбирать текста отправляемых депеш.

Между первым и вторым германскими адмиралами поддерживается устойчивая радиосвязь длинными шифрограммами в рамках проводимых учений по телеграфированию значительных объемов информации на большие расстояния, так что, не вызывая подозрений, вполне возможно попытаться передать и нашу депешу, только пере-шифрованную немецким кодом, а потом обратно перекодированную уже по-нашему.

Поскольку Йессен со своими броненосцами сейчас должен был находиться в Гензане, а у него, как у начальника отряда, должны иметься и наши, и немецкие телеграфные книги, через союзников ему немедленно отправили приказ: «Срочно произвести ночную разведку вдоль восточного побережья Кореи и лично явиться на Цусиму якобы для доклада о развитии ситуации в Броутоновом заливе и вдоль русского побережья Японского моря». Но ответа все не было.

Точной гарантии, что в Гензане хотя бы попытаются разбирать депешу, шифрованную немецким кодом, никто дать не мог. Поэтому в самом ее начале поставили личные позывные наместника для привлечения внимания. Ждали в напряжении. Ретрансляция самого приказа и доклада о его получении в Корейском заливе вместе со всеми промежуточными шифрованиями и перешифрования-ми заняла около часа. Но дальше «Ганзы» сообщение так и не ушло. К пяти часам пополудни Притвиц сообщил, что, несмотря на постоянные повторы послания каждые полчаса, до адресата, судя по всему, оно не дошло.



Уже после войны стало известно, что в Гензане так и не услышали вызовов с германского крейсера. Скорее всего, горы не давали проходить радиоволнам. Их более крутые восточные скаты давали мертвую зону, в которой и оказался Гензан с его окрестностями, в то время как сигналы гензанской станции оставались доступными для приема в акватории Корейского залива.



К всеобщему разочарованию, единственным итогом переговоров стала лишь тренировка минных квартирмейстеров в перешифровке депеш. А с Гензаном удалось связаться напрямую только к вечеру 30 сентября. Еще до наступления полной темноты 1 октября на «Грозном» прибыл Иессен. Вместо него старшим на отряде малых броненосцев временно оставался командир «Адмирала Ушакова» капитан первого ранга Миклуха. В Озаки это решение одобрили и оформили соответствующим приказом как постоянное. Этот приказ и несколько срочных телеграмм во Владивосток и Петербург отправили с тем же эсминцем обратным рейсом.

К прибытию Иессена все помехи в эфире прекратились. Это казалось странным. На переходе в темное время суток с «Грозного» не менее пяти раз видели довольно крупные суда, следовавшие в восточном либо в западном направлении, недалеко от скалы Лианкур. Их приняли за дальний блокадный дозор, удивившись его плотности, и не атаковали, опасаясь ввязываться в бой с превосходящими силами противника, имея совершенно другую обязательную для исполнения задачу.

Поскольку сейчас обмен оперативной информацией между главной базой, Гензаном и Озаки стал возможен, с этого момента все флагманы и большая часть командиров буквально квартировали на «Орле», так как расширенные совещания штаба прерывались только на обеды и сон. Терять время на ежедневные переезды с корабля на корабль никто не решался.

В числе прочих решался вопрос и о переводе «Авроры», нарвавшейся на торпеду в Сасебском заливе, во Владивосток. Дело в том, что основательная ревизия повреждений выявила, что они оказались меньше ожидаемого, даже в сравнении с пострадавшим от точно такой же торпеды «Жемчугом».

Как показал осмотр водолазами, у крейсера второго ранга попадание пришлось в нижнюю кромку пера руля, что инициировало взрыв боевой части почти в четырех метрах от обшивки, причем под кормой с ее острыми обводами. Только благодаря этому разрушения обшивки оказались не столь масштабными и фатальными. Набор корпуса пострадал мало. При последующих осмотрах, уже в Озаки, обнаружилась только значительная прогибь нескольких первых шпангоутов и сквозные трещины на рулевой раме и ахтерштевне в районе дейдвуда среднего винта. А все затопления вызваны разрывами стальных листов обшивки и разошедшимися заклепочными швами, хотя и на довольно большой площади.

На «Авроре» же удар пришелся прямо в борт на четырехметровой глубине со стандартным срабатыванием взрывателя самоходной мины. Но при этом образовалась сравнительно небольшая пробоина, а площадь деформации обшивки оказалась минимальной. Внутренние переборки совершенно не пострадали. Судя по всему, деревянная обшивка подводной части сильно смягчила воздействие взрывной волны. Остатки брусьев по краям пробоины казались буквально размазанными по металлу, с растянутыми на всю длину волокнами.

Инженерным корпусом отмечалось, что примерно такая же картина наблюдалась и при осмотре повреждений однотипной «Паллады», полученных ей в самую первую ночь войны. Тогда разрушения корпусных конструкций также оказались меньшими, чем на пострадавших подобным образом двух броненосцах.

Сроки докового ремонта «Авроры» в заводских условиях главной базы флота, по оценкам специалистов, не превышали пяти недель, так что у «богини утренней зари» еще был шанс повоевать под занавес кампании. Но для успешного перехода требовалось провести довольно трудоемкие разгрузочные мероприятия, вплоть до снятия большей части артиллерии и запасов, и дополнительно укрепить как заделку самой пробоины, так и переборки примыкавших к затопленным отсекам помещений. А ни людей, ни средств для этого не хватало. Могли не успеть.

Когда вечером того же 1 октября вернулся «Безупречный», стало известно, что наша армия в Маньчжурии перешла в наступление. Точных сведений пока добыть не успели, но по слухам и другим признакам выходило, что там наметился явный успех. Это радовало, однако работы у штаба только добавилось.

Изначальный план действий, утвержденный Дальневосточным Военным советом во Владивостоке, пришлось дополнять и изменять с проработкой вариантов возможной реакции, японцев, а теперь еще и англичан. С этой скрытой, но реальной угрозой тоже приходилось считаться. В том, что джентельмены, не сумев выиграть даже по своим правилам, будут эти правила активно менять под новые нужды, сомнений не было.

Среди доставленных из Шанхая телеграмм имелось донесение вице-адмирала Дубасова о начале планового послепоходового ремонта всех кораблей. Предполагалось закончить все к концу первой недели октября. На шестое число предварительно назначалась дата готовности к переходу к месту общего сбора. Запрашивались время и точки рандеву с флотом, либо другие инструкции по прорыву во Владивосток.

Он сообщал также, что на эскадре имеется в достаточном количестве всех видов снабжения, но вследствие интенсивных тренировок комендоров появился некомплект по боеприпасам, особенно для скорострельных шестидюймовых пушек, достигающий 23 процентов от нормы. Это было вполне решаемо. Главным являлось то, что наш флот теперь гарантированно получал столь необходимые ему подкрепления раньше японцев.

Но, как обычно, с почтой из столицы прибыли и проблемы. Из Министерства иностранных дел уведомили, что барон Розен секретным циркуляром отозван с должности посла в САСШ для участия в переговорах о мире. Включение его в состав делегации считалось обязательно, поскольку он длительное время до войны успешно работал в Японии, имеет опыт ведения переговоров с ними, полученный при заключении договора по Корее Кисо – Розена в 1898 году и пользуется там определенным уважением.

Сам факт награждения его японским орденом Восходящего солнца первой степени в 1899 году являлся лишь косвенным тому доказательством. Да и доказательством ли вообще?! Кому только такие ордена не вручали. Но эти сведения подтверждались по линии французского МИДа. Стало известно, что в ходе ведущихся переговоров между японскими, американскими и английскими представителями о посредничестве в заключении перемирия упоминалась именно эта фамилия в качестве наиболее желательного кандидата со стороны России. До приезда Розена во Владивосток высочайшим указом запрещалось начинать активные действия.

Это распоряжение неизбежно вело к потере времени и набранного темпа, что грозило обернуться утратой инициативы, но игнорировать его тоже было нельзя. Так что помимо боевых операций пришлось планировать еще и срочную доставку бывшего посла из Америки. Так как ждать во Владивостоке всем флотом приезда столь значимой персоны из-за океана можно было до самого замерзания бухты Золотой Рог, приняли решение встретить его непосредственно в точке сбора, минуя все промежуточные пункты. Так должно было получиться гораздо быстрее.

Для барона Розена составили секретные инструкции, следуя которым, он инкогнито должен был как можно быстрее добраться до Сан-Франциско, где сесть на пассажирский пароход и отправиться на Гавайи. Оттуда его уже будет можно забрать любым зафрахтованным быстроходным судном или даже яхтой, отправленной туда заранее. Связей Гинсбурга, привлекаемого к этому делу, для максимально скрытной и поспешной организации такого рейса вполне должно было хватить.