Перекресток трех дорог

– Восьмое управление МВД наложило полное вето. Закрытые города. – Генерал помолчал. – Гриф «Совершенно секретно». Кроме известных восьми жертв было ведь еще восемь других, и не старух, а молодых девушек – от шестнадцати до двадцати пяти, совсем юный паренек и она… Наина, которая и положила конец кошмару. В первые два года Малофеев совершал по два убийства в год – душил, а затем удушения начали происходить реже – одно убийство в год. И мы тогда подумали, что он сбавляет обороты. Мы и представить не могли, что ублюдок имел иные ипостаси.

– Как вы сказали, генерал? Иные ипостаси? – Макар подался вперед.

– Фигуральным образом выражаясь. Преступления происходили по всей Сибири и на Дальнем Востоке. Мы сразу поняли, что наш тип перемещается по стране и, судя по всему, это связано не с его отпусками, а с командировками. Но мы сначала отрабатывали душителя, понимаете – этого «доктора» с чулком или косынкой-удавкой. А другая его ипостась была – зверь кровавый. Он одновременно совершал разные серийные убийства и кардинально менял свой почерк. В годы, когда он душил по одной старухе, он компенсировал свой «недобор» другими жертвами. Иркутск, Новосибирск, Комсомольск-на-Амуре, но были и небольшие сибирские города… В Новосибирске через неделю после убийства старухи со всеми серийными атрибутами в городском парке был обнаружен труп семнадцатилетнего мальчишки. Буквально растерзанный на куски. Потом в других городах в парках были обнаружены уже женские трупы. И тоже со страшными увечьями. Он их кромсал на куски. Но посмертно. Сначала он всех убивал – душил. И между убийствами пожилых женщин и обнаружением очередного изрезанного трупа где-то в парке или в лесной полосе проходило не так много времени. Так что в конце концов мы подумали… хотя изначально не связывали эти преступления воедино, но два таких маньяка… такого градуса ярости, осторожности, предусмотрительности, наглости… Мало-помалу мы пришли к выводу, что все эти столь разные по почерку преступления совершает один и тот же человек. Что все это его метаморфозы.

– Это вы догадались, вы связали, как я слышал от коллег, – заметил полковник Гущин.

– Мы все работали тогда как проклятые. Но на дворе был конец семидесятых – начало восьмидесятых, мы не располагали прямыми уликами, лишь косвенными. Ничего ведь тогда не было у нас в смысле технических, научных средств криминалистики, какие есть сейчас. Но мы проверили сотни подозреваемых. Отрабатывали всех, кого возможно… особое внимание уделяли транзитникам, командировочным, дальнобойщикам, вахтовикам. Но нам не везло, Федя. Закрытые города… Вот в чем была фишка. Он, Малофеев, сам был из закрытого города. Он работал на биохимическом предприятии, занимавшемся разными секретными технологиями и фармацевтикой в области геронтологии. Тогда ведь это было архисекретно и актуально – геронтология, все наши тогдашние правители Политбюро и генсеки дышали на ладан. Проверить командировочных сотрудников из закрытых городов мы не могли, нам бы никто этого не позволил. Поэтому он шесть лет творил, что хотел. Забавы в лесу, где жертв сначала убивал, а потом кромсал, Малофееву надоели. И в последние три года мы уже трупов изувеченных не находили. Но понимали – он не остановился, он начал похищать свои жертвы и где-то держать их тайно. Мы отрабатывали каждый случай пропажи без вести молодых женщин той возрастной группы и юношей. Малофеев выбирал одиноких старух, чтобы ему никто не смог помешать в момент убийства в их доме. А девушек он выбирал полных, невысокого роста, темноволосых и обязательно с серыми или зелеными глазами, не черноглазых. Паренька того он выбрал тоже полного и женоподобного…

– Как вы все-таки на него вышли? – спросил Гущин.

– Он обнаглел. Последнее убийство пожилой женщины он совершил в закрытом городе – не в своем, в другом. И Восьмое управление сразу же поставило нас в известность – у них же были наши ориентировки ГУУР. Мы срочно вылетели туда. Понимаете, это режимный объект, закрытый город. Там все по пропускам – кто приехал, откуда. Начали проверять, сопоставлять с данными по прежним убийствам. И обрисовался некий круг. Предприятия оборонного комплекса и города, из которых наш убийца-серийник мог прибыть. Но в закрытом городе, на наше невезение, проводилось некое совещание по отраслям. И туда приехало много командировочных. Больше сорока пяти человек, практически все мужчины. Мы решили, что будем проверять всех до одного, хотя там были люди высокого уровня и с большими звездами на погонах. Восьмое управление подключилось. А я… я чувствовал – он кто-то из этих сорока. И он еще в городе… Мы решили выманить его. Дать ему то, что он так жаждет – идеальную жертву. Мы решили использовать подсадную фигуру. Поймать его на живца.

– А что же Наина Раткевич?

– Мы с коллегами просмотрели все кандидатуры сотрудниц милиции для нашего живца, я отобрал троих. Но они были не совсем те типажи. Мы перекрасили им волосы, но все равно это было не то. И тогда начальник местного розыска предложил в качестве подсадной утки свою дочь… свою приемную дочь Наину.

– Она из наших? – Полковник Гущин, забыв обо всем, хотел подвинуть свой стул ближе к генералу, однако вовремя остановился. – Она из полицейской семьи?

– Он ее удочерил после того, как женился на ее матери. У него была своя дочка от первого брака на восемь лет старше Наины, насколько я помню. Наина тогда училась в Томском университете, кажется, на историческом факультете… мы разговаривали с ней об истории… Она была такой смелой, редкой девушкой. – Генерал Карпов на секунду умолк. – Я, когда ее увидел, понял – она идеальная фигура, наш ублюдок на нее клюнет. Надежда такая была – мы ведь за соломинку хватались. Наина сразу согласилась на предложение отчима помочь нам поймать убийцу. Она такая по жизни… доброволец во всем, как сейчас говорят, волонтер. И она любила отчима, тот вырастил ее, она его отцом своим считала, поэтому согласилась сразу. И внешне она подходила – невысокая, крепко сбитая… не красавица, но что-то было в ней такое… как вам сказать… увидишь ее – не забудешь. Серые глаза… Отчим ее решил, что он сам лично будет ее страховать, никому не доверит ее охрану. Мы не могли много сотрудников задействовать – это же совсем небольшой город и все чужаки как на ладони. Лето на дворе стояло, такой же июль благодатный. Наина приехала к родителям и сестре на каникулы. Мы отработали наш план – днем и вечерами она должна была появляться в людных местах города – а это центральная площадь, где находился Дом культуры, где совещание и проводилось. А вечером там были концерты и потом дискотеку молодежь устраивала – танцы допоздна. Наина должна была якобы с этой дискотеки возвращаться одна, без провожатых. Мы не знали точно, как наш урод их всех похищает. Как ведет себя, что использует – предполагали, что у него, возможно, машина своя. Так и вышло – Малофеев сразу ее заметил и захотел. В этом наш расчет оправдался. Во всем другом мы ему крупно проиграли.

– Он похитил ее?

– Он зарезал ее отчима. Ударил его ножом в живот. А тот, хоть и был подготовлен ко всему, не сумел… он прокололся. Малофеев сделал тогда вид – там, на темной улице, по которой Наина шла домой с дискотеки, что он сбил на машине собаку.

– Сбил собаку? – не удержался Клавдий Мамонтов, который до этого момента хранил молчание.

– Да. Он ее с собой привез в багажнике. Бродячую собаку убил, а сделал вид, что сшиб случайно. Суетился вокруг своей «Волги», руками размахивал, причитал – такой неприметный с виду мужичок… невысокий, в очочках, лысый, тихоня тихоней… этакий типичный интеллигент советского НИИ. «Ах, я не нарочно… темно… бедный пес… девушка, а это не ваша собака?» Наина мне потом призналась – хотя она и напряжена была и готова вроде бы, и видела в каждом встречном маньяка – в тот миг она даже представить себе не могла, что это он и есть. Она подошла к нему сама, взглянуть на несчастную собаку, а он ударил ее шприцем в шею. Он же фармацевт, он имел доступ к таким препаратам, про которые я лично только потом из химических экспертиз узнал… Она потеряла сознание мгновенно, он ее начал запихивать в машину. Отчим ринулся к ним, а Малофеев… два ножа… он носил с собой всегда два ножа. Удар его правой руки начальник розыска отбил, а Малофеев был «двурукий», одинаково хорошо владел обеими руками. Он ударил его в тот же миг левой рукой – ножом в живот и провернул нож. Когда мы поняли, что все пошло не так, когда примчались туда – это заняло четверть часа, отчим уже умер. А Малофеев с Наиной в машине скрылся. Начальник розыска умер, не успев ничего нам рассказать, и мы не знали, кого искать… А на следующий день кончилось то закрытое совещание. И они все разъехались. Малофеев на машине направился в свой закрытый город, с собой он увез Наину Раткевич.

– Но там КПП, – сказал Гущин. – Машины, выезжавшие из города, разве не проверяли тогда?

– Проверяли. Ему снова повезло. Его проверили, и… он не вызвал подозрений. Его отпустили. Багажник даже не стали открывать. Он вообще никогда ни у кого не вызывал никаких подозрений. В этом была его великая сила. Наина мне потом говорила… он ей хвастался – незаметность, мимикрия, способность не привлекать к себе внимание, словно растворяться в окружающей среде, были якобы ему даром свыше…

– От кого?

– Я по порядку вам все расскажу. Наши командировочные разъехались в разные закрытые города. Это Сибирь, понимаете, какие там расстояния. Тот город, куда Малофеев увез Наину, располагался в трехстах километрах, другие были гораздо дальше. Нам предстояло проверить сорок человек. Мы делали, что могли, мы торопились изо всех сил. Наши подозрения тогда пали на другого мужчину – он был убежденный холостяк, никогда не женился, имел собственный дом с подвалом и машину, потому что занимал солидную должность в закрытом НИИ. Я именно его подозревал. И потом он был тренированный спортсмен, занимался боксом и уже тогда практиковал занятия единоборствами, про которые мы лишь слыхали краем уха в начале восьмидесятых. А мы же знали, как легко наш убийца справился с отчимом Наины. Поэтому я с опергруппой вылетел в тот город заниматься ложным, как потом выяснилось, фигурантом. А Малофеева в его закрытом городе проверили сотрудники Восьмого управления, как и остальных. Он жил в однокомнатной квартире после развода с женой… Как мне позже объявила его бывшая жена – а она оказалась старше его на двенадцать лет, – она сама его бросила. Необычно для таких браков, да? Когда жена намного старше мужа, она за него крепко держится, а эта бросила, призналась мне – он вызывал у нее физическое отвращение. Природу его она не могла понять, но ее от него тошнило, хотя он был тихий и пальцем ее не трогал. Мы потом поняли, что свое первое убийство пожилой женщины он и совершил спустя три месяца после развода, словно ярость свою выместил… «Восьмерка» проверила гараж Малофеева – обычный гараж, там стояла его «Волга». Он никогда свои жертвы в гараже не держал. Он выкопал себе схрон-бункер в лесу. Туда можно было подъехать на машине, но часть пути приходилось идти пешком, и свои жертвы он тащил на себе. Ему, видимо, немало времени потребовалось в те первые три года, чтобы обустроить свое логово – под деревьями на склоне холма, вход он тщательно замаскировал. Внутри он выкопал что-то типа пещеры-землянки и укрепил стены бревнами, как в бункере, у него даже генератор был военный – где-то купил его себе, множество керосиновых ламп и… Я когда туда спустился… Там внутри так воняло… Кровь пропитала стены и пол… Он оборудовал себе пыточный застенок… И еще там везде были…

– Что? – хрипло спросил полковник Гущин.

– Фетиши, обереги… Он же называл себя Отцом живых – так мне сказала Наина потом. Он ей говорил: я мол, Бог Велес новоявленный… языческий лесной бог – Отец живых. Он был убежденный язычник. Сейчас тоже некоторые всем этим увлекаются – славянской мифологией, язычеством, но это как игра, а он себя воображал не просто жрецом какого-то культа, он фанатично уверовал, что есть сам воплощение Велеса. Он себе в жертву приносил тех, кого убивал. На стенах Малофеев прибил медвежьи черепа – он, оказывается, их у охотников покупал и… Я как глянул – сначала подумал, это кисти рук скелетированные прибиты… но это оказались медвежьи лапы. Малофеев своим жертвам руки не отрубал, он только ей, Наине пригрозил руку топором отрубить, если она вдруг посмеет… – Старик-генерал на секунду умолк, закрыл глаза. – Если есть ад на свете, то я его увидел в той вонючей лесной яме с медвежьими черепами и стенами, обмазанными человеческими мозгами… И она, Наина, эта двадцатилетняя девочка… наш отважный доброволец, которого я клялся уберечь и не уберег, провела в том аду с ним девять дней. Когда он ее туда приволок, там оказалась еще одна жертва. Мы о ней вообще ничего не знали. Он ее похитил за три дня до своей командировки и посадил в бункере на цепь, забрал ее из деревни. Она была художница, со своим парнем приехала из Омска на лето на этюды, дом они сняли. Парню все надоело быстро, и он слинял, а она осталась одна в деревенском доме. Малофеев ее похитил, она была постарше прочих, уже под тридцать, но по типажу ему подходила. Все девять дней, пока Наина находилась в схроне, он на ее глазах пытал эту несчастную. Страшно пытал. Являлся в схрон каждый вечер после работы на своем предприятии. А выходные вообще там провел. Художница кровью истекала, но он ее каждый раз не до смерти пытал, продлевал себе кайф… Говорил Наине – гляди, это все во славу Велеса Всемогущего Отца живых, то есть меня, чем больше мучений, страданий, слез, криков – тем благодатнее, угоднее жертва. Старые боги жестоки, но щедры к своим рабам, потому что в их власти и жизнь и смерть, и если угодить им жертвой, умилостивить их, то и дары их превзойдут все ожидания. Он говорил ей – вот я делаю, что хочу, и никого не боюсь, никто меня никогда не тронет и не поймает, потому что я под защитой могущественного бога, который во мне воплотился. ВРЕМЯ ВОЗВРАЩАТЬСЯ К СТАРЫМ БОГАМ, ДЕВОЧКА МОЯ… Так он говорил ей – она мне это рассказывала. И говорила еще, что, по его словам, очень скоро наша жизнь должна перемениться кардинально, словно он знал, предчувствовал, какие изменения ждут нас через каких-то десять лет, в девяностых. Он за все эти девять дней не давал ей никакой еды. Бросил лишь на пол, как собаке на цепи, окровавленный кусок мяса… Он его срезал с ноги той, второй… которую пытал… резал, кромсал на куски. Предлагал Наине вернуться к старым богам…

Пауза.

В темной летней подмосковной ночи Лунная соната. Виолончель. Реквием по мертвецам…

– На девятый день мук Наина к старым богам вернулась, – сказал генерал Карпов. – И… Малофеев проникся… Он прежде никогда со своими жертвами не вступал в половые отношения. Мы никогда не находили признаков изнасилования на трупах или каких-то выделений. Мы считали, что он импотент – все это вписывалось в картину душителя старух. Но мы и здесь оказались не правы. Малофеев в своем схроне вступил с Наиной в связь. Он снял с нее собачий ошейник с цепью, которой она была прикована к бревну. Правда, он сковал ей одну руку и ногу наручниками. Другую руку оставил, чтобы она гладила, ласкала. Он доверился ей. Они занимались сексом на пропитанном кровью земляном полу. Когда он расслабился, Наина этим воспользовалась. Она… она…

– Что она сделала, генерал? – не выдержал Макар.

– ТО, ЧТО ОНА С НИМ СДЕЛАЛА, УЖАСНО.

Ночь. Виолончель. Лунная соната. Тьма…

Тьма…





Глава 51

Психоз № 2. Отец живых




Давно. Где-то в лесах Сибири.

Точное место никогда не указывали на картах



– Умерла. Великий Отец живых бог Велес забрал ее душу и плоть. Я рад, девочка, что ты наконец причастилась и разделила со мной счастье. Я всегда хотел разделить это с кем-то…


Землянка-бункер, свет керосиновых ламп, подвешенных на крюках к бревнам, укрепляющим земляной потолок, как в шахтах. Посредине самодельный стол – на козлах прибит лист железа. На нем – растерзанное женское тело со вскрытой грудной клеткой и содранной кожей на бедрах.

На углу стола крепятся токарные тиски. В них ОН зажал ее правую руку – она никогда бы не сумела ее вытащить и дотянуться до второго стола, где ОН разложил свои инструменты – пилы, сверла, иглы, ножи, бритвы, клещи, крюки…

Все это измазано свежей и застаревшей кровью, все это использовалось здесь в землянке-схроне и прежде и сейчас, у нее на глазах. От правой руки, зажатой в тисках, до ножа на столе – каких-то сантиметров сорок, но она не смогла бы схватить нож или бритву и левой свободной рукой, потому что…

– У меня быстрая реакция, девочка, – объявил он ей, взвешивая в руке тяжелый топор. – Одно твое движение туда, и я отрублю тебе руку в тисках. Я этого никогда не делал прежде. Не хочу делать и с тобой, не вынуждай меня. Пообещай, что ты не возьмешь в руки ничего острого. Поклянись мне.

– Клянусь, ничего острого… не возьму…

Ее голос звучал хрипло. Она сама не узнавала его – разве это я шепчу? Язык во рту распух от великой жажды.

Когда она пришла в себя и обнаружила, что лежит на сыром полу в полной темноте абсолютно голая – вся одежда с нее была снята, а на шее намертво сомкнулся собачий строгий ошейник с шипами, к которому была приделана цепь, прикрученная к бревнам, укреплявшим стены (все это она определила на ощупь), она поняла, что случилось и кто ОН – тот тип с собакой на дороге.

ОН тогда ударил ее шприцем в шею, но она практически не помнила этого, не видела она и того, как ОН зарезал ее отчима – в этот миг она уже отключилась. Вколотый препарат подействовал мгновенно. Она осознала, что произошло, лишь в землянке-бункере, прикованная цепью к бревнам, словно та несчастная собака…

В темноте кто-то часто прерывисто дышал и время от времени хрипло стонал. Стоны, полные муки и боли…

И тьма…

ОН явился лишь на третьи сутки в свое логово. В свой Храм. Так он называл эту вонючую яму…

За то время, пока ОН держал ее в темноте, она не пила воды. А мочилась тут же на полу бункера, отползая на коленях подальше, насколько позволяла короткая цепь.

ОН явился и включил генератор. И зажег керосиновые лампы. И она впервые увидела место, где ей предстояло, по всему видно, окончить свои дни.

Когда ОН явился впервые, то принес грязное железное ведро с водой и поставил его рядом с ней. И она решила – это туалетное ведро, потому что выглядело и пахло оно отвратно. Она сходила туда, когда ОН, наконец закончив пытки, убрался из схрона.

А потом оказалось… ОН объявил ей со смехом на следующий день, когда она попросила у него воды, умирая от жажды – я же принес тебе воды, девочка, целое ведро, что ты с ней сделала, с водой?

И все последующие дни она пила через силу эту загаженную воду…

Тогда она впервые поняла, что человек на многое способен, лишь бы выжить и не умереть.

О еде его она не просила. Когда на протяжении всей ночи ту другую пытали на ее глазах… страшно… изощренно… она лишь прижималась лицом крепко к земляному влажному полу, пропитанному кровью, закрывала уши руками и молила, молила… Кого?

Она и сама не знала тогда.

Но кто-то услышал ее мольбы.

Это произошло на девятый день ее плена.

После того как ОН второй раз швырнул ей на пол, как собаке на цепи, кусок срезанной человеческой плоти.

Она в тот миг услышала… нет, ощутила словно вздох над ухом… нет, дуновение ветра, хотя в землянке было душно как в парной.

Где-то в самой глубине… Далеко-далеко…

Похожая темная пещера – только стены из камня, измазанные кровью и разрисованные охрой. Отпечатки ладоней на камне, горящий костер, овальный гладко обтесанный камень-песчаник-омфал, истинный пуп земли, некогда упавший с неба метеорит, и на нем восседающая фигура… Женщина – сгусток образов и ликов… А вокруг черепа… куски жертвенной плоти… ожерелья из ракушек и медвежьих когтей…

Фантом зорко смотрел из древней тьмы – во мрак сегодняшний, освещенный лишь керосиновой лампой.

Фантом смотрел прямо ей в глаза…

И она поняла.

Она все поняла тогда.

Она поняла, что ей надо делать, чтобы выжить.

Протянула руку и взяла тот кровавый кусок, поднесла ко рту, сделав вид, что кусает, глотает.

ОН жадно наблюдал за ней, потом сам как-то всхлипнул – словно с облегчением. ОН был абсолютно голый, как и она – раздевался каждый раз у входа, аккуратно складывал свою одежду, ставил ботинки, чтобы на них не попали брызги крови.

ОН был невысокий и с виду в одежде тщедушный, но обнаженным оказался жилистым и крепким. Грудь его, спина и ляжки густо обросли темными волосами. На нем был лишь короткий кожаный передник – фартук, прикрывавший его чресла.

– Я есть Бог и Отец живых. Имя мое Велес, – объявил он высоким пронзительным голосом. – А это мой Храм. Их смерти не напрасны. Я забираю их, чтобы жили другие, например, ты… Ты ведь не хочешь умирать, девочка моя?

– Нет.

– ТОГДА ВРЕМЯ ВОЗВРАЩАТЬСЯ К СТАРЫМ БОГАМ.

– Да, я хочу… я согласна…