Павел Чжан и прочие речные твари

А приезжал Паша всё реже.

Он принес продукты: синеватую курицу, хлеб, овощи-фрукты, молочку и пирожные в дутой пластиковой упаковке. Как знал, что у Сони пустой холодильник. Пирожные она выложила на тарелку и поставила в центр стола, наскоро заварила чай. Спиной она чувствовала колкий Пашин взгляд. Молчание, повисшее на кухне, звенело от невысказанных слов.

– Я улетаю в Китай, – Паша наконец произнес. – На следующей неделе.

Сбывался сон. Острой непереносимой горечью поднялась злость: почему только сейчас сказал? Как мог держать это в секрете? Сначала хотел втихаря сбежать, но совесть заела?

А потом пришло спокойствие. Как сказал батюшка в храме, нужно уметь принимать повороты нашей жизни, каждый день учит смирению. Соня вспомнила все ссоры, которыми в последнее время неизменно заканчивалась каждая их встреча, все разногласия насчет Пашиного проекта… Расставание было неизбежно. И как она раньше этого не понимала?

Она наре́зала бутерброды и салат, села напротив. Паша пристально следил за ней, как за опасным зверем. Затем он спрятал взгляд, ему самому, похоже, было очень неловко.

– По работе, да? – спросила Соня, размешивая сахар в чае. Она рыдать и умолять не собиралась, это было ни к чему.

– Да. И я не смогу взять тебя с собой.

Соня кивнула.

– Я знаю. Ничего страшного. Ты давно шел к этому повышению.

– Я… первые месяцы я не смогу тебе звонить оттуда. – Паша ковырнул пирожное, и то развалилось на половины. – И буду невыездным где-то год, может, два.

– Я понимаю.

Молчание.

– Наверное, нам лучше расстаться.

– Думаю, ты прав.

Он облизнул губы. Смотрел на испачканную кремом ложечку, которую крутил в длинных, чутких пальцах.

– Как дела с поиском работы? – спросил, хотя не должен был, наверное. Он ничего уже не был ей должен.

– Хорошо. Есть пара мест.

– Может, тебе оставить денег? Чтобы были на всякий случай.

– Не надо, ты и так потратился на адвоката. Я справлюсь.

Паша кивнул. Вновь тяжкое молчание, разбиваемое тиканьем часов.

– Ты меня ненавидишь, да? – он вдруг тихо спросил.

– Нет, – ответила Соня, даже не соврав. Как она могла ненавидеть того, кого любила? Глупость же. – Мы просто слишком разные, я это поняла недавно. Но я благодарна тебе за всё, что было, за помощь…

Она умолкла, всмотрелась в его лицо. Пашины глаза были сухими, но их выражение заставило насторожиться. Соня много раз видела этот блуждающий пустой взгляд у пациентов, когда им было очень плохо. В такие моменты следовало звонить прикрепленному психиатру. Проверить, пьет ли пациент таблетки, вдруг прячет их под подушкой или в носки – одна женщина так делала, в ее носке нашли, наверное, таблеток двадцать, слипшихся в грязный волосатый ком. Посмотреть, не приготовил ли пациент веревку, резинку, пакет, осколок стакана, не отыскал ли вилку, спицу, ножницы, гвоздь. Вариантов самоубиться было много.

– Ты в порядке? – спросила Соня.

Паша молча кивнул, продолжая рассматривать ложку. Он закрылся, как лаковая шкатулка, и Соне это категорически не нравилось.

Она приблизилась, тронула колкие волосы на его макушке – всегда топорщилась прядь, сколько ни зализывай. Паша привлек ее к себе, уткнулся горячим лбом в живот, как ластятся большие псы. Несколько мгновений он не шевелился, ткань халата нагрелась от его дыхания. Соня погладила его по спине, чувствуя, как он моргает, как напряжены мышцы под ее ладонями и белым хлопком рубашки.

Он потянул за конец пояса, распуская шелковый скользкий узел. Пояс упал, свернулся на Сониных босых ступнях, халат распахнулся, и Паша, не спеша, перебрал губами кожу от пупка к груди.

Соня знала, что это в последний раз.

Ну и пусть, решила она, захлебываясь в сладкой духоте. Пусть. На несколько часов отсрочить одиночество – что в этом плохого?





14


Павел впервые написал в общий рабочий чат перед отъездом. Он обычно там не появлялся, непрочитанные сообщения копились сотнями, а тут решился.

«Коллеги! Игорь всё еще в СИЗО, давайте скинемся на адвоката, кто сколько сможет», и ниже номер карты. Он и сам перечислил сумму, плюс дал Игорю контакты лощеного адвоката Михаила. Оставшиеся деньги он снял со счета и зашил в подкладку сумки, с которой собирался ехать.

Но никто из коллег не ответил, словно не было такого человека по имени Игорь Лыков. Никто не желал знать про его проблемы в Коломне, всех интересовал только веселый мажор, успешный друг на бэхе, а не дилер с наркотиками в багажнике, не жертва произвола.

– Как ты? – спросил Павел.


Игорь по ту сторону видеокамеры пожал плечами. Заросший, небритый, одетый в синий комбинезон, он сидел на пластиковом табурете, широко расставив ноги. Он не улыбался, смотрел устало. Арок им там, похоже, не давали, выводили картинку и звук на монитор.

– Что там они начали про «контрас»?

Игорь неопределенно махнул рукой:

– Да они щас всех к ним приплетают. Как будто я вместе с «контрас» в своей кофейне торговал наркотой. Бред, короче.

– Я перевел деньги, ты получил? Адвокат сказал?

– Да, спасибо, Павлух. Ты реально помог.

– А кто-нибудь еще скинул? Я делал рассылку.

– Маршенкулов. Он заезжал недавно. Его, правда, внутрь не пустили, у ворот потерся и обратно покатил.

И больше никто, значит. Почему-то Павел не был удивлен.

– Ты позвонил Михаилу?

Игорь мотнул головой:

– У меня нормальный адвокат. Но спасибо.

– Ты ему скажи, что я выступлю свидетелем. Я же видел, как тебя лупили. Блин, да от них и мне досталось. Эта контора еще связана с помощником областного прокурора, я отправил твоему адвокату документы. Думаю, пригодится.

– Ты не лезь, – повторил Игорь за Маршенкуловым. – А то и за тебя возьмутся.

Павел молчал. Игорь как будто услышал его мысли, подался ближе к камере. То ли из-за освещения, то ли из-за качества связи казалось, что за время пребывания в СИЗО глаза его выцвели до блеклой голубизны застиранной джинсы.

– Павлуха, – сказал он тихо, – я говорю, вали, пока можешь. Толку-то, если будешь здесь торчать? Езжай в Китай, покажи им всем, как наши работают. Покажешь?

– Да, – неуверенно ответил Павел.

– У тебя все документы готовы?

– Почти.

– Ну вот и клево. Ты передай потом через Маршенкулова свой новый номер. Или не передавай, ну нахрен, смени всё вместе с почтой, чтобы точно без проблем, ага?

Павел не ответил. Он знал, что и так никому не передаст, что пропадет с концами, но озвучить это пока не мог. Что, если придут за ним? Менты или братки, неважно. Подбросят наркоту, как Игорю? Волей-неволей он представлял, каково это – сидеть по ту сторону видеозвонка в переговорной с зелеными холодными стенами. Наверное, так же, как жить в детдоме, только взрослым и без прогулок. И без звонков – кому бы он звонил?

Первым делом Павел продал машину, за бесценок. Вырученные деньги тоже отправились в подкладку сумки. Продажа метров в коммуналке затянулась: покупатели приходили, крутили носами и больше не перезванивали. Поэтому он решил пока оставить комнату в покое, закрыть, а потом, года через два, как всё уляжется, продать из Пекина. Подпишет электронный договор онлайн, через посредника, не страшно.

Он огляделся.

Голый матрац, раскрытый шкаф, перевернутый журнальный столик наставил ножки в потолок. Стальной прямоугольный остов, как цветник на деревенской могиле, рядом к стене прислонены части расколотой столешницы – два полукруга острыми краями вниз. И вроде всё было утрамбовано в чемоданы, такси ползло по карте к его дому, в аэропорту ждал самолет, но Павел продолжал метаться от разбитого стола к окну, от кровати в угол, не в силах остановиться. Дергал ворот пиджака из тонкой серой шерсти – постоянно казалось, что тот неправильно заломился на шее, натирал. В животе прихватывало холодком, снизу очерчивая пустоту в груди. Чего-то не хватало, но вот чего именно, Павел никак не мог понять.

К столу, к окну, мимо кровати в угол.

К окну, мимо стола, из угла, вдоль кровати.

Бессмысленное броуновское трепыхание.

Наконец в наушнике пискнуло, поверх комнаты развернулось уведомление. У подъезда ожидал Иванов Рустам Давидович в «лифане» белого цвета. Лифан четвертого размера, как говорили в школе.

Павел нахмурился, перечитал уведомление снова. Имя было странное, точно ли таксист? Увезет в ближайший лес, а там закопает. Или мент, отправит в отделение и скажет: «Привет, Павел Шэнъюанович, где ты был в ночь с шестого на седьмое?». Павел ментов под прикрытием никогда не видел, но отчего-то ему казалось, что они должны появляться именно так – под видом водителя на замызганном такси, в момент, когда преступник собирается бежать. Руки снова сделались грязными, мокрыми, выстуженными в ледяной воде пруда. Спина и шея взмокли, рубашка прилипла полосой между лопаток.

Ничего, он справится. «Не впервой нам, да, Павлик? – прошептала Шваль. – Справимся, куда мы денемся. Ты да я – маленькая гадкая семья».

Вытащив чемодан и сумку в коридор, Павел запер дверь комнаты на все замки.

– Хорошего пути! – крикнул ему сосед в неизменных хлопковых семейниках. Улыбаясь, он выглядывал из кухни.

Следил за ним?

Караулил, когда он выйдет?

Коротко кивнув, Павел заторопился прочь.

Белый «лифан» совсем не четвертого, а скорее второго размера стоял прямо перед подъездом. За рулем сидел лысеющий, сгорбленный по форме кресла мужичок средних лет. Помогать он не вышел, пришлось заталкивать чемодан в багажник самому, в свободное место рядом с ящиком для инструментов и упаковками строительных мешков. Мешки черные, большие – в такие можно и человека сунуть, вдруг пришло на ум.

В салоне пахло куревом, и на Павла накатила дурнота. Он даже подумал вызвать другое такси, а Рустама Давидовича услать вместе с его «лифаном», но времени уже не оставалось.