Павел Чжан и прочие речные твари
Часть 27 из 43 Информация о книге
Для доступа к библиотеке пройдите авторизацию
Хотелось покурить. Игорь попытался приподняться, но мир сделал полный оборот, и пришлось сесть обратно.
– Этот, как его… дядя Вася Ма, алконавт. У него раньше бизнес был, небольшой такой, возил товары, куча «кэмелов», все дела. А потом китайцы сами провозить стали, скупать у нас по дешевке, оптом, в обход Васи. А наших с товаром наши же таможенники на границе стали заворачивать, чухню какую-то гонят и не пропускают. Ну и разорился Вася, «тойоты» свои продал. В комплексе дорого стоять, выручки никакой, как, помнишь, у тети Светы Андреевой было из сорок пятой квартиры? Цены снижала вслед за китайцами, еле в ноль выходила. Но скоро у нас границ не будет. Пойдет у народа бизнес, всё-всё будет, арки дешевые, планшеты у каждой бабки, производство наладят, как в Китае. Да, Толь? – Он извернулся, посмотрел на друга.
Тот мирно спал, лежа щекой на смуглой узкой ладони. Павел, да, он снова перепутал. Толик-то спился и недавно помер.
С трудом поднявшись, Игорь махнул спящему рукой, как будто Павел видел:
– Спи, Павлух. Завтра вставать хрен знает во сколько.
Поставив будильник, он двинулся в ванную. Сунул голову в раковину под струю ледяной воды. Отмокнув, он с протяжным стоном выпрямился и краем глаза уловил движение. На миг почудилось, что в темноте за шторкой что-то пошевелилось, Игорь даже отдернул ее и проверил. Разумеется, в ванне было пусто. Допился, блин.
Добравшись до кровати – коридор вращался, как турбинный вал, – Игорь рухнул лицом в простыни и тут же отключился.
Звенит послеобеденное лето. Над головою растянулось выцветшее небо, под ним шуршат пустые и ломкие от зноя травы. Ветра нет, лишь изредка по полю пробегает рябь, доносит запах сена. Воздух давит сверху плотным и невидимым пластом, и лишь стрекозы нарезают его тонкими крылами. Стрижи ушли за мошкой далеко наверх и вглубь, в лазурь, и деловитой строчкой в горку лезут муравьи, обходят рытвины в песке, уходят в редкую прибрежную траву.
Под ногами рыхлый склон, звенит, журчит и булькает река, а по спине бегут мурашки в предвкушении прохлады. Мышцы гудят, кожа зудит под пленкой пота. Его бы смыть сейчас, так хорошо бы смыть, ополоснуться…
Оставив у тропы велосипед, Игорь прыжком спускается к воде, к янтарному речному чаю с сахарной крупой песка на дне. Футболку прочь, прочь шорты и трусы, которые прилипли к телу. Песок жжет ступни, Игорь бежит к воде и радостно рычит, по грудь забравшись в цепкий холод. Он плещет на плечи – хорошо! Зачерпнуть горстью и на затылок, взъерошить волосы. Поток речной скользит по телу, гладит студеными руками, и искры в нем горят, как будто звезд насыпали под ноги.
Вдруг колет под лопатку черная игла, и Игорь видит черный силуэт на берегу. Он невысок и строен, в черном пальто и черной медицинской маске на лице, босые ноги черны от грязи и крови, руки в карманах (что прячет он в карманах?), и с подозрением он смотрит на стрекоз.
– Павлуха! – Игорь узнаёт и машет Павлу.
Тот нехотя кивает, в обычной скованной манере.
Ему же жарко, догадывается Игорь. В пальто в жару – не шутка!
– Иди сюда! – он снова машет. – Водица – класс!
Павел мотает головой, смотрит на воду с подозрением. На воду и стрекоз.
– Давай, не бойся!
– Я не боюсь, – вещает Павел хмуро через маску, руки в карманы глубже, сощурены глаза.
– Раз не боишься, что стоишь? Снимай пальто.
Тот медлит, но снимает, скидывает к измазанным изрезанным ногам. Туда же офисный пиджак, рубашку и штаны. Маску не снял, он в ней ступает в воду и ежится, трет жилистые плечи и плоский смуглый живот. Он словно высушен на солнце, свит из жгутов, залит смолой, и Игорь рассматривает тело с интересом, как иероглиф на шелку.
– Ну как? – Игорь орет, с отмаха брызжет водой. Но Павел хохотать не хочет, отрывисто вздохнув, он закрывается рукой, срывает маску. На шее мелко бьется жилка, и рот искривлен болью, будто плеснули кислотой. Поток вокруг него темнеет, тяжелеет, закручивает спираль, сбивает Павла с ног.
Это не весело уже. Игорь идет вперед, протягивает руку, он хочет выдернуть, поймать, но тихий всплеск, и Павел исчезает под водой. Вот был он здесь, а вот и нет его.
Стрекочет лето безмятежно. Журчит чернеющий поток.
Круги расходятся в воде, Игорь ныряет в них, как тигр в рыжее от пламени кольцо. Внизу, во тьме, находит Павлово запястье, тянет, но тщетно – вдвоем они идут на дно, которое всё дальше. Скользит по телу тело, то ли рука, то ли нога, а после ледяная чешуя. Кругом черно и хлопья сажи, они плывут мимо огромных кольчатых червей без глаз и без мозгов, мимо треножников с ногами-щупами, мимо экранов, на которых топает парад, реет красно-синий флаг, едет кабриолет. За мутной толщей чудятся огни, котлы, спины лживых жен, убийц, коррупционеров. Павла с Игорем несет туда, тихонько прибивает теплым адовым потоком, но после тот меняет направление, выносит в море.
Хочется наверх, вздохнуть, увидеть солнца искры, но острохвостые ночные тени сужают круг в воде.
Нет выхода нигде.
11
Павел очнулся в семь. Его настойчиво трясли за плечо.
– Вставай, Павлух, пора на работу.
– Н-на… – Павел хотел сказать «нафиг», но не смог закончить слово.
– Надо, да. – Игорь продолжал его трясти. – Давай, сегодня общий сбор в офисе. И мне в больничку ехать.
– Меня тоже туда подбрось, – простонал Павел, попытался перевернуться и чуть не ухнул в пустоту: диван закончился. В затылке словно высверлили дыру, через которую вбивали гвозди. Глаза болели от утреннего света – как назло, утро выдалось ясным, солнце лезло в окно настырной мухой.
Когда Павел чистил зубы в душе – пальцем с зубной пастой, лишних щеток у Игоря не было, – он вспомнил прошлый вечер, неясный, как температурный сон. Снова наполз ужас, подминая Павла черным брюхом. Что, если он что-то не предусмотрел, забыл стереть? Что, если его видели?
Капли из лейки душа стали холоднее, и Павел обернулся, отдернул шторку, набрызгав на пол. Но в ванной комнате он был один.
В восемь они уже вышли. Игорь ускакал вниз по лестнице, Павел остался ждать лифт. Себя он ощущал с трудом, как будто тело нашпиговали заморозкой и кто-то тащил его на нитках, как марионетку из кукольного театра. Глаза сами закрывались, и сердце билось невпопад. «Интоксикация», – подумал Павел, выходя на первом этаже. Так это называла Соня. Нужно купить в аптеке гель и выпить, может быть, отпустит. Игорь еще предлагал опохмелиться, псих. От одной мысли об алкоголе становилось только хуже.
Сперва Павел подумал, что матерые мужики в черных кожанках перед подъездом – друзья Игоря. Но когда один из них заломил Игорю руки за спину, а другой врезал по животу, всё встало на свои места.
Похмельную дрему мигом сдуло. Шваль никогда не мучилась похмельем.
Она перемахнула оставшиеся ступени и отоварила того, кто держал. Мужик отпустил Игоря, ответил так, что перед глазами вспыхнуло. Шваль мотнула головой, второй удар не пропустила и сразу дала с локтя по уху, добавила в дыхалку. Когда мужик согнулся, взяла его за башку и двинула по соплям коленом. Раз, два, сильнее, пока не очухался.
Кто-то навалился сзади, стал душить. Плотный, тяжелый, зараза, Шваль никак не могла его сбросить. Ударила его затылком. Державший охнул, но не выпустил, и они продолжили покачиваться, как в интимном танце. Что-то острое впилось в шею, какая- то железка, молния на рукаве куртки. Шваль дернулась, молния содрала кожу.
Рядом ругнулся Игорь, слышны были сопение, возня, затем глухой удар, и хватка ослабла. Вдвоем они со Швалью завалили мужика в кожанке на асфальт. Мужик заорал, но Шваль заткнула его ногой в лицо – ай хорошо! Еще бы припечатала, но ей не дали.
– Помогите! Полиция! – взвыл бабский голос из какого-то окна. Крик заметался по двору. – Убивают!
Игорь ухватил Шваль за рукав и потащил прочь, за детскую площадку, к уже знакомой бэхе. Кожанки тоже смылись, ковыляя. За углом взревел мотор, звук быстро удалился.
– Это чё за депутация была? – поинтересовалась Шваль, когда они прыгнули в машину. Еще хотелось помахаться, аж скулы сводило. Догнать бы тех козлов, подрезать и мордой об руль или там пальчики сломать…
– Да один урод хочет бизнес отжать, – ответил Игорь, тяжело дыша. – Решил, что ему всё можно. Вчера окна побили, я на них в ментовку заявление написал, но без толку, по ходу. Они скорее нас с тобой закроют за нанесение побоев.
– Занятное у тебя кино.
– Так и живем. То окна разобьют, то башку. – Игорь закурил и восхищенно выдохнул с дымом. – Нормально ты кулаками машешь! Где научился?
– Понемногу тут и там… – уклончиво протянула Шваль и растворилась.
На смену ей пришла боль в челюсти, на шее и под ребром. Вопило чувство самосохранения: что, если после драки на него заявят? Что, если проследят до пустыря с прудом? Он не должен был светиться лишний раз, не стоило.
Надо было постоять в подъезде, переждать, а теперь что будет, что, что?
– Ты сам в порядке? Весь воротник в кровище.
Павел кивнул.
– Да-а, – протянул Игорь, изучая в зеркале разбитую губу, затем расхохотался. – Не, ну ты глянь на нас! Цвет и гордость «Диюя», куратор проекта и начальник группы данных. Явимся на важное субботнее совещание, Михалыч офигеть как рад будет.
Представив лицо Маршенкулова, Павел забрал у Игоря из губ сигарету с измазанным кровью фильтром, сделал пару глубоких тяжек и вернул. Игорь вскинул брови, но прикуривать новую не стал. Зажав сигарету зубами, он завел машину.
– Чжан, слышал про тихий омут с чертями? – сказал, выруливая на улицу. – Вот это про тебя.
Павел молча отвел взгляд.
За окном замелькали пыльные, вдавленные в землю избы и новые высотки. Они возникали и улетали прочь, в прошлое, на этот раз навечно.
12
Август выдался суматошным.
Готовое ПО нужно было представить в начале сентября, делегация из Пекина практически поселилась в офисе, как и Павел, который включился в работу на полную. Дома и у Сони он почти не появлялся.
Игорь часто уезжал пораньше. Его бабку то увозили в больницу посреди ночи, то привозили, с кофейней опять возникли какие-то проблемы. Он тряс ментов насчет разбитых стекол и угроз, в итоге зачастую работал из Коломны и просил Павла подменить его в офисе. Павел не возмущался. В конце концов, ему это играло на руку.
Когда Игорь все-таки появлялся, они странно синхронизировались: заканчивали друг за другом фразы, хвосты которых, казалось, можно было ухватить из воздуха во время разговора. Даже идеи им приходили в головы одновременно, одни и те же. «Я понял, – бубнил Игорь из наушников в полпервого ночи, пока Павел загружал редактор, лежа на кровати. – Я понял, что́ мы упустили, есть момент…», и Павел уже знал, что услышит дальше. В курилку и на обед они тоже ходили вместе. Правда, он больше с Игорем не пил: помнил, как плохо было и чем всё закончилось. Поэтому Игорь бухал в одиночестве, иногда прямо в офисе, когда приезжал особенно серым, а Павел пробавлялся чаем.
Фичу для чипа он сделал быстро, припрятав козырь в рукаве: уязвимость в коде, небольшую лазейку, при должном умении и доступе способную наделать дел. Решил: пусть только попробуют кинуть с повышением, о котором так долго пел Фань, сразу огребут.
Порой в сумерках под окнами коммуналки подолгу стоял высокий некто, делал вид, будто кого-то ждет, а затем просто уходил. Павел пытался снимать его на арки, но изображение получалось нечетким – одиннадцатый этаж, темно, лица не различить. А спускаться и снимать ближе он боялся. Наутро выходил из дома и считал рыжие бычки в траве под тополем. Всегда три, размазанных ботинком, все – «Хунхэ». Чтобы не забыть, он их фотографировал и сохранял в облаке.
Кто этот человек? Может, из Коломны? А может, за ним наблюдали люди Краснова, как наблюдал он сам весной? Из-за них Павел чаще ночевал в отеле рядом с офисом, дистанционно переводил режим в коммуналке на «дома, ночь», и комната сама опускала штору, включала-выключала свет. Простой трюк, но вдруг сработает и отвлечет преследователей на время? Хотя за отелем, кажется, тоже следили, Павел замечал подозрительных женщин и мужчин у входа в башню. Они притворялись журналистами, но Павел-то всё понимал и видел.
Так, в суете и паранойе, подошел день сдачи.
Перебежав дорогу от отеля к башне офиса, Павел первым делом пошел в курилку. Как он и ожидал, Игорь смолил, сидя в одном из пластиковых кресел, расставленных вокруг стойки-пепельницы. Он был в белой рубашке, правда, без галстука и пиджака, щетину подровнял, в общем, выглядел вполне прилично, если не считать мешка под каждым глазом.
– Здорово, дружище! – Он махнул рукой. – Готов?
– Всегда, – ответил Павел. Курить не стал: в который раз пытался бросить.
– Короче, я дополнил последнюю часть презентации, про медпомощь и вызов скорой. Мы же сможем сейчас показать вживую?
– Этот, как его… дядя Вася Ма, алконавт. У него раньше бизнес был, небольшой такой, возил товары, куча «кэмелов», все дела. А потом китайцы сами провозить стали, скупать у нас по дешевке, оптом, в обход Васи. А наших с товаром наши же таможенники на границе стали заворачивать, чухню какую-то гонят и не пропускают. Ну и разорился Вася, «тойоты» свои продал. В комплексе дорого стоять, выручки никакой, как, помнишь, у тети Светы Андреевой было из сорок пятой квартиры? Цены снижала вслед за китайцами, еле в ноль выходила. Но скоро у нас границ не будет. Пойдет у народа бизнес, всё-всё будет, арки дешевые, планшеты у каждой бабки, производство наладят, как в Китае. Да, Толь? – Он извернулся, посмотрел на друга.
Тот мирно спал, лежа щекой на смуглой узкой ладони. Павел, да, он снова перепутал. Толик-то спился и недавно помер.
С трудом поднявшись, Игорь махнул спящему рукой, как будто Павел видел:
– Спи, Павлух. Завтра вставать хрен знает во сколько.
Поставив будильник, он двинулся в ванную. Сунул голову в раковину под струю ледяной воды. Отмокнув, он с протяжным стоном выпрямился и краем глаза уловил движение. На миг почудилось, что в темноте за шторкой что-то пошевелилось, Игорь даже отдернул ее и проверил. Разумеется, в ванне было пусто. Допился, блин.
Добравшись до кровати – коридор вращался, как турбинный вал, – Игорь рухнул лицом в простыни и тут же отключился.
Звенит послеобеденное лето. Над головою растянулось выцветшее небо, под ним шуршат пустые и ломкие от зноя травы. Ветра нет, лишь изредка по полю пробегает рябь, доносит запах сена. Воздух давит сверху плотным и невидимым пластом, и лишь стрекозы нарезают его тонкими крылами. Стрижи ушли за мошкой далеко наверх и вглубь, в лазурь, и деловитой строчкой в горку лезут муравьи, обходят рытвины в песке, уходят в редкую прибрежную траву.
Под ногами рыхлый склон, звенит, журчит и булькает река, а по спине бегут мурашки в предвкушении прохлады. Мышцы гудят, кожа зудит под пленкой пота. Его бы смыть сейчас, так хорошо бы смыть, ополоснуться…
Оставив у тропы велосипед, Игорь прыжком спускается к воде, к янтарному речному чаю с сахарной крупой песка на дне. Футболку прочь, прочь шорты и трусы, которые прилипли к телу. Песок жжет ступни, Игорь бежит к воде и радостно рычит, по грудь забравшись в цепкий холод. Он плещет на плечи – хорошо! Зачерпнуть горстью и на затылок, взъерошить волосы. Поток речной скользит по телу, гладит студеными руками, и искры в нем горят, как будто звезд насыпали под ноги.
Вдруг колет под лопатку черная игла, и Игорь видит черный силуэт на берегу. Он невысок и строен, в черном пальто и черной медицинской маске на лице, босые ноги черны от грязи и крови, руки в карманах (что прячет он в карманах?), и с подозрением он смотрит на стрекоз.
– Павлуха! – Игорь узнаёт и машет Павлу.
Тот нехотя кивает, в обычной скованной манере.
Ему же жарко, догадывается Игорь. В пальто в жару – не шутка!
– Иди сюда! – он снова машет. – Водица – класс!
Павел мотает головой, смотрит на воду с подозрением. На воду и стрекоз.
– Давай, не бойся!
– Я не боюсь, – вещает Павел хмуро через маску, руки в карманы глубже, сощурены глаза.
– Раз не боишься, что стоишь? Снимай пальто.
Тот медлит, но снимает, скидывает к измазанным изрезанным ногам. Туда же офисный пиджак, рубашку и штаны. Маску не снял, он в ней ступает в воду и ежится, трет жилистые плечи и плоский смуглый живот. Он словно высушен на солнце, свит из жгутов, залит смолой, и Игорь рассматривает тело с интересом, как иероглиф на шелку.
– Ну как? – Игорь орет, с отмаха брызжет водой. Но Павел хохотать не хочет, отрывисто вздохнув, он закрывается рукой, срывает маску. На шее мелко бьется жилка, и рот искривлен болью, будто плеснули кислотой. Поток вокруг него темнеет, тяжелеет, закручивает спираль, сбивает Павла с ног.
Это не весело уже. Игорь идет вперед, протягивает руку, он хочет выдернуть, поймать, но тихий всплеск, и Павел исчезает под водой. Вот был он здесь, а вот и нет его.
Стрекочет лето безмятежно. Журчит чернеющий поток.
Круги расходятся в воде, Игорь ныряет в них, как тигр в рыжее от пламени кольцо. Внизу, во тьме, находит Павлово запястье, тянет, но тщетно – вдвоем они идут на дно, которое всё дальше. Скользит по телу тело, то ли рука, то ли нога, а после ледяная чешуя. Кругом черно и хлопья сажи, они плывут мимо огромных кольчатых червей без глаз и без мозгов, мимо треножников с ногами-щупами, мимо экранов, на которых топает парад, реет красно-синий флаг, едет кабриолет. За мутной толщей чудятся огни, котлы, спины лживых жен, убийц, коррупционеров. Павла с Игорем несет туда, тихонько прибивает теплым адовым потоком, но после тот меняет направление, выносит в море.
Хочется наверх, вздохнуть, увидеть солнца искры, но острохвостые ночные тени сужают круг в воде.
Нет выхода нигде.
11
Павел очнулся в семь. Его настойчиво трясли за плечо.
– Вставай, Павлух, пора на работу.
– Н-на… – Павел хотел сказать «нафиг», но не смог закончить слово.
– Надо, да. – Игорь продолжал его трясти. – Давай, сегодня общий сбор в офисе. И мне в больничку ехать.
– Меня тоже туда подбрось, – простонал Павел, попытался перевернуться и чуть не ухнул в пустоту: диван закончился. В затылке словно высверлили дыру, через которую вбивали гвозди. Глаза болели от утреннего света – как назло, утро выдалось ясным, солнце лезло в окно настырной мухой.
Когда Павел чистил зубы в душе – пальцем с зубной пастой, лишних щеток у Игоря не было, – он вспомнил прошлый вечер, неясный, как температурный сон. Снова наполз ужас, подминая Павла черным брюхом. Что, если он что-то не предусмотрел, забыл стереть? Что, если его видели?
Капли из лейки душа стали холоднее, и Павел обернулся, отдернул шторку, набрызгав на пол. Но в ванной комнате он был один.
В восемь они уже вышли. Игорь ускакал вниз по лестнице, Павел остался ждать лифт. Себя он ощущал с трудом, как будто тело нашпиговали заморозкой и кто-то тащил его на нитках, как марионетку из кукольного театра. Глаза сами закрывались, и сердце билось невпопад. «Интоксикация», – подумал Павел, выходя на первом этаже. Так это называла Соня. Нужно купить в аптеке гель и выпить, может быть, отпустит. Игорь еще предлагал опохмелиться, псих. От одной мысли об алкоголе становилось только хуже.
Сперва Павел подумал, что матерые мужики в черных кожанках перед подъездом – друзья Игоря. Но когда один из них заломил Игорю руки за спину, а другой врезал по животу, всё встало на свои места.
Похмельную дрему мигом сдуло. Шваль никогда не мучилась похмельем.
Она перемахнула оставшиеся ступени и отоварила того, кто держал. Мужик отпустил Игоря, ответил так, что перед глазами вспыхнуло. Шваль мотнула головой, второй удар не пропустила и сразу дала с локтя по уху, добавила в дыхалку. Когда мужик согнулся, взяла его за башку и двинула по соплям коленом. Раз, два, сильнее, пока не очухался.
Кто-то навалился сзади, стал душить. Плотный, тяжелый, зараза, Шваль никак не могла его сбросить. Ударила его затылком. Державший охнул, но не выпустил, и они продолжили покачиваться, как в интимном танце. Что-то острое впилось в шею, какая- то железка, молния на рукаве куртки. Шваль дернулась, молния содрала кожу.
Рядом ругнулся Игорь, слышны были сопение, возня, затем глухой удар, и хватка ослабла. Вдвоем они со Швалью завалили мужика в кожанке на асфальт. Мужик заорал, но Шваль заткнула его ногой в лицо – ай хорошо! Еще бы припечатала, но ей не дали.
– Помогите! Полиция! – взвыл бабский голос из какого-то окна. Крик заметался по двору. – Убивают!
Игорь ухватил Шваль за рукав и потащил прочь, за детскую площадку, к уже знакомой бэхе. Кожанки тоже смылись, ковыляя. За углом взревел мотор, звук быстро удалился.
– Это чё за депутация была? – поинтересовалась Шваль, когда они прыгнули в машину. Еще хотелось помахаться, аж скулы сводило. Догнать бы тех козлов, подрезать и мордой об руль или там пальчики сломать…
– Да один урод хочет бизнес отжать, – ответил Игорь, тяжело дыша. – Решил, что ему всё можно. Вчера окна побили, я на них в ментовку заявление написал, но без толку, по ходу. Они скорее нас с тобой закроют за нанесение побоев.
– Занятное у тебя кино.
– Так и живем. То окна разобьют, то башку. – Игорь закурил и восхищенно выдохнул с дымом. – Нормально ты кулаками машешь! Где научился?
– Понемногу тут и там… – уклончиво протянула Шваль и растворилась.
На смену ей пришла боль в челюсти, на шее и под ребром. Вопило чувство самосохранения: что, если после драки на него заявят? Что, если проследят до пустыря с прудом? Он не должен был светиться лишний раз, не стоило.
Надо было постоять в подъезде, переждать, а теперь что будет, что, что?
– Ты сам в порядке? Весь воротник в кровище.
Павел кивнул.
– Да-а, – протянул Игорь, изучая в зеркале разбитую губу, затем расхохотался. – Не, ну ты глянь на нас! Цвет и гордость «Диюя», куратор проекта и начальник группы данных. Явимся на важное субботнее совещание, Михалыч офигеть как рад будет.
Представив лицо Маршенкулова, Павел забрал у Игоря из губ сигарету с измазанным кровью фильтром, сделал пару глубоких тяжек и вернул. Игорь вскинул брови, но прикуривать новую не стал. Зажав сигарету зубами, он завел машину.
– Чжан, слышал про тихий омут с чертями? – сказал, выруливая на улицу. – Вот это про тебя.
Павел молча отвел взгляд.
За окном замелькали пыльные, вдавленные в землю избы и новые высотки. Они возникали и улетали прочь, в прошлое, на этот раз навечно.
12
Август выдался суматошным.
Готовое ПО нужно было представить в начале сентября, делегация из Пекина практически поселилась в офисе, как и Павел, который включился в работу на полную. Дома и у Сони он почти не появлялся.
Игорь часто уезжал пораньше. Его бабку то увозили в больницу посреди ночи, то привозили, с кофейней опять возникли какие-то проблемы. Он тряс ментов насчет разбитых стекол и угроз, в итоге зачастую работал из Коломны и просил Павла подменить его в офисе. Павел не возмущался. В конце концов, ему это играло на руку.
Когда Игорь все-таки появлялся, они странно синхронизировались: заканчивали друг за другом фразы, хвосты которых, казалось, можно было ухватить из воздуха во время разговора. Даже идеи им приходили в головы одновременно, одни и те же. «Я понял, – бубнил Игорь из наушников в полпервого ночи, пока Павел загружал редактор, лежа на кровати. – Я понял, что́ мы упустили, есть момент…», и Павел уже знал, что услышит дальше. В курилку и на обед они тоже ходили вместе. Правда, он больше с Игорем не пил: помнил, как плохо было и чем всё закончилось. Поэтому Игорь бухал в одиночестве, иногда прямо в офисе, когда приезжал особенно серым, а Павел пробавлялся чаем.
Фичу для чипа он сделал быстро, припрятав козырь в рукаве: уязвимость в коде, небольшую лазейку, при должном умении и доступе способную наделать дел. Решил: пусть только попробуют кинуть с повышением, о котором так долго пел Фань, сразу огребут.
Порой в сумерках под окнами коммуналки подолгу стоял высокий некто, делал вид, будто кого-то ждет, а затем просто уходил. Павел пытался снимать его на арки, но изображение получалось нечетким – одиннадцатый этаж, темно, лица не различить. А спускаться и снимать ближе он боялся. Наутро выходил из дома и считал рыжие бычки в траве под тополем. Всегда три, размазанных ботинком, все – «Хунхэ». Чтобы не забыть, он их фотографировал и сохранял в облаке.
Кто этот человек? Может, из Коломны? А может, за ним наблюдали люди Краснова, как наблюдал он сам весной? Из-за них Павел чаще ночевал в отеле рядом с офисом, дистанционно переводил режим в коммуналке на «дома, ночь», и комната сама опускала штору, включала-выключала свет. Простой трюк, но вдруг сработает и отвлечет преследователей на время? Хотя за отелем, кажется, тоже следили, Павел замечал подозрительных женщин и мужчин у входа в башню. Они притворялись журналистами, но Павел-то всё понимал и видел.
Так, в суете и паранойе, подошел день сдачи.
Перебежав дорогу от отеля к башне офиса, Павел первым делом пошел в курилку. Как он и ожидал, Игорь смолил, сидя в одном из пластиковых кресел, расставленных вокруг стойки-пепельницы. Он был в белой рубашке, правда, без галстука и пиджака, щетину подровнял, в общем, выглядел вполне прилично, если не считать мешка под каждым глазом.
– Здорово, дружище! – Он махнул рукой. – Готов?
– Всегда, – ответил Павел. Курить не стал: в который раз пытался бросить.
– Короче, я дополнил последнюю часть презентации, про медпомощь и вызов скорой. Мы же сможем сейчас показать вживую?