Папина дочка

Пальцы сжимаю меня у поясницы, поднимаясь вверх по спине. От ощущения его врезавшегося в меня тела, под колени бьёт слабостью и глаза мои закрываются.

- Лиза... - подрагивающими губами вдавливает в мою верхнюю.

Мне кажется, я ещё пьянее, чем он сейчас. Иначе, почему мои непослушные губы приглашающе распахиваются?!

Но он не целует.

Ласково скользит своими по моему лицу - переносица, скула, бровь, висок... Обнимает крепко и уютно, как подушку во сне - крест-накрест. Наши лица прижимаются.

Мои ноздри подрагивают, ловя его кружащий голову запах.

- Лиз... - шепчет, заглядывая в глаза.

Ныряет в карманы джинсов руками и поднимая их, солит меня открыточками. На каждой из них - грустный виноватый шмелик.

Ветер подхватывает их, кружа вокруг нас.

Опьяневшая смотрю, как они парят, поднимая лицо вверх.

Ощущаю, как его влажные губы сминают мои. И глаза закатываются от потери связи с реальностью.

И у меня нет для себя никаких оправданий, что я позволяю этому происходить. Ни одного!

Его глаза закрыты... И ресницы так мило подрагивают...

Наши языки встречаются - сплетаются, отступают, и снова кружат, я тону в его вкусе, снова погружаясь в пучину чувственности от очередное волны сладкой слабости. Со стоном кусает мои губы, и опускается губами ниже, впиваясь в шею. От острого удовольствия и его откровенных голодных стонов у меня мурашки… пытаюсь поймать кислород..

Дайте мне вынырнуть и вдохнуть, я захлебываюсь! Я задыхаюсь в его глубоких требовательных поцелуях. Чувствую подушечками пальцев короткий ёжик на его затылке.

Ощущаю, как его горячие ладони сжимаются на моих ягодицах. И мы впечатываемся в стену.

Если бы не его руки, которые держат меня, я бы уже осела к его ногам.

Он такой горячий... И дыхание у него, словно он уже во мне и...

Или это у меня?!

И что-то невнятное шепчет мне в губы, отчего я опять ухожу с концами "под воду".

Его большие пальцы ныряют под кромку моих трусиков под юбкой.

Хрипло вскрикиваю, от пронзительного ощущения, простреливающего меня насквозь.

- Вау... - неожиданно доносится сзади. - А за кем тут можно в очередь встать? Я тоже хочу.

Похабный смех.

Роман превращается в камень.

Отстраняется. У него такой взгляд... Сквозь меня. Что мне становится страшно!

Рядом с нами двое парней. Нетрезвые, с ублюдскими ухмылками.

- Дай куклу потискать? - провоцируют они.

В шоке хлопаю глазами. Что они посмели сказать?!

А нехрен по подворотням тереться! - голосом отца стучит в моей голове. - Еще и не такое услышишь!

- Ща дам, - низко рычит Шмелёв, разворачиваясь.

Вытаскивая из кармана брелок с ключами, нажимает на кнопку. Рядом моргает фарами его машина.

- В тачку, - всовывает мне в руку. - Быстро.

Испуганно и ошарашенно делаю несколько шагов в сторону машины.

- Так чо, может и на машинке нас покатаешь, пока мы будем с телочкой твоей знакомиться?

Развернувшись лицом к Роману, пячусь спиной в сторону машины.

Он самбист, я помню. И все равно страшно до боли в животе. Воздух наполняется такой густой тихой яростью...

- Цепь снимай и бабки давай сюда, - щелкает один из них складным ножом.


Мамочка...

Ищу в сумке телефон. Там папа на быстром вызове!

Роман делает шаг к тому, что стоит ближе. В темноте сметает его с ног. И второй тоже срывается в этот смерч из тел.

Вскрикиваю, роняя телефон из трясущихся рук, не понимая, успела ли нажать "аварийку".

Хруст!

- А, бля!! - вскрикивает кто-то. - Рука!

Глухие удары, крики..

Роман подлетает на ноги. Живой, целый!

О, Господи! Спасибо!!

С размахом несколько раз беспощадно пинает уродов.

Поднимает взгляд.

Меня всю колотит.

Подхватывая меня за локоть, ускоряет по направлению к машине.

- Я же сказал!! - от него разит невыплеснутым адреналином. - Что я тебе сказал?!

- "В тачку..." - испуганно выдыхаю я, как в детстве, когда так иногда на меня орал папа, если я подвергала себя опасности.

- Так сядь в нее! - сдержанно рявкает он.

В тихом ужасе сажусь на заднее сиденье. А он за руль. Ложится на него, на руки. Смотрит в лобовое.

Наблюдаю, как он рвано дышит, как дыхание замедляется.

Он - в порядке, я - в порядке, и меня отпускает.

Но накрывает следом другим...

Вылетаю в прострацию, отматывая все обратно.

Что это было, Иштарова. В подворотне, у забора! Реально?! Так теперь ты с мальчиками сближаешься??

А самое страшное, отъезжая в то свое невменяемое состояние в его руках... А я бы его не тормознула. Не смогла бы! Просто бы не въехала, как это бы все произошло. Я ничего не понимала в его руках и ничего не воспринимала вокруг! И меня просто бы поимели у стенки...

Это какая-то жесть.

Рома вдруг отмирает.

- А почему ты села не ко мне? - бросает взгляд на сиденье спереди.

- Нет... Я здесь... лучше, - мямлю онемевшие губами.

Вдруг моя кукушечка опять решит покинуть меня, как только он окажется рядом?

Мне кажется, словно мне вкатили дозу того самого препарата, под которым папе привозят изнасилованных девочек. И я не в себе. И может быть, я бы даже серьёзно подумала эту мысль, но фокус в том, что я ничего не пила.

- Пересядь ко мне, пожалуйста.

- Нет, - слепо глядя перед собой, вжимаюсь в сиденье.

Он опять ложится на руки. Молчание в машине мучительно. Оно душит...

Мне кажется, что меня сейчас отключит от потока этого теплого воздуха вокруг.

Выходит, хлопая дверью. Садится рядом.

Упирается лбом в подголовник впереди стоящего сиденья.

Вытаскивает из кармана очередную открыточку со шмелем. Не глядя протягивает.

- Последний остался...