Пальмы в снегу
Часть 45 из 77 Информация о книге
Для доступа к библиотеке пройдите авторизацию
– Наш президент не получил хорошего образования, и его раздражали умные люди. Была такая книга: «История и география Экваториальной Гвинеи», ее написали монахи ордена Святого сердца, так вот, если у кого-то эту книгу находили, человек мог поплатиться головой. На Испанию и испанцев лились потоки грязи, хотя от Испании Гвинея получала экономическую помощь. Когда появились памфлеты, обвинявшие Масиаса в массовых убийствах, он конфисковал все печатные станки. На улицах горели костры из книг, как было у вас в Средневековье. Он отозвал всех студентов-стипендиатов из Испании, а когда те вернулись, многих из них убил. Самое слово «интеллектуал» было под запретом. Остров захватили фанги из континентальной части страны, и это он снабдил их оружием. Мы сегодня отмечаем Рождество… так вот, Масиас запретил католицизм, а вместе с ним и местные культы. Нельзя было совершать паломничество к Великому Маримо в долине Мока… – Лаа потер глаза. – А что еще можно ожидать от человека, который открыто восхвалял Гитлера?
Повисла тишина.
– Но ведь Масиас победил на демократических выборах? – спросил Хакобо.
– Он был великим манипулятором, – отозвался Килиан. – Постоянно мелькал на телевидении и знал, как завоевать сердца людей. Достаточно было пообещать вернуть черным то, что им раньше принадлежало.
– Испанцы доверили остров не тому человеку, когда уходили, – вздохнув, пояснил Лаа.
– И сколько же длился этот кошмар? – спросила Даниэла, пожирая его глазами.
– Одиннадцать лет. С шестьдесят восьмого по семьдесят девятый.
– Я как раз тогда родилась, – сообщил Даниэла, и Лаа быстро подсчитал в уме: девушка оказалась еще моложе, чем он предполагал.
– Представь, Даниэла, он вселял такой ужас в сердца местных жителей, что ни один мужчина не желал идти в расстрельную команду, когда его приговорили к смерти! Чтобы привести приговор в исполнение, пришлось нанимать марокканцев. – Он придвинулся ближе и понизил голос: – Легенда гласит, что Масиас убил всех любовников одной из своих жен. А когда его самого поставили к стенке, он развел руки за спиной ладонями вниз, как будто пытался взлететь…
Даниэла вздрогнула, а Кларенс коснулась ожерелья, которое повязал ей Инико. Чтобы разрядить обстановку, она сказала:
– Пожалуй, хватит об этом. У нас еще Лаа не получил подарки. – Она достала из пакета фетровую шляпу, пару перчаток в тон и экземпляр недавно изданной книги «Гвинея на пасолобинском». – Эту книгу написал испанец, – пояснила она. – Он рассказывает о людях, которые жили в Гвинее в колониальный период. Конечно, в ней отражен только один взгляд – со стороны белых, – но история может тебя заинтересовать… – Кларенс замялась: может, не стоило ему дарить эту книгу? – Но потом воскликнула: – А еще в ней есть фото Хакобо и Килиана!
– Спасибо! – поблагодарил Лаа. – Мне и в самом деле будет интересно.
Он раскрыл книгу и принялся листать страницы, вглядываясь в фотографии. Белые, как правило, снимались в светлых костюмах и неизменных пробковых шлемах, иногда, с ружьями, иногда с мачете, все довольные и улыбчивые. Черные – в потрепанной одежде, лица испуганные. На групповых фотографиях чернокожие мужчины сидели в ногах у белых, на одной из них белый положил руку на голову чернокожему. «Как будто собаке», – с горечью подумал Лаа. Он попытался воскресить в памяти детские воспоминания, но так и не смог ничего припомнить. Похоже, он был слишком мал. Может, у Инико получится что-то узнать?
Килиан и Хакобо стали рассказывать о Санта-Исабель, о красивых домах вроде Каса Мальо на бывшей Авенида Алонсо XIII, об автомобилях того времени, вспомнили названия судов, входивших в гавань: «Плюс Ультра», «Домине», «Сиудад де Кадис», «Фернандо-По», «Сиудад де Севилья»… У Килиана перехватило дух. «Суидад де Севилья», комфортабельный корабль, в середине семидесятых встал в док на ремонт, потом снова плавал, но над ним словно злой рок навис: он дважды горел, попал в жесточайший шторм… и все же, и все же после семидесяти шести лет службы, все еще был на плаву. Не похожи ли их судьбы?
Он покачал головой и вздохнул:
– Как же все поменялось! А мне все кажется, что мы вернулись с Фернандо-По совсем недавно, хотя теперь и остров по-другому называется… Бьоко… – проговорил он, словно пробуя слово на вкус.
– Ну, – сказал вдруг Хакобо, – поменялось не к лучшему.
– То есть? – повернулся к нему Лаа.
Хакобо глотнул кофе, вытер рот салфеткой и сурово взглянул на него.
– В наши дни с острова вывозили по пятьдесят тысяч тон какао, причем большую часть из Сампаки. А сейчас? – Он покосился на брата. – Три с половиной тысячи? Все знают, что с тех пор как мы ушли из Гвинеи, страна так и не поднялась. – Он поднял глаза на Лаа. – Вы живете гораздо хуже, чем сорок лет назад. Или не так?
– Хакобо, – голос Лаа был очень тихим, – Гвинея не так давно получила независимость и пытается встать на ноги после сотен лет притеснений.
– Что значит – притеснений? – Хакобо наклонился к нему. – А кто принес вам культуру, дал образование? Вы должны сказать спасибо, что мы вывели вас из джунглей…
– Папа! – гневно воскликнула Кларенс, а Кармен предостерегающе положила руку на бедро мужа.
Лаа выпрямился в кресле.
– Я скажу вам две вещи, Хакобо. – Теперь он говорил уверенно. – Во-первых, у нас не было выбора, принимать вашу культуру или нет. Во-вторых, в отличие от испанских колонизаторов, гвинейские конкистадоры не смешивали свою кровь с нашей.
Килиан молчал. Хакобо открыл было рот, чтобы возразить, но Лаа вскинул руки.
– Не читайте мне лекций о колонизации, Хакобо. По цвету моей кожи нетрудно догадаться, что мой отец – белый. Им мог быть любой из вас.
Повисла неловкая пауза. Кларенс опустила голову, ее глаза наполнились слезами. Если существует хоть малейшая возможность, что Лаа – ее сводный брат, такая ситуация не самая лучшая для знакомства с биологическим отцом. Хакобо повел себя грубо, и его нельзя оправдать. Почему он не может вести себя так, как Килиан?
Даниэла погладила Лаа по плечу, и тот ответил грустным взглядом. Его сердце ранили, и эта тема была не из тех, которую он готов был обсуждать за столом.
– Лаа, – тепло заговорила девушка. – Это трудно. Даже сейчас, не понимая этого, мы связаны. Нас оплетают сети политических, экономических, культурных интересов… просто время иное.
«И в этом вся Даниэла, – подумала Кларенс. – Как же я ее люблю».
– Простите, что сорвался, – произнес Лаа, взглянув на Кармен. Та махнула рукой и улыбнулась: она уже давно привыкла к бурным дискуссиям, инициатором которых был ее муж.
– Для меня колонизация равносильна изнасилованию, – сказала Даниэла. – Насильник всегда может заявить, что женщина сама захотела и он просто сделал ей одолжение.
Все замерли, а девушка опустила голову, устыдившись своей откровенности. Кларенс поднялась и начала убирать тарелки со стола. Хакобо сидел и смотрел в одну точку, Килиан нервно постукивал пальцами по столу, а Кармен принялась листать подаренную Лаа книгу рецептов.
– Ладно, – наконец произнес Килиан. – Оставим сложные темы. Расскажи лучше, как ты оказался в Калифорнии, – обратился он к Лаа.
– Думаю, благодаря дедушке, – задумчиво, поглаживая подбородок, ответил молодой человек. – Он настаивал, чтобы мы, его потомки, хорошо учились. Постоянно твердил, как это важно. Моего брата Инико это страшно раздражало. У него на все свое мнение. А дед… – Лаа погрозил пальцем и произнес, подражая старческому голосу: – «Самую умную вещь сказал один мой хороший друг, белый. Разница между белыми и черными в том, что черные позволяют дереву какао расти самостоятельно, а белые делают прививки, чтобы получить все, что они хотят».
Килиан чуть не подавился нугой.
Двадцать шестого декабря ветер разогнал тучи, солнце и снег слепили глаза. Лаа, Кларенс и Даниэла отправились покататься на лыжах. Для Лаа это было в диковинку. Даниэла старательно инструктировала его, но поставить парня на лыжи так и не удалось. Нападавшись, он сказал, что лучше пойдет попить кофе, и Даниэла конечно же поддержала его. Кларенс с изумлением наблюдала за ними. Маленькая Даниэла и высокий стройный Лаа – они изумительно смотрелись вместе.
Сама Кларенс решила еще покататься. Теперь, когда построили подъемник, забираться наверх не составляло никакого труда. Она села в кресло, мороз пощипывал щеки, виды открывались потрясающие. Но все это не отвлекало от грустных мыслей. Этот вчерашний разговор за столом… злой выпад отца… Трудно было поверить, что Хакобо влюбился в Бисилу, а потом бросил ее с маленьким ребенком на руках. И что, дядя был соучастником? Но как они могли хранить тайну столько времени? И вот наконец момент истины приблизился. Не потому ли она так разволновалась?
Единственным способом разогнать хандру было скатиться со склона на полной скорости, что она и сделала не без удовольствия.
А Лаа и Даниэла сидели в кафе. Лаа было приятно болтать с девушкой. Она нравилась ему все больше и больше. Даниэла держала чашку обеими руками, чтобы согреться, и дула на кофе, как ребенок, – это смешило. Когда она что-то говорила, ее глаза загорались – девушка была очень эмоциональной. С Кларенс они были совершенно не похожи… ну, разве что чуть-чуть, все же сестры. Даниэла, как и мать Кларенс, ухитрялась создавать вокруг уютную обстановку – то, что молодому человеку больше всего нравилось.
Что происходит? Они ведь только встретились!
– Ты какой-то тихий, – посмотрела на него Даниэла. – Тебя так утомил первый опыт катания на лыжах?
– Да уж, лыжи точно не мое, – засмеялся Лаа. – Еще и ботинки жмут.
– Не обманывай! Мы нашли твой размер!
– Хочешь еще кофе? – спросил он, поднимаясь.
– А ты донесешь?
Медленно переставляя ноги, как будто к ним привязаны камни, нарочито балансируя руками, Лаа двинулся к стойке. Даниэла веселилась, наблюдая за ним. Ей было хорошо в обществе этого парня. Слишком хорошо. Она закусила губу. У Кларенс гораздо больше прав на него. Но тогда почему сестра так легко отпустила их? Даниэла не знала, что и думать. Кларенс и Лаа вели себя так, будто они друзья – возможно, самые лучшие, но они не держались за руки и не обменивались страстными взглядами. Скорее всего, сестра влюбилась в молодого человека, а он в нее – нет, вернулась она к своей мысли. Но если их не связывают отношения, почему он согласился погостить у них несколько дней? Впрочем, парень мог не знать, что Кларенс просто ждет удачного момента… С какой стороны ни взгляни, все слишком запутанно. Даниэла чувствовала непонятное томление. Это был плохой знак.
Лаа поставил кофе на стол, насыпал в свою чашку сахар, потом спросил:
– Тебе нравится жить в Пасолобино?
– Конечно! – ответила девушка. – Смотри, какая здесь красота! – Если он не перестанет на меня пялиться, мои щеки лопнут. – А тебе где больше нравится жить? Ты себя кем ощущаешь?
– Даже и не знаю, как сказать, – Лаа помешал ложечкой в чашке. – Я и буби, и гвинеец, и африканец, и немного испанец по отцу, которого не знаю, а теперь еще и американец. Мне мой остров очень нравится.
– Но что тебе ближе всего?
– Послушай, Даниэла… – Он склонил голову на бок. – Как, по-твоему, должен чувствовал себя черный в окружении стольких белых? А на острове я недостаточно черный…
– Вы еще не соскучились без меня? – прервала их разговор раскрасневшаяся Кларенс.
Взглянув на часы, они осознали, что проговорили больше часа. И впервые в жизни Даниэла была не рада сестре.
– Ну, Лаа, готов ко второй попытке?
Парень шутливо схватился за руку Даниэлы.
– Ради бога, нет! Не позволяй ей меня мучить! – вскричал он.
– Не волнуйся, – засмеялась девушка. – Я не дам тебя в обиду.
«Так-так, – подумала Кларенс. – Глаза моей дорогой сестренки сияют. Коварные духи! Неужто Лаа был предназначен Даниэле?»
Когда они выходили из кафе произошло непредвиденное. Лаа поскользнулся на ступеньках и полетел на снег, увлекая за собой Кларенс. Она упала на него, и в это мгновение солнечный зайчик высветил зеленые искорки в его глазах. У девушки перехватило дыхание. Теперь все стало ясно, как день. Она вспомнила, что говорил Симон, когда они были на плантации. Он узнал ее по глазам! А теперь, когда их лица были близко-близко, она окончательно поняла, что у Лаа точно такие же глаза, как у нее, как у Хакобо и Килиана. Зеленые с едва заметными серыми крапинками. Она чуть не расплакалась от радости и облегчения. Но и от страха перед своим открытием.
Теперь она знала, что искала на острове именно Лаа, и в глубине сердца ей было стыдно, что она – дочь человека, когда-то бросившего своего ребенка, лишив законного места на семейном древе.
Глава 13
В лунном свете
– Ты уверена, что не хочешь поехать с нами? – Даниэла застегнула ветровку.
– Голова все еще немного побаливает, – ответила Кларенс, положив книгу на колени.
Лаа обеспокоенно посмотрел на нее:
– Ты не представляешь, как я сожалею, что ты упала.
Даниэла нахмурилась. Она надеялась, что сестра не горит желанием присоединиться к поездке из-за головы, но теперь стала сомневалась в этом. Их лица были так близко, когда они упали, и смотрели они в глаза друг другу так долго, что девушка почувствовала внезапный укол ревности. Вот с чего, спрашивается?
Из кухни раздались голоса и смех, и Кларенс закатила глаза.
Повисла тишина.
– Но ведь Масиас победил на демократических выборах? – спросил Хакобо.
– Он был великим манипулятором, – отозвался Килиан. – Постоянно мелькал на телевидении и знал, как завоевать сердца людей. Достаточно было пообещать вернуть черным то, что им раньше принадлежало.
– Испанцы доверили остров не тому человеку, когда уходили, – вздохнув, пояснил Лаа.
– И сколько же длился этот кошмар? – спросила Даниэла, пожирая его глазами.
– Одиннадцать лет. С шестьдесят восьмого по семьдесят девятый.
– Я как раз тогда родилась, – сообщил Даниэла, и Лаа быстро подсчитал в уме: девушка оказалась еще моложе, чем он предполагал.
– Представь, Даниэла, он вселял такой ужас в сердца местных жителей, что ни один мужчина не желал идти в расстрельную команду, когда его приговорили к смерти! Чтобы привести приговор в исполнение, пришлось нанимать марокканцев. – Он придвинулся ближе и понизил голос: – Легенда гласит, что Масиас убил всех любовников одной из своих жен. А когда его самого поставили к стенке, он развел руки за спиной ладонями вниз, как будто пытался взлететь…
Даниэла вздрогнула, а Кларенс коснулась ожерелья, которое повязал ей Инико. Чтобы разрядить обстановку, она сказала:
– Пожалуй, хватит об этом. У нас еще Лаа не получил подарки. – Она достала из пакета фетровую шляпу, пару перчаток в тон и экземпляр недавно изданной книги «Гвинея на пасолобинском». – Эту книгу написал испанец, – пояснила она. – Он рассказывает о людях, которые жили в Гвинее в колониальный период. Конечно, в ней отражен только один взгляд – со стороны белых, – но история может тебя заинтересовать… – Кларенс замялась: может, не стоило ему дарить эту книгу? – Но потом воскликнула: – А еще в ней есть фото Хакобо и Килиана!
– Спасибо! – поблагодарил Лаа. – Мне и в самом деле будет интересно.
Он раскрыл книгу и принялся листать страницы, вглядываясь в фотографии. Белые, как правило, снимались в светлых костюмах и неизменных пробковых шлемах, иногда, с ружьями, иногда с мачете, все довольные и улыбчивые. Черные – в потрепанной одежде, лица испуганные. На групповых фотографиях чернокожие мужчины сидели в ногах у белых, на одной из них белый положил руку на голову чернокожему. «Как будто собаке», – с горечью подумал Лаа. Он попытался воскресить в памяти детские воспоминания, но так и не смог ничего припомнить. Похоже, он был слишком мал. Может, у Инико получится что-то узнать?
Килиан и Хакобо стали рассказывать о Санта-Исабель, о красивых домах вроде Каса Мальо на бывшей Авенида Алонсо XIII, об автомобилях того времени, вспомнили названия судов, входивших в гавань: «Плюс Ультра», «Домине», «Сиудад де Кадис», «Фернандо-По», «Сиудад де Севилья»… У Килиана перехватило дух. «Суидад де Севилья», комфортабельный корабль, в середине семидесятых встал в док на ремонт, потом снова плавал, но над ним словно злой рок навис: он дважды горел, попал в жесточайший шторм… и все же, и все же после семидесяти шести лет службы, все еще был на плаву. Не похожи ли их судьбы?
Он покачал головой и вздохнул:
– Как же все поменялось! А мне все кажется, что мы вернулись с Фернандо-По совсем недавно, хотя теперь и остров по-другому называется… Бьоко… – проговорил он, словно пробуя слово на вкус.
– Ну, – сказал вдруг Хакобо, – поменялось не к лучшему.
– То есть? – повернулся к нему Лаа.
Хакобо глотнул кофе, вытер рот салфеткой и сурово взглянул на него.
– В наши дни с острова вывозили по пятьдесят тысяч тон какао, причем большую часть из Сампаки. А сейчас? – Он покосился на брата. – Три с половиной тысячи? Все знают, что с тех пор как мы ушли из Гвинеи, страна так и не поднялась. – Он поднял глаза на Лаа. – Вы живете гораздо хуже, чем сорок лет назад. Или не так?
– Хакобо, – голос Лаа был очень тихим, – Гвинея не так давно получила независимость и пытается встать на ноги после сотен лет притеснений.
– Что значит – притеснений? – Хакобо наклонился к нему. – А кто принес вам культуру, дал образование? Вы должны сказать спасибо, что мы вывели вас из джунглей…
– Папа! – гневно воскликнула Кларенс, а Кармен предостерегающе положила руку на бедро мужа.
Лаа выпрямился в кресле.
– Я скажу вам две вещи, Хакобо. – Теперь он говорил уверенно. – Во-первых, у нас не было выбора, принимать вашу культуру или нет. Во-вторых, в отличие от испанских колонизаторов, гвинейские конкистадоры не смешивали свою кровь с нашей.
Килиан молчал. Хакобо открыл было рот, чтобы возразить, но Лаа вскинул руки.
– Не читайте мне лекций о колонизации, Хакобо. По цвету моей кожи нетрудно догадаться, что мой отец – белый. Им мог быть любой из вас.
Повисла неловкая пауза. Кларенс опустила голову, ее глаза наполнились слезами. Если существует хоть малейшая возможность, что Лаа – ее сводный брат, такая ситуация не самая лучшая для знакомства с биологическим отцом. Хакобо повел себя грубо, и его нельзя оправдать. Почему он не может вести себя так, как Килиан?
Даниэла погладила Лаа по плечу, и тот ответил грустным взглядом. Его сердце ранили, и эта тема была не из тех, которую он готов был обсуждать за столом.
– Лаа, – тепло заговорила девушка. – Это трудно. Даже сейчас, не понимая этого, мы связаны. Нас оплетают сети политических, экономических, культурных интересов… просто время иное.
«И в этом вся Даниэла, – подумала Кларенс. – Как же я ее люблю».
– Простите, что сорвался, – произнес Лаа, взглянув на Кармен. Та махнула рукой и улыбнулась: она уже давно привыкла к бурным дискуссиям, инициатором которых был ее муж.
– Для меня колонизация равносильна изнасилованию, – сказала Даниэла. – Насильник всегда может заявить, что женщина сама захотела и он просто сделал ей одолжение.
Все замерли, а девушка опустила голову, устыдившись своей откровенности. Кларенс поднялась и начала убирать тарелки со стола. Хакобо сидел и смотрел в одну точку, Килиан нервно постукивал пальцами по столу, а Кармен принялась листать подаренную Лаа книгу рецептов.
– Ладно, – наконец произнес Килиан. – Оставим сложные темы. Расскажи лучше, как ты оказался в Калифорнии, – обратился он к Лаа.
– Думаю, благодаря дедушке, – задумчиво, поглаживая подбородок, ответил молодой человек. – Он настаивал, чтобы мы, его потомки, хорошо учились. Постоянно твердил, как это важно. Моего брата Инико это страшно раздражало. У него на все свое мнение. А дед… – Лаа погрозил пальцем и произнес, подражая старческому голосу: – «Самую умную вещь сказал один мой хороший друг, белый. Разница между белыми и черными в том, что черные позволяют дереву какао расти самостоятельно, а белые делают прививки, чтобы получить все, что они хотят».
Килиан чуть не подавился нугой.
Двадцать шестого декабря ветер разогнал тучи, солнце и снег слепили глаза. Лаа, Кларенс и Даниэла отправились покататься на лыжах. Для Лаа это было в диковинку. Даниэла старательно инструктировала его, но поставить парня на лыжи так и не удалось. Нападавшись, он сказал, что лучше пойдет попить кофе, и Даниэла конечно же поддержала его. Кларенс с изумлением наблюдала за ними. Маленькая Даниэла и высокий стройный Лаа – они изумительно смотрелись вместе.
Сама Кларенс решила еще покататься. Теперь, когда построили подъемник, забираться наверх не составляло никакого труда. Она села в кресло, мороз пощипывал щеки, виды открывались потрясающие. Но все это не отвлекало от грустных мыслей. Этот вчерашний разговор за столом… злой выпад отца… Трудно было поверить, что Хакобо влюбился в Бисилу, а потом бросил ее с маленьким ребенком на руках. И что, дядя был соучастником? Но как они могли хранить тайну столько времени? И вот наконец момент истины приблизился. Не потому ли она так разволновалась?
Единственным способом разогнать хандру было скатиться со склона на полной скорости, что она и сделала не без удовольствия.
А Лаа и Даниэла сидели в кафе. Лаа было приятно болтать с девушкой. Она нравилась ему все больше и больше. Даниэла держала чашку обеими руками, чтобы согреться, и дула на кофе, как ребенок, – это смешило. Когда она что-то говорила, ее глаза загорались – девушка была очень эмоциональной. С Кларенс они были совершенно не похожи… ну, разве что чуть-чуть, все же сестры. Даниэла, как и мать Кларенс, ухитрялась создавать вокруг уютную обстановку – то, что молодому человеку больше всего нравилось.
Что происходит? Они ведь только встретились!
– Ты какой-то тихий, – посмотрела на него Даниэла. – Тебя так утомил первый опыт катания на лыжах?
– Да уж, лыжи точно не мое, – засмеялся Лаа. – Еще и ботинки жмут.
– Не обманывай! Мы нашли твой размер!
– Хочешь еще кофе? – спросил он, поднимаясь.
– А ты донесешь?
Медленно переставляя ноги, как будто к ним привязаны камни, нарочито балансируя руками, Лаа двинулся к стойке. Даниэла веселилась, наблюдая за ним. Ей было хорошо в обществе этого парня. Слишком хорошо. Она закусила губу. У Кларенс гораздо больше прав на него. Но тогда почему сестра так легко отпустила их? Даниэла не знала, что и думать. Кларенс и Лаа вели себя так, будто они друзья – возможно, самые лучшие, но они не держались за руки и не обменивались страстными взглядами. Скорее всего, сестра влюбилась в молодого человека, а он в нее – нет, вернулась она к своей мысли. Но если их не связывают отношения, почему он согласился погостить у них несколько дней? Впрочем, парень мог не знать, что Кларенс просто ждет удачного момента… С какой стороны ни взгляни, все слишком запутанно. Даниэла чувствовала непонятное томление. Это был плохой знак.
Лаа поставил кофе на стол, насыпал в свою чашку сахар, потом спросил:
– Тебе нравится жить в Пасолобино?
– Конечно! – ответила девушка. – Смотри, какая здесь красота! – Если он не перестанет на меня пялиться, мои щеки лопнут. – А тебе где больше нравится жить? Ты себя кем ощущаешь?
– Даже и не знаю, как сказать, – Лаа помешал ложечкой в чашке. – Я и буби, и гвинеец, и африканец, и немного испанец по отцу, которого не знаю, а теперь еще и американец. Мне мой остров очень нравится.
– Но что тебе ближе всего?
– Послушай, Даниэла… – Он склонил голову на бок. – Как, по-твоему, должен чувствовал себя черный в окружении стольких белых? А на острове я недостаточно черный…
– Вы еще не соскучились без меня? – прервала их разговор раскрасневшаяся Кларенс.
Взглянув на часы, они осознали, что проговорили больше часа. И впервые в жизни Даниэла была не рада сестре.
– Ну, Лаа, готов ко второй попытке?
Парень шутливо схватился за руку Даниэлы.
– Ради бога, нет! Не позволяй ей меня мучить! – вскричал он.
– Не волнуйся, – засмеялась девушка. – Я не дам тебя в обиду.
«Так-так, – подумала Кларенс. – Глаза моей дорогой сестренки сияют. Коварные духи! Неужто Лаа был предназначен Даниэле?»
Когда они выходили из кафе произошло непредвиденное. Лаа поскользнулся на ступеньках и полетел на снег, увлекая за собой Кларенс. Она упала на него, и в это мгновение солнечный зайчик высветил зеленые искорки в его глазах. У девушки перехватило дыхание. Теперь все стало ясно, как день. Она вспомнила, что говорил Симон, когда они были на плантации. Он узнал ее по глазам! А теперь, когда их лица были близко-близко, она окончательно поняла, что у Лаа точно такие же глаза, как у нее, как у Хакобо и Килиана. Зеленые с едва заметными серыми крапинками. Она чуть не расплакалась от радости и облегчения. Но и от страха перед своим открытием.
Теперь она знала, что искала на острове именно Лаа, и в глубине сердца ей было стыдно, что она – дочь человека, когда-то бросившего своего ребенка, лишив законного места на семейном древе.
Глава 13
В лунном свете
– Ты уверена, что не хочешь поехать с нами? – Даниэла застегнула ветровку.
– Голова все еще немного побаливает, – ответила Кларенс, положив книгу на колени.
Лаа обеспокоенно посмотрел на нее:
– Ты не представляешь, как я сожалею, что ты упала.
Даниэла нахмурилась. Она надеялась, что сестра не горит желанием присоединиться к поездке из-за головы, но теперь стала сомневалась в этом. Их лица были так близко, когда они упали, и смотрели они в глаза друг другу так долго, что девушка почувствовала внезапный укол ревности. Вот с чего, спрашивается?
Из кухни раздались голоса и смех, и Кларенс закатила глаза.