Пальмы в снегу

По древней традиции по улицам проносили фигурку святой. Потом ее помещали на площади, и начинались танцы. На них было положено приходить в национальных костюмах, и Кларенс потребовалось не менее часа, чтобы облачиться в многочисленные юбки, завязать все ленточки и застегнуть все крючки. А еще надо было приколоть шпильками шиньон, надеть украшения… Хоть раз в жизни могут ее не торопить?

– Ух, какая ты! – восхитилась Даниэла. – Кстати, с кем ты в этом году будешь танцевать?

– Ну, кого-нибудь найду.

Кларенс закрыла глаза и представила Инико, одетого в узкие черные штаны, белую рубашку с запонками, подпоясанную кушаком, вышитую жилетку и в головном платке. «Как бы местные отреагировали?» – подумала она и вспомнила дискотеку в Малабо. Инико бы здесь всех поразил, и он сумел бы справиться с кастаньетами. Она не знала никого другого, кто обладал бы таким обаянием.

– Пойдем, – улыбнулась она сестре.

– Погоди-ка, погоди… – Даниэла поправила ей прическу. – О, да у тебя тебя появилась седина.

«Неудивительно», – подумала Кларенс. Все ее мысли по-прежнему были заняты Бьоко, и она так и не продвинулась в своем расследовании. Хакобо и Килиан избегали разговоров о Гвинее, а она не могла решиться поговорить с ними прямо.

Хулия тоже хранила молчание. Рассказывая ей о поездке, Кларенс сделала особый акцент на именах Бисилы, Сад, Инико и Лаа. Но если подруге и было что-то известно, она сохраняла невозмутимость, более того – она стала избегать встреч с ней. Кларенс все больше и больше расстраивалась. Подсказка Хулии ни к чему не привела, также как и реакция дяди и отца на ее рассказы. Она все время вспоминала Симона. Он посоветовал поискать колокольчик елёбо, если глаза ей ничего не скажут. Вот ведь загадка! Чтобы решить ее, остается подождать знака с небес…

– Ты что притихла, Кларенс? – Голос Даниэлы выдернул ее из размышлений. – Я спрашиваю: что тебя волнует?

– Прости. Слишком много свободного времени. Как только вернусь к работе, все наладится.

– И папа что-то грустит. Ты заметила?

Кларенс кивнула. Килиан все время молчал и часто надолго уходил из дому, чтобы побродить по окрестностям.

– Родители стареют, Даниэла.

– Да уж… Как я поняла, с возрастом ты либо становишься жестче, либо отрешаешься от всего. Первое произошло с твоим отцом, второе – с моим, – Даниэла вздохнула и добавила, указывая на костюм сестры: – Отлично получилось!

Вечером вся семья, включая деревенских родственников, собралась за столом в их доме. А потом все отправились посмотреть представление на площади.

Кларенс опустила голову, когда зазвучала старая-престарая песня о любви, не получившей продолжения. Она не могла перестать думать об Инико. Почти три месяца миновало с тех пор, как она вернулась с острова. Они не писали друг другу: она не знала, о чем; и не созванивались: она не знала, что сказать. Только Лаа сообщал ей по Интернету, что с ним все хорошо.

– Что случилось, Кларенс? – Даниэла коснулась ее руки. – Только не говори «ничего», все равно не поверю. После возвращения из Африки ты все время грустишь. – Она пристально взглянула на сестру. – Ты с кем-то там рассталась?

Кларенс не хотела рассказывать ей о том, что у них, возможно, есть брат. Она ни в чем не была уверена и напрягла ум в поисках подходящей отговорки. Пусть уж лучше сестра думает, что у нее «любовь на расстоянии», и это даже не будет ложью.

– Ты почти угадала, но я не хочу это обсуждать.

– Ясно, – отозвалась Даниэла. – Вы снова увидитесь?

– Надеюсь.

Даниэла не стала дальше настаивать, похлопала сестру по руке и снова повернулась к сцене.

После концерта сестры отправились в бар пропустить по стаканчику пунша, и там столкнулись с Хулией, которая тоже приехала на праздник. Пока Даниэла здоровалась с приятелями, Кларенс улучила несколько минут, чтобы с ней пообщаться.

– Хулия, – сразу взяла она быка за рога, – человек по имени Фернандо, примерно моего возраста, мог родиться в Бисаппо?

Лицо Хулии залила краска, и в душе Кларенс вновь забрезжил огонек надежды.

– Я… Возможно… – Хулия помолчала немного и спросила: – Какая разница?

«Что значит, какая разница?! – подумала Кларенс, едва не закричав: – Да это же все меняет!»

– Симон намекнул, что Хакобо знаком с Бисилой, – продолжала настаивать девушка. – Это правда?

– Я тебе больше ничего не скажу, – непререкаемым тоном ответила Хулия. – Спроси у своего отца.

– Твой пунш, Кларенс! – появилась Даниэла; рядом с ней был Хакобо, и Кларенс едва не выругалась: как некстати!

– Как дела, Хулия? Сто лет тебя не видел! – Хакобо поцеловал ее в щеку.

– Да уж, учитывая, в каком тесном мирке мы живем, видимся раз в сто лет, – ответила она без особых эмоций.

– Надолго к нам?

– Нет. На следующей неделе еду в Мадрид.

– Мы тоже скоро двинемся в Бармон.

– А что так? Ты же на пенсии.

– Не могу усидеть на месте. Привычка… – Хакобо опустил глаза и прокашлялся: – А ты отлично выглядишь, Хулия. Время тебя не коснулось.


У нее мелькнула мысль: что было бы, если б овдовел Хакобо, а не Килиан? Остались ли в ее сердце отголоски чувств? Она посмотрела на выпирающий живот, затем перевела взгляд на изрезанное морщинами лицо.

– Спасибо, Хакобо, – пожала она плечами, не зная, что еще сказать.

Они и не заметили, как подошел Килиан.

– О, папа! – воскликнула Даниэла. – Ты устал, наверное? Домой пойти не хочешь?

– Сейчас пойдем, – отозвался тот. – Рад тебя видеть, Хулия.

– Да, я тоже. Простите, мне пора, – извинилась она.

– Я провожу тебя до машины, – предложил Килиан, и она не стала возражать.

На улице Килиан взял ее под руку.

– Хулия, я хотел тебя спросить, – не стал откладывать он. – Кларенс рассказывала тебе о поездке в Гвинею?

– Да, конечно…

Кларенс действительно многое рассказала, хотя, может, и не все. Но и этого было достаточно, чтобы подумать: как он мог жить с таким грузом? Лицо Килиана было изрезано морщинами, но зеленые глаза остались прежними, какими и были на Фернандо-По. Она помнила все их длинные беседы, и теперь жалела, что они отдалились с годами.

– Я расплакалась. – Голос Хулии дрогнул. – Должно быть, как и вы с Хакобо.

Килиан кивнул.

– Помнишь, Мануэль сердился на буби из-за их предрассудков, веры в духов?

– Да, помню. Но теперь я и сама думаю, что призраки острова не оставили нас. И иногда мне кажется, что рано или поздно духи все расставят по своим местам. – Она прищурилась. – Я не очень поняла, к чему ты это сказал… но подозреваю, что мы теперь гораздо ближе к развязке, какой бы она ни была. Нам осталось немного, Килиан. Пора бы уже подводить черту.

– Уверяю тебя, на тот свет я не тороплюсь, – заверил ее Килиан с напускной шутливостью. – А что до развязки, пока не настал тот печальный момент, о котором ты говоришь, пожалуйста, пообещай, что не будешь вмешиваться.

– Я и не вмешивалась никогда, – взвилась она. – Прости, мне правда пора, меня ждут. – Она показала на мужчину, прогуливающегося у ее машины.

– Еще одно, Хулия! Помнишь, ты попросила раскрыть причину, по которой я не хотел возвращаться в Пасолобино после смерти отца? Мы с тобой заключили сделку: я расскажу тебе, а ты взамен раскроешь свою тайну.

У Хулии зачесались глаза. Неужели он до сих пор помнит тот разговор? И неужели не догадался? Разве могла она рассказать ему о своих чувствах к Хакобо, которые не остыли до конца и по сей день?

– Ты еще говорила, что иногда наши тайные желания сбываются. Так вот, я не согласен с тобой. Дела не всегда идут так, как мы хотим.

Хулия опустила голову и взяла его за руку.

– Килиан… Если бы я могла вернуть те годы… – Она глубоко вздохнула и пошла прочь.

– Все хорошо, дядя? – осведомилась Кларенс, поджидавшая его у бара. – Я наблюдала за вами. Мне показалось, вы спорили.

– С Хулией? Ерунда! Нам не о чем спорить.

Килиан оперся на руку девушки, и они побрели к дому.



Осенний ветер с севера рвал листья с деревьев. Хакобо и Кармен переехали в Бармон и все реже появлялись в деревне. У Даниэлы прибавилось работы в оздоровительном центре, да еще она занималась на онлайн-курсах по педиатрии. Кларенс готовилась к лекциям, которые должны была читать после Рождества.

Однажды серым ноябрьским днем Лаа написал, что в середине декабря по делам компании будет в Мадриде. Кларенс радостно вскрикнула и тут же пригласила его провести Рождество в Пасолобино, вместе с ее семьей. Лаа согласился!

Она задумалась, что сказать домашним, и в конце сообщила, что пригласила «особого гостя» – инженера, с которым познакомилась в Гвинее. «Он мой друг», – добавила многозначительным тоном. Мама была только рада, а отец проворчал в трубку, что не горит желанием провести семейный праздник с незнакомцем. Он даже заявил, что не приедет в Пасолобино и останется в Бармоне, но Кларенс не сомневалась, что мать его уговорит. Даниэла сгорала от любопытства, так как она заподозрила, что увидит предмет страданий двоюродной сестры. А Килиан смерил ее туманным взглядом и ничего не сказал – то есть совершенно ничего. Однако после многих лет отказа от курения он вдруг вытащил сигарету из пачки племянницы и зажег от свечи, горевшей на столе.

А сама Кларенс была невероятно рада возможности увидеть брата Инико… Или ей стоило называть Лаа своим братом?





Глава 12

Рождество




Не сказать, чтобы поездка из Мадрида в Пасолобино была впечатляющей, но он мог хотя бы бегло посмотреть на страну, так повлиявшую на его собственную. Лаа мечтал увидеть Кларенс, но еще сильнее – провести несколько дней в настоящей испанской семье. Его новая подруга пробудила в нем нежданное чувство болезненного любопытства. Он пытался представить, как бы сложилась его жизнь, если б белый отец позаботился о нем. Он никак не мог привыкнуть к мысли, что его кровные родственники – испанцы.

В детстве Лаа, пусть и не показывал виду, страдал от отсутствия отца. Инико хотя бы знал имя своего, а он – нет. Спасали выдуманные истории. Например, что его отец был исследователем, которого сожрал лев в джунглях, или что он выполняет где-то секретное задание. Подрастая, он начал осознавать реальность и задавать более настойчивые вопросы. Не раз спрашивал у деда, но тот отсылал его к матери, а та стояла на своем: ты сын Бисилы, и этого достаточно. В отсутствие матери он копался в ящиках, стремясь обнаружить подсказку. Единственным хрупким трофеем оказался обрывок фотографии, на которой белый мужчина опирался на грузовик. Он забрал фото, чтобы снять копию, но в итоге оригинал на место не вернул и носил его в бумажнике. Глупо, но он воспринимал этого неизвестного мужчину как родного отца.