Оттепель не наступит
Часть 34 из 72 Информация о книге
Для доступа к библиотеке пройдите авторизацию
Слишком много вопросов и не единого ответа.
Как там сестра? Оставалось надеяться, что она ещё жива. Если доберусь до цивилизации, нужно будет обязательно попытаться связаться с отцом. Рассказать ему правду. Он должен мне поверить. А ещё…
Мне хотелось посмотреть в лицо Гека. Спросить, какого чёрта он меня предал, а затем выстрелить в упор.
Что же ему пообещали? Или, может, угрожали?
От мыслей голова разболелась ещё сильнее. Я всё надеялась, что пройдёт несколько секунд, и я очнусь от ужасного сна. Но моё тело, кричащее от страданий, бесконечное месиво одинаковых сосен и яркие огоньки вдалеке были реальнее некуда.
Вдруг по ногам со всей силы ударило что-то твёрдое. Я охнула и потеряла равновесие, через секунду оказавшись лицом в снегу. Его ледяные пальчики тут же впились щёки, а правую лодыжку, напротив, обожгло огнём.
– Чёрт, только этого не хватало, – застонала я.
Если это перелом, пиши пропало. Тогда точно без шансов. Я приподнялась на локтях и мысленно поблагодарила себя, что вцепилась в фонарик мёртвой хваткой. Стараясь не орать во всю глотку от боли в груди, резким движением перевернулась и села. Виновником моего падения оказалось огромное бревно.
Как можно было не заметить здоровый кусок дерева?! Ладно, не время заниматься самобичеванием. Я стянула перчатку, потянулась к лодыжке и аккуратно её ощупала. Ткань штанов разорвана и мокрая. Кровь? Я посветила фонарём на ногу. Сердце провалилось в пятки.
– Кровь, – подтвердила вслух догадку.
Под дыркой брюк красовалась небольшая, но глубокая рана. Несмотря на огромное количество травм, из-за которых моё тело превратилось в сплошное нервное окончание, новое увечье приносило не меньше страданий.
Думать было некогда. Я быстро стянула шарф с шеи и стала туго перематывать его над коленом, надеясь, что это мне хоть как-то поможет. Руки дрожали, поэтому с первого раза жгут не получился. Я чертыхнулась и попробовала снова. Судя по тому, как заныли от натяжения мышцы, у меня получилось.
– Проклятье! – простонала я, поглаживая ногу.
Затем снова посветила на рану. Хорошенько набрав снега на перчатку, обтёрла лодыжку. Из груди вырвался облегчённый выдох. По коже побежали мурашки.
Кровь всё ещё сочилась, но уже не так интенсивно. Да уж, сказать, что весь мир повернулся ко мне задницей, не сказать ничего. Трясущимися пальцами кое-как натянула окровавленную холодную перчатку обратно на руку, но быстро поняла, что это плохая идея.
«Буду держать одну руку в кармане», – подумала я. И вдруг почувствовала, что сил идти дальше нет вообще.
Какова вероятность, что меня найдут? Нулевая. Мне не попался ни один дрон по пути. Даже если собрать все силы в кулак и доползти до дороги, меня убьют, как только обнаружат. Ещё и Гарьера подставлю.
От безысходности хотелось выть. Поэтому я просто легла на снег. Пространство между шапкой и горловиной дурацкого свитера сестры тут же обожгло холодом. Но мне было плевать. Я посмотрела на звёздное небо и снова подумала о смерти. По телу стала разливаться усталость. Слишком многое было пережито в последние дни. Больше так продолжаться не может.
Закрыв глаза, прислушалась. Где-то вдалеке был слышен шум снегоходов, скользящих по раскатанной дороге. Вот оно – спасение. Так рядом. А мне совершенно не охота спасаться.
С такого ракурса сосны мне казались ещё выше, чем на самом деле. Будто бы действительно доставали до звёзд. Последний раз вот так на снегу я лежала в худший период своей жизни. Тогда мне тоже казалось, что ещё немного, и смерть придёт за мной. Но выяснилось, что от душевных ран не умирают.
Я зажмурилась сильнее и позволила себе вспомнить живые добрые янтарные глаза Хрисана. Так долго сопротивлялась. Так долго старалась забыть.
– Скоро мы с тобой встретимся, – прошептала я и улыбнулась, почувствовав слезинку на щеке.
В памяти вспыхнула его последняя улыбка. И последние слова.
«…Завтра встретимся, Юна…»
Что ж. Должно быть, вот и наступило это завтра.
– Юна, – его голос звучит непривычно серьёзно. – Я хочу тебе кое в чём признаться.
Мы сидим в комнате Хрисана прямо на полу у окна в позе лотоса напротив друг друга. Стены дома тонкие, оттого слышно, как завывает ветер. Его строгая мама, а точнее, мачеха, в соседней комнате, поэтому приходится не шуметь. Юное сердце замирает в предвкушении долгожданного признания. Последние пару дней Хрисан был сам не свой. Беспокоился, был немногословен. Даже не улыбался, а это на него совсем не похоже. Потому я и решила, что, наконец, он признается в чувствах. Конечно же, слова ни к чему. И так понятно, что мы без ума друг от друга. Но…
Хрисан берёт меня за руку и заглядывает в глаза. От этого взгляда я таю. Его ладонь, как всегда, очень горячая. В животе тотчас оживают злосчастные насекомые. В книгах и фильмах это называется «порхающими бабочками». А как по мне, так это похоже на ползающих жуков.
– Что? Что ты хочешь сказать? – не терпится мне.
Он опускает взгляд и говорит:
– Это очень сложно. Мне нельзя рассказывать тебе. Но так больше продолжаться не может.
Хрисан тяжело вздыхает и не успевает проронить ни слова, как в комнату врывается его мать. Они встречаются взглядами.
– Милый, а Юноне уже не пора? – глаза женщины щурятся.
На её лице совсем нет дружелюбия.
– Ты подслушиваешь? – спрашивает Хрисан и поднимается.
Затем поворачивается ко мне и мягче говорит:
– Юна, подожди пару минут.
Я киваю и начинаю смущённо теребить косу. Из-за двери сначала слышатся бессвязные перешёптывания, а затем Хрисан срывается на крик:
– Нет! Я не могу!
– Ты должен! Выбора нет!
В следующую секунду он возвращается. Никогда не видела Хрисана таким раздраженным.
– Юна, пойдём я тебя провожу?
Я киваю. Мы быстро одеваемся и выходим на улицу. Холодный ветер обжигает лицо. Чувствуется перемена, и от этого становится очень тревожно.
– Юна, – говорит Хрисан и останавливается, – послушай. Прежде чем…
Он запинается, а его лицо искривляется в гримасе.
– Тебе больно? – испуганно спрашиваю я.
Он улыбается, отрицательно машет головой и продолжает:
– Нет – нет…Слушай. Я не могу проводить тебя до самого дома. Мне нужно возвращаться. И я должен тебе сказать.
Он жмурится, поднимает голову к небу, а затем прижимает меня к себе.
– Вообще-то, речь должна была идти о другом…Но…
Хрисан поглаживает меня по затылку. От его пшеничных волос пахнет корицей.
– Не хочу быть банальным, – шепчет он, – не хочу, чтобы было как в дурацких фильмах о любви. Ну, а как иначе?
Хрисан усмехается, а моё сердце замирает.
– Просто знай: я влюблён. Бесповоротно, – он молчит секунду, а затем добавляет: – нет, навсегда. Мне это слово больше нравится.
Я чувствую, как по телу разливается удивительное чувство. Я понимаю его и хочу признаться в ответ.
– Навсегда, – повторяю я, будто смакуя это прекрасное слово.
А потом, опомнившись, спрашиваю:
– Но что ты хотел рассказать? Чем ты был обеспокоен?
Хрисан отодвигается от меня, проводит пальцами по щеке и слегка улыбается:
– Я обещаю тебе рассказать. Завтра встретимся, Юна. И я всё объясню.
Но обещанное завтра так и не наступило.
Всего спустя сутки я лежу на нашей опушке и гляжу в небо, густо затянутое тучами. Вот-вот должен пойти снег, судя по чернющему цвету облаков. Даже на улице темновато, несмотря на полдень.
Моё сердце словно кто-то держит в кулаке и больно сжимает. Мне отчаянно хочется выть, кричать, рвать и метать. Но сил нет.
Я просто лежу и пялюсь в небо, надеясь, что меня засыплет снегом. И больше не придётся возвращаться в проклятый мир, где нет единственного человека, который меня любил.
Которого я любила, но так и не успела сказать об этом.
Я переворачиваюсь на бок и сворачиваюсь калачиком. В памяти вспыхивают дуры одноклассницы, которые вечно ныли из-за того, что их парень бросил. Тупицы. Как бы я хотела, чтобы меня бросили. Я прижимаю ладони к лицу и со всей силы жмурюсь. Так, что начинает болеть голова.
Когда меня вновь накрывает волна осознания, виски начинают пульсировать. Его нет. Его больше никогда не будет рядом.
Я злюсь на отца, который принёс эти новости.
– Милая. Нам нужно поговорить, – почти шепчет папа.
Я сразу напрягаюсь, потому что забыла, когда он был так ласков со мной.
Сердце ёкает, будто что-то чувствует.
– Юна…У меня есть ужасная новость…Я даже не знаю, как тебе сказать…
Никак…Никак не нужно было говорить. Лучше я буду искать его до конца дней, считая себя брошенной. Или затаю обиду и буду проклинать Хрисана. Но это было бы бессмысленно. Потому что на следующий же день из каждого утюга гремела страшная новость о сгоревшей в пожаре семье.
И когда он произносит ужасные слова, я даже не отвечаю. Будто не верю. Просто выбегаю из квартиры, даже не надев куртку. Мчусь к его дому, не обращая внимания на прохожих и транспорт. По дороге не думаю ни о чём, кроме того, что это ложь.