Оттенки моего безумия
Часть 25 из 56 Информация о книге
Для доступа к библиотеке пройдите авторизацию
По пути мы заезжаем в магазин, и я покупаю продукты, пока Блейн ждет меня в машине. Мама, слава богу, не встречает нас на пороге. Хотя это уже не имеет значения, все мои попытки скрыть свой мир летят коту под хвост. Но, прежде чем выйти из автомобиля, я хватаюсь за последний кусочек надежды и интересуюсь:
– Будешь ждать меня в машине?
– Я похож на придурка? – почему-то спрашивает он, а я убираю руку с двери и вопросительно смотрю на него. Он цокает и закатывает глаза. – Я не съем твою маму, и она меня, уверен, тоже. Перестань париться.
Блейн выходит из машины, я в ужасе выбегаю вслед за ним и слышу сигнал блокируемой машины.
Сделав глубокий вздох, распахиваю входную дверь и тут же получаю пощечину от мамы.
– Ты серьезно?! – кричит она. – Я тебя так не воспитывала, Хейли!
Сначала я не понимаю, в чем дело, лицо горит, очень хочется приложить к нему лед. Мама не пожалела сил, а когда я осознаю, в чем причина ее гнева, сжимаю зубы. Она узнала, что меня выперли из общежития.
– Что это такое?! – продолжает она, кидая мне смятую бумажку.
Кажется, мать даже не замечает, что у нас гости. Блейн тем временем стоит сзади, и я не знаю, как он реагирует. Наверное, он в шоке.
В письме сказано, что меня выселили из общежития университета. Причины этого там тоже перечислены. Я прикрываю глаза, это самое ужасное, что могло случиться, а мне казалось, после Зака и Рамоны хуже уже не будет. Мать расстроена, а ей нельзя нервничать и расстраиваться.
– Я все объясню, – говорю я банальные слова, глядя в ее блестящие глаза.
– Наркотики, секс, алкоголь! Хейли, что с тобой не так? Как ты опустилась до такого? – не слыша меня, продолжает вопить она.
– Это все вранье, миссис Фейз, – спокойно говорит Блейн, все еще стоя за моей спиной. – Вашу дочь обвинили в том, чего на самом деле не было. Ее подставила соседка по комнате.
– А ты еще кто такой? – злобно спрашивает она, видимо, только заметив гостя. – Тот, с кем она спит?
– Мама! – восклицаю я, чуть ли не задыхаясь от возмущения.
Я должна успокоить ее, пока она не потеряла контроль.
– Даже если это и так, вас это не касается. Хейли двадцать два, и она не бегает по мужикам, не принимает наркотики и не распивает алкоголь. Хотите верьте, хотите – нет, но я всегда рядом и ни разу не видел, чтобы она сделала то, что написано на этом клочке бумаги.
– На найденных под матрасом вещах есть отпечатки пальцев моего ребенка! Ты, наверное, не только трахаешь мою дочь, но и заливаешь в ее горло алкоголь, вкалываешь наркотики и пичкаешь ее травкой и таблетками, да, дорогой?
– Мама, остановись! – грозно вскрикиваю я, и она переводит на меня свой яростный взгляд. – Меня подставили, и подставили жестоко. Ты веришь тому, что говорит эта бумажка, или родной дочери?
Ярость в ее глазах потухает, но отблески злости еще видны. Она смотрит на меня очень долго, затем резко разворачивается и уходит в кухню, бурча, что ждет нас обоих там. Разговор не закончен, это я знаю точно.
Я смотрю на Блейна, но избегаю контакта с его взглядом. Надо извиниться перед ним за не слишком теплый прием. Но слова застряли в горле.
Вдруг Блейн протягивает руку и проводит большим пальцем по моей щеке, которая все еще болит. В уголках моих глаз собираются слезы, которые я сдерживаю всеми силами. Я так хочу, чтобы мама поверила мне. Она должна знать – я никогда не причиню ей страданий.
– Сильно болит? – спрашивает Блейн совсем тихо. Я киваю.
– Прости за эту сцену, мне так неудобно. – Я закрываю лицо руками, но стыдно от этого меньше не становится.
– Да ладно, твою маму можно понять. Я бы тоже разозлился. Но… часто ли она поднимает на тебя руку?
– Нет, это впервые, – отвечаю я правду. – Ты все еще можешь уйти. – Пожалуйста, уезжай как можно подальше от этого дома.
– И пропустить целое представление? – хмыкает он, а я наконец-то поднимаю на него глаза. Он едва заметно улыбается. – Нет, спасибо. У вас есть попкорн?
Я легонько бью его кулаком в плечо и направляюсь в кухню. Мама сидит за столом, положив руки на деревянное покрытие. Увидев нас, она хмурится.
– Как тебя зовут? – спрашивает мама, пока я вытаскиваю продукты из рюкзака.
– Блейн.
– А полное имя?
Он озадаченно смотрит на меня, а потом на мать. Я уже хочу сказать, что это и есть его полное имя, как вдруг он говорит:
– Блейдан.
Я удивлена, что не слышала этого раньше. Посмотрев на парня, я возвращаюсь к продуктам. Мама задает ему множество вопросов, а потом бесстыдно заявляет, что он должен поклясться, что я не принимаю ни наркотики, ни алкоголь и если с кем-то и сплю, то только с ним. И каково же мое изумление, когда он клянется своей матерью и не опровергает последний факт. Мне хочется кинуть в него банан и заявить, что я ни с кем сексом не занимаюсь. Но я молчу. Сейчас мне действительно лучше помалкивать.
Кажется, сразу после клятвы Блейна мама успокаивается. На ее лице расцветает дружелюбная улыбка, но глаза по-прежнему холодны. Все не становится идеальным, но это лучше, чем ничего. Пока я готовлю обед, они с Блейном болтают о простых вещах, и если я не ошибаюсь, то парень даже не замечает, что у мамы немного не в порядке с головой. Пока он ничего не заподозрил, я могу дышать спокойно, но волнение, конечно, никуда не исчезает. Если Блейн узнает, то обязательно начнутся расспросы, как только мы сядем в «Мустанг». Обедаем мы молча, но словно одна семья. После мама, как всегда, выходит на веранду и усаживается в любимое кресло, чтобы полюбоваться садом. Я мою посуду, а Блейн убирает со стола. Неожиданно он дотрагивается до моего бедра рукой, и, когда я поворачиваю голову, наши носы соприкасаются – так близко он стоит. Я задерживаю дыхание, вбирая в легкие его потрясающий аромат.
Опустив взгляд на мои губы всего лишь на секунду, он сразу возвращается к моим глазам и произносит так, чтобы мама не услышала:
– Мне надо покурить.
– В гостиной есть еще одна дверь. Выйдешь на задний двор и можешь там покурить, – объясняю я, он кивает и удаляется.
Закончив с посудой, я выхожу к маме на веранду. Встав сзади кресла, я делаю ей массаж, несильно мну плечи, но чувствую, как она расслабляется.
– Я справляюсь? – негромко спрашивает она.
– С чем? – не понимаю я.
– Я вижу, как ты боишься, что он узнает о моем… недуге, поэтому пытаюсь быть нормальной мамой. У меня получается? Я ведь понятия не имею, как выгляжу со стороны.
Мое сердце окутывает тепло, а глаза уже в который раз за день наполняются слезами. Она старается ради меня, не хочет выдавать мой секрет… наш секрет. Пытается создать иллюзию, что мы обычная нью-йоркская семья, которая собирается на обед по выходным. Как жаль, что нельзя сказать правду, особенно когда это так необходимо. Порой ложь горше, чем правда.
– Спасибо, – еле выдавливаю я.
– Но это не значит, что я перестала злиться. Я поверила только потому, что ты моя дочь. И даже если ты солгала и все-таки принимаешь всю эту дрянь, это на твоей совести. – Я собираюсь сказать, что не вру, но она интересуется: – Где ты живешь?
– У Блейна, – и еще у кучи парней.
– Врать не буду, он красавчик, – хихикает мама, а я ухмыляюсь.
Да, мама, ты точно не будешь врать, а я с тобой спорить.
* * *
Когда мы возвращаемся в дом братства, за окном уже темно. Все это время мы сидели с мамой на веранде, попивали чай и болтали. Обстановка была одновременно спокойной и напряженной. Я боялась каждого слова мамы, мне казалось, что вот прямо сейчас она выкинет что-то из ряда вон выходящее или же задаст каверзный вопрос Блейну.
Но все прошло хорошо, и сейчас я, довольная и расслабленная, сижу в удобном кресле, слушаю хорошую музыку и смотрю, как мимо проплывают огоньки. Блейн тоже спокоен, такое чувство, как будто его не смущало поведение матери, потому что вопросы попадались личные, касающиеся его семьи. Но он хорошо избегал прямых ответов, поэтому мне не удалось узнать о нем ничего нового.
В гостиной мы тут же встречаемся с Ником и Амелией, которая сидит на его коленях, Джаредом и Дезом. Каждый потягивает пиво на диване, обсуждая что-то не совсем мне известное и понятное. Увидев нас, они улыбаются и поднимают бутылки в приветственном жесте. Однако от меня не убегает, что Дез на секунду кривится, заметив, как близко друг к другу мы с Блейном стоим.
– Как отдохнули? – спрашивает Джаред.
Он сидит как король, закинув руку на спинку дивана и положив одну ногу на журнальный столик. Но на удивление выглядит он вовсе не нелепо и не как самовлюбленный эгоист.
– Нормально, – отвечает Блейн и ловит две жестяные банки с пивом, которые ему кинул Ник.
Одну он протягивает мне, но заметив, как я морщусь, понимает, что сейчас не лучшее время, чтобы угощать меня алкоголем.
– Что с твоей щекой? – спрашивает Амелия, когда мы подходим ближе. Я тут же прикрываю ее рукой, напрочь забыв о пощечине. – Оу, это же отпечаток руки! Кто тебя так, детка?
Все взгляды тут же устремляются на Блейна, он отрицательно разводит руками, а я спешу ему на помощь, тараторя, как последняя идиотка:
– Пока мы гуляли, случилась неприятная стычка, и мне немного досталось. Блейн тут ни при чем, правда. Наоборот, он бросился меня защищать, так что прошу, не думайте о нем плохо.
Повисает тишина, а потом Джаред говорит:
– Ладно, – и запрокидывает голову, чтобы сделать глоток.
– Идем, нужно приложить лед, чтобы краснота спала, – поднявшись с колен Ника, произносит Амелия и, схватив меня за руку, тащит на кухню.
– Не думаю, что это поможет, прошло много времени с момента, когда мне врезали, – бурчу я, но она не сдается.
В кухне никого нет, и, оставшись с редактором-красоткой наедине, я не могу не смутиться. Пока она ковыряется в морозилке в поисках пакета со льдом, я смотрю на что угодно, но только не на ее прекрасное загорелое тело и длинные блестящие темные волосы, которым позавидовала бы любая девушка, в том числе и я.
Она кидает мне упаковку льда и широко улыбается.
– Твоя здоровая щека покраснела, тебя что-то смутило? – спрашивает она.
Я вздыхаю, прикладываю лед и признаюсь:
– Не думала, что когда-нибудь в жизни буду стоять с тобой в одной комнате и вот так просто разговаривать.
– Я такая недосягаемая?
– Для меня да, – киваю я и, подняв пачку, говорю: – Спасибо.
– На здоровье, – подмигивает она и выходит из кухни.
Я же продолжаю стоять, прислонившись поясницей к столу. За несколько дней моя жизнь изменилась, и очень ощутимо. Я претерпела немало падений, но тем не менее нашла в себе силы подняться. Судьба лишила меня друзей и семьи в одном комплекте, преподнеся других товарищей. Ладно, если бы это были просто люди, но это ведь те, кого мы считали практически врагами. Сложно поверить, что я живу в доме братства. Сложно вообще поверить во все происходящее.
Я ухмыляюсь, закусываю губу и смотрю за окно. Жизнь слишком непредсказуема, или, быть может, правильнее сказать – судьба. Жизнь – это просто существование на Земле, а судьба – сюжетная линия этой жизни. Ведь ничего в мире не происходит просто так, все события уже прописаны в какой-то книге, и значит, я не случайно стою в этой кухне и прикладываю лед к щеке. Так было запланировано. Но легче от этого не становится.
– Мы собираемся в клуб, хотим оттянуться перед учебной неделей. Ты с нами? – спрашивает Блейн, неожиданно появившийся в дверном проеме, и отвлекает меня от философских рассуждений.
– Будешь ждать меня в машине?
– Я похож на придурка? – почему-то спрашивает он, а я убираю руку с двери и вопросительно смотрю на него. Он цокает и закатывает глаза. – Я не съем твою маму, и она меня, уверен, тоже. Перестань париться.
Блейн выходит из машины, я в ужасе выбегаю вслед за ним и слышу сигнал блокируемой машины.
Сделав глубокий вздох, распахиваю входную дверь и тут же получаю пощечину от мамы.
– Ты серьезно?! – кричит она. – Я тебя так не воспитывала, Хейли!
Сначала я не понимаю, в чем дело, лицо горит, очень хочется приложить к нему лед. Мама не пожалела сил, а когда я осознаю, в чем причина ее гнева, сжимаю зубы. Она узнала, что меня выперли из общежития.
– Что это такое?! – продолжает она, кидая мне смятую бумажку.
Кажется, мать даже не замечает, что у нас гости. Блейн тем временем стоит сзади, и я не знаю, как он реагирует. Наверное, он в шоке.
В письме сказано, что меня выселили из общежития университета. Причины этого там тоже перечислены. Я прикрываю глаза, это самое ужасное, что могло случиться, а мне казалось, после Зака и Рамоны хуже уже не будет. Мать расстроена, а ей нельзя нервничать и расстраиваться.
– Я все объясню, – говорю я банальные слова, глядя в ее блестящие глаза.
– Наркотики, секс, алкоголь! Хейли, что с тобой не так? Как ты опустилась до такого? – не слыша меня, продолжает вопить она.
– Это все вранье, миссис Фейз, – спокойно говорит Блейн, все еще стоя за моей спиной. – Вашу дочь обвинили в том, чего на самом деле не было. Ее подставила соседка по комнате.
– А ты еще кто такой? – злобно спрашивает она, видимо, только заметив гостя. – Тот, с кем она спит?
– Мама! – восклицаю я, чуть ли не задыхаясь от возмущения.
Я должна успокоить ее, пока она не потеряла контроль.
– Даже если это и так, вас это не касается. Хейли двадцать два, и она не бегает по мужикам, не принимает наркотики и не распивает алкоголь. Хотите верьте, хотите – нет, но я всегда рядом и ни разу не видел, чтобы она сделала то, что написано на этом клочке бумаги.
– На найденных под матрасом вещах есть отпечатки пальцев моего ребенка! Ты, наверное, не только трахаешь мою дочь, но и заливаешь в ее горло алкоголь, вкалываешь наркотики и пичкаешь ее травкой и таблетками, да, дорогой?
– Мама, остановись! – грозно вскрикиваю я, и она переводит на меня свой яростный взгляд. – Меня подставили, и подставили жестоко. Ты веришь тому, что говорит эта бумажка, или родной дочери?
Ярость в ее глазах потухает, но отблески злости еще видны. Она смотрит на меня очень долго, затем резко разворачивается и уходит в кухню, бурча, что ждет нас обоих там. Разговор не закончен, это я знаю точно.
Я смотрю на Блейна, но избегаю контакта с его взглядом. Надо извиниться перед ним за не слишком теплый прием. Но слова застряли в горле.
Вдруг Блейн протягивает руку и проводит большим пальцем по моей щеке, которая все еще болит. В уголках моих глаз собираются слезы, которые я сдерживаю всеми силами. Я так хочу, чтобы мама поверила мне. Она должна знать – я никогда не причиню ей страданий.
– Сильно болит? – спрашивает Блейн совсем тихо. Я киваю.
– Прости за эту сцену, мне так неудобно. – Я закрываю лицо руками, но стыдно от этого меньше не становится.
– Да ладно, твою маму можно понять. Я бы тоже разозлился. Но… часто ли она поднимает на тебя руку?
– Нет, это впервые, – отвечаю я правду. – Ты все еще можешь уйти. – Пожалуйста, уезжай как можно подальше от этого дома.
– И пропустить целое представление? – хмыкает он, а я наконец-то поднимаю на него глаза. Он едва заметно улыбается. – Нет, спасибо. У вас есть попкорн?
Я легонько бью его кулаком в плечо и направляюсь в кухню. Мама сидит за столом, положив руки на деревянное покрытие. Увидев нас, она хмурится.
– Как тебя зовут? – спрашивает мама, пока я вытаскиваю продукты из рюкзака.
– Блейн.
– А полное имя?
Он озадаченно смотрит на меня, а потом на мать. Я уже хочу сказать, что это и есть его полное имя, как вдруг он говорит:
– Блейдан.
Я удивлена, что не слышала этого раньше. Посмотрев на парня, я возвращаюсь к продуктам. Мама задает ему множество вопросов, а потом бесстыдно заявляет, что он должен поклясться, что я не принимаю ни наркотики, ни алкоголь и если с кем-то и сплю, то только с ним. И каково же мое изумление, когда он клянется своей матерью и не опровергает последний факт. Мне хочется кинуть в него банан и заявить, что я ни с кем сексом не занимаюсь. Но я молчу. Сейчас мне действительно лучше помалкивать.
Кажется, сразу после клятвы Блейна мама успокаивается. На ее лице расцветает дружелюбная улыбка, но глаза по-прежнему холодны. Все не становится идеальным, но это лучше, чем ничего. Пока я готовлю обед, они с Блейном болтают о простых вещах, и если я не ошибаюсь, то парень даже не замечает, что у мамы немного не в порядке с головой. Пока он ничего не заподозрил, я могу дышать спокойно, но волнение, конечно, никуда не исчезает. Если Блейн узнает, то обязательно начнутся расспросы, как только мы сядем в «Мустанг». Обедаем мы молча, но словно одна семья. После мама, как всегда, выходит на веранду и усаживается в любимое кресло, чтобы полюбоваться садом. Я мою посуду, а Блейн убирает со стола. Неожиданно он дотрагивается до моего бедра рукой, и, когда я поворачиваю голову, наши носы соприкасаются – так близко он стоит. Я задерживаю дыхание, вбирая в легкие его потрясающий аромат.
Опустив взгляд на мои губы всего лишь на секунду, он сразу возвращается к моим глазам и произносит так, чтобы мама не услышала:
– Мне надо покурить.
– В гостиной есть еще одна дверь. Выйдешь на задний двор и можешь там покурить, – объясняю я, он кивает и удаляется.
Закончив с посудой, я выхожу к маме на веранду. Встав сзади кресла, я делаю ей массаж, несильно мну плечи, но чувствую, как она расслабляется.
– Я справляюсь? – негромко спрашивает она.
– С чем? – не понимаю я.
– Я вижу, как ты боишься, что он узнает о моем… недуге, поэтому пытаюсь быть нормальной мамой. У меня получается? Я ведь понятия не имею, как выгляжу со стороны.
Мое сердце окутывает тепло, а глаза уже в который раз за день наполняются слезами. Она старается ради меня, не хочет выдавать мой секрет… наш секрет. Пытается создать иллюзию, что мы обычная нью-йоркская семья, которая собирается на обед по выходным. Как жаль, что нельзя сказать правду, особенно когда это так необходимо. Порой ложь горше, чем правда.
– Спасибо, – еле выдавливаю я.
– Но это не значит, что я перестала злиться. Я поверила только потому, что ты моя дочь. И даже если ты солгала и все-таки принимаешь всю эту дрянь, это на твоей совести. – Я собираюсь сказать, что не вру, но она интересуется: – Где ты живешь?
– У Блейна, – и еще у кучи парней.
– Врать не буду, он красавчик, – хихикает мама, а я ухмыляюсь.
Да, мама, ты точно не будешь врать, а я с тобой спорить.
* * *
Когда мы возвращаемся в дом братства, за окном уже темно. Все это время мы сидели с мамой на веранде, попивали чай и болтали. Обстановка была одновременно спокойной и напряженной. Я боялась каждого слова мамы, мне казалось, что вот прямо сейчас она выкинет что-то из ряда вон выходящее или же задаст каверзный вопрос Блейну.
Но все прошло хорошо, и сейчас я, довольная и расслабленная, сижу в удобном кресле, слушаю хорошую музыку и смотрю, как мимо проплывают огоньки. Блейн тоже спокоен, такое чувство, как будто его не смущало поведение матери, потому что вопросы попадались личные, касающиеся его семьи. Но он хорошо избегал прямых ответов, поэтому мне не удалось узнать о нем ничего нового.
В гостиной мы тут же встречаемся с Ником и Амелией, которая сидит на его коленях, Джаредом и Дезом. Каждый потягивает пиво на диване, обсуждая что-то не совсем мне известное и понятное. Увидев нас, они улыбаются и поднимают бутылки в приветственном жесте. Однако от меня не убегает, что Дез на секунду кривится, заметив, как близко друг к другу мы с Блейном стоим.
– Как отдохнули? – спрашивает Джаред.
Он сидит как король, закинув руку на спинку дивана и положив одну ногу на журнальный столик. Но на удивление выглядит он вовсе не нелепо и не как самовлюбленный эгоист.
– Нормально, – отвечает Блейн и ловит две жестяные банки с пивом, которые ему кинул Ник.
Одну он протягивает мне, но заметив, как я морщусь, понимает, что сейчас не лучшее время, чтобы угощать меня алкоголем.
– Что с твоей щекой? – спрашивает Амелия, когда мы подходим ближе. Я тут же прикрываю ее рукой, напрочь забыв о пощечине. – Оу, это же отпечаток руки! Кто тебя так, детка?
Все взгляды тут же устремляются на Блейна, он отрицательно разводит руками, а я спешу ему на помощь, тараторя, как последняя идиотка:
– Пока мы гуляли, случилась неприятная стычка, и мне немного досталось. Блейн тут ни при чем, правда. Наоборот, он бросился меня защищать, так что прошу, не думайте о нем плохо.
Повисает тишина, а потом Джаред говорит:
– Ладно, – и запрокидывает голову, чтобы сделать глоток.
– Идем, нужно приложить лед, чтобы краснота спала, – поднявшись с колен Ника, произносит Амелия и, схватив меня за руку, тащит на кухню.
– Не думаю, что это поможет, прошло много времени с момента, когда мне врезали, – бурчу я, но она не сдается.
В кухне никого нет, и, оставшись с редактором-красоткой наедине, я не могу не смутиться. Пока она ковыряется в морозилке в поисках пакета со льдом, я смотрю на что угодно, но только не на ее прекрасное загорелое тело и длинные блестящие темные волосы, которым позавидовала бы любая девушка, в том числе и я.
Она кидает мне упаковку льда и широко улыбается.
– Твоя здоровая щека покраснела, тебя что-то смутило? – спрашивает она.
Я вздыхаю, прикладываю лед и признаюсь:
– Не думала, что когда-нибудь в жизни буду стоять с тобой в одной комнате и вот так просто разговаривать.
– Я такая недосягаемая?
– Для меня да, – киваю я и, подняв пачку, говорю: – Спасибо.
– На здоровье, – подмигивает она и выходит из кухни.
Я же продолжаю стоять, прислонившись поясницей к столу. За несколько дней моя жизнь изменилась, и очень ощутимо. Я претерпела немало падений, но тем не менее нашла в себе силы подняться. Судьба лишила меня друзей и семьи в одном комплекте, преподнеся других товарищей. Ладно, если бы это были просто люди, но это ведь те, кого мы считали практически врагами. Сложно поверить, что я живу в доме братства. Сложно вообще поверить во все происходящее.
Я ухмыляюсь, закусываю губу и смотрю за окно. Жизнь слишком непредсказуема, или, быть может, правильнее сказать – судьба. Жизнь – это просто существование на Земле, а судьба – сюжетная линия этой жизни. Ведь ничего в мире не происходит просто так, все события уже прописаны в какой-то книге, и значит, я не случайно стою в этой кухне и прикладываю лед к щеке. Так было запланировано. Но легче от этого не становится.
– Мы собираемся в клуб, хотим оттянуться перед учебной неделей. Ты с нами? – спрашивает Блейн, неожиданно появившийся в дверном проеме, и отвлекает меня от философских рассуждений.