Оттенки моего безумия
Часть 12 из 56 Информация о книге
Для доступа к библиотеке пройдите авторизацию
Когда я распахиваю дверь, за ней оказывается вовсе не Дез, а мои друзья… и они чем-то недовольны. Мне становится страшно.
Как только я их впускаю, то сразу слышу:
– Зачем ты нам солгала? – Рамоне не надо пояснять, о чем именно я соврала, и без того понятно. Они узнали, что я была на чертовой тусовке.
– Ты сказала, что останешься у мамы до воскресенья. Мы хотели сделать сюрприз, приехать и скрасить твои выходные. Твоя мать сказала, что ты не появлялась с прошлых выходных, а когда я позвонил, трубку взял Дез, – добавляет Зак.
Мне становится стыдно вдвойне. Я ужасный друг.
– Простите, – всего лишь говорю я, – для меня нет оправданий.
– Почему ты не сказала правду? Почему вновь возобновила дружбу с Дезом? Ты же знаешь, что он мерзавец и что он может испортить тебя до неузнаваемости! – В голосе Рамоны сквозит отчаяние, я сильно ее обидела.
– Простите, – снова повторяю, как попугай, который больше не знает никаких слов.
Слышится вздох Зака.
Поворачиваться я не решаюсь, боюсь увидеть лица друзей, полные осуждения. Но если подумать, им разве никогда не хотелось сделать что-нибудь этакое? Не хотелось забыть о том, какие последствия могут вызвать подобные вечеринки? Разве им не хочется отдаться безудержному веселью хотя бы один раз в жизни? Хоть они и ходят иногда на тусовки, но это не то… это ни капельки не похоже на то, что пережила я.
– Я просто хотела попробовать, – шепчу я, потирая рукой локоть.
– И как, понравилось? – недовольным голосом интересуется Рамона.
Да.
– Нет. Эти вечеринки… не моё.
Хочется разрыдаться от этой лжи. Мне очень понравилось, я смогла вздохнуть полной грудью, почувствовала себя простым беззаботным студентом, у которого родители не сходят с ума и помнят, что ты давно закончила школу.
– Ты опять лжешь, – говорит Рамона. Я непонимающе смотрю на неё. – В твоих глазах сверкали искорки, когда ты утверждала, что эти вечеринки не для тебя. Я знаю тебя достаточно, чтобы определить, говоришь ты правду или нет.
У меня нет оправдания, я не могу ничем доказать, что мне действительно не понравилось… У меня есть рана! Я же могу воспользоваться ею! Уверена, после того как они её увидят, то забудут про все остальное.
– Если вы думаете, что я смогу повторить нечто подобное после этого, – я поднимаю край майки, обнажая обмотанный вокруг талии бинт, – то вы ошибаетесь.
Друзья охают. Ещё бы! В их глазах я вижу беспокойство, вытеснившее обиду. Кажется, ещё чуть-чуть, и я сгорю от стыда. Я не помню, чтобы когда-либо так сильно краснела. Мне очень неудобно перед друзьями, перед моей маленькой семьёй. Но я точно знаю, скажи я правду, они бы меня не поняли. Это единственное, что они никогда не смогут принять.
Рамона и Зак по очереди задают вопросы. «Откуда у тебя эта рана, Хейли? Ты с кем-то подралась на вечеринке, Хейли? Сильно болит, Хейли?» И ещё множество подобного. Я отвечаю вяло, но придаю голосу драматизма. Мне необходимо, чтобы они больше не вспоминали о моем проступке. Мне необходимо избавиться от угнетающего чувства вины.
Когда я рассказываю все, что было на вечеринке, плюс придумываю историю, как поранилась, мы плавно переходим к обсуждению выходных. Ребята больше не могут ждать, им ужасно хочется что-нибудь разукрасить.
Я решаю не говорить, что лучше бы ещё немного подождать. Это бесполезно. Они привыкли рисовать каждую неделю, им это необходимо, да и мне, если честно, тоже. В рисунок я вкладываю свои чувства. Для меня творчество – это возможность спустить пар. Когда парням плохо, они бегут к боксёрской груше, как к спасению. Я же берусь за баллончики с краской. В них моё спасение.
– Мы просто обязаны сделать это сегодня, – говорит Зак, присаживаясь на край кровати. – Я хочу порисовать. Мне это нужно. Это нужно всем нам.
– Сегодня… на этот раз, – начинаю я, но договорить не могу. Вздохнув, я выпаливаю на одном дыхании: – Сегодня мне правда надо к матери. Я пробуду у неё до вечера, а после мы отправимся к университету, договорились?
Мне сложно смотреть друзьям в глаза, но я должна это делать. Взглянув на Рамону, я снова вижу на ее лице осуждение: «А ведь ты говорила…» Да, я говорила. Да, я ужасная, плохая, отвратительная лгунья! Что тут поделать?
– Хорошо, – на выдохе произносит Зак.
Входная дверь распахивается, и на пороге стоит помятая Лана, от которой разит перегаром. Надеюсь, что от меня нет.
– Привет, лузеры, – широко улыбаясь, машет рукой Лана. Мы все синхронно закатываем глаза. Нам не привыкать к такому обращению. – Хотя ты больше не лузер, – указывая на меня, говорит она, – классно оторвались.
Искоса взглянув на друзей, все ещё сидящих на моей постели, я замечаю, как Зак сжимает кулаки, а Рамона качает головой. И ко мне вновь возвращается чувство стыда.
– Приходи почаще на вечеринки. Ты в них классно вписываешься, – подмигивает мне Лана.
– Я думаю, тебе стоит зайти в комнату, а не торчать в проеме, – надеюсь, соседка поймет, что я прошу её не упоминать вечеринку в присутствии Зака и Рамоны.
Она ухмыляется и проходит внутрь.
– Я в душ, не буду вам мешать, лузеры. – Лана достает вещи и полотенце из шкафа и исчезает за дверью, ведущей в ванную комнату.
Как только я открываю рот, она распахивается, и из-за нее появляется светлая голова Ланы.
– Кстати, забыла предупредить, меня сегодня ночью не будет.
Дверь захлопывается вновь, и на короткое время комнату окутывает тишина.
– Вы уже придумали, что будете рисовать? – спрашиваю я у ребят.
– Я хочу изобразить кобру, – отвечает Зак.
– Может, стоит выбрать что-то другое? Тебе не кажется, что змея – это слишком для университета?
– А что, если преподаватели начнут допрашивать студентов, чтобы узнать, кто осмелился разрисовать такое священное здание. Нью-Йоркский университет ведь никакой-то там никому не известный колледж. Вы уверены, что проблем не будет? – прерывает нас Рамона.
Когда идея разрисовать универ только появилась, никто не подумал о возможных последствиях. Сейчас же эта затея кажется мне безумной. Что, если Рамона права, и у нас возникнут сложности? Конечно же, взрослые не оценят наш поступок, и возможно, начнется разбирательство. Но разве мы нарушаем закон? Я, Рамона и Зак – не единственные, кто занимается граффити, и мне еще ни разу не доводилась видеть в различных новостях, чтобы рисунок на здании обернулся катастрофой. Максимум – штраф, но никто о таком судачить не станет.
– Если мы будем аккуратны, нас не поймают. Рамона, ты же знаешь, сколько мы этим занимаемся, и ни разу не было проблем. Мы умеем заметать следы, – отвечаю я.
– Да, но у меня такое предчувствие, словно это все добром не закончится, – качает головой подруга, а я просто пожимаю плечами.
– Начнем с левого крыла, там мало кто ходит из взрослых, точнее, вообще никто, кроме студентов.
Обсудив сегодняшнюю ночь, я провожаю гостей и еще раз приношу извинения. Они говорят, что все нормально, но просят меня больше так не делать. Рамона и Зак считают «братьев» и «сестер» врагами. Когда-то я тоже так думала, это началось после того, как меня оставил Дез. «Братья» лишили меня друга, и простить я их не смогла… да и не могу до сих пор.
Закрыв дверь, я прислоняюсь к ней спиной и запускаю руку в короткие кудрявые волосы. Это полнейший ужас. Сколько же ошибок я совершила за два дня. Легонько ударившись головой об дверь, я смотрю на потолок, делаю глубокий вздох и отталкиваюсь.
Снова всплывают мысли о прошедшей вечеринке, мне было так хорошо. Я впервые напилась, впервые так много смеялась после смерти отца. Дез веселил меня и дружески обнимал. Я погружалась в прошлое, в котором он точно так же прижимал меня к себе.
Если Дез рискнет еще раз пригласить меня на вечеринку, смогу ли я отказать? Конечно, я пообещала друзьям, что больше ни ногой в дом братства, но они знают, что я по-прежнему помогаю Дезу с учебой, а значит, просто не смогу не появляться там. Может, если он еще раз меня позовет, я скажу друзьям, что мы с ним занимаемся?
Господи, Хейли, ты серьезно? Ты только что сгорала от стыда, а теперь готова солгать еще раз, чтобы потом снова краснеть перед Заком и Рамоной? Дурочка, думай, что делаешь. Из-за Деза ты можешь лишиться друзей, неужели не понимаешь?
Из раздумий меня вывел стук двери. Это Лана вышла из ванной.
– Лузеры уже ретировались? – бодро спрашивает она, протирая полотенцем мокрые волосы.
– Перестань их так называть! – рычу я.
– Эй, не заводись, ты же знаешь, что я шучу, – выставив руку вперед, говорит Лана.
Я падаю на кровать и чувствую, как по телу разливается усталость.
Вранье и собственная глупость выжали из меня все силы.
– Что-то случилось? – интересуется Лана, присев на край постели и продолжая сушить волосы.
– Мне надо к матери, – отвечаю я, но подниматься не спешу. – На тебя когда-нибудь наваливалась чертовски сильная усталость?
Это ещё один долгий диалог за все наше знакомство, и, как ни странно, мне сейчас очень комфортно в компании соседки. Комфортнее, чем в обществе Зака и Рамоны. Удивительно.
– Конечно. Например, прямо сейчас. Эта ночь была слишком безумной, чтобы после нее остались силы.
– Согласна, – мямлю я и на секунду закрываю глаза.
* * *
К матери я приезжаю на час позже. Обычно я должна быть у нее в шесть, но сегодня незапланированно уснула на несколько часов. Когда я вхожу в дом, она сидит в гостиной и смотрит шоу по телевизору. Увидев меня, она улыбается, отчего щемит сердце.
Как же я мечтаю застать маму у плиты, нормальной и здоровой. Чтобы не расплакаться, я опираюсь плечом на стену и поднимаю маленький пакетик, в котором лежит ее любимый пирог. Ее улыбка становится еще шире. Я готова отдать все на свете, только бы видеть ее счастливой каждый божий день.
Я расстегиваю черное пальто, но раздеваться не собираюсь. Велев маме ждать меня в гостиной, я удаляюсь на кухню, чтобы разрезать пирог на небольшие треугольники. Поставив чайник, жду, когда он закипит, и разливаю кипяток по кружкам.
Мы с мамой смотрим шоу и едим пирог. Кажется, что мы нормальная семья, которая просто потеряла близкого человека. Но это всего лишь иллюзия. Мы никогда не станем нормальной семьей. Мать обречена страдать из-за психической болезни, а ее юная дочь обязана ухаживать за ней.
– Твои друзья вчера приходили, – говорит она, откладывая пустую тарелку на журнальный столик.
Потянувшись к пирогу, я кладу добавку.
– Я знаю.
– Где ты была вчера?
– Они разве не сказали? – слегка нервничая, спрашиваю я. Мама качает головой:
– Зак и…
– Рамона.
– …Рамона сказали, что ты должна быть здесь. Они хотели провести с тобой выходные, ведь ты хотела пробыть здесь до воскресенья. Почему ты солгала им, Хейли?
– Мам, давай не будем об этом, я им уже все объяснила, – чуть ли не умоляю я. Иногда мама становится нормальной женщиной и матерью.
Как только я их впускаю, то сразу слышу:
– Зачем ты нам солгала? – Рамоне не надо пояснять, о чем именно я соврала, и без того понятно. Они узнали, что я была на чертовой тусовке.
– Ты сказала, что останешься у мамы до воскресенья. Мы хотели сделать сюрприз, приехать и скрасить твои выходные. Твоя мать сказала, что ты не появлялась с прошлых выходных, а когда я позвонил, трубку взял Дез, – добавляет Зак.
Мне становится стыдно вдвойне. Я ужасный друг.
– Простите, – всего лишь говорю я, – для меня нет оправданий.
– Почему ты не сказала правду? Почему вновь возобновила дружбу с Дезом? Ты же знаешь, что он мерзавец и что он может испортить тебя до неузнаваемости! – В голосе Рамоны сквозит отчаяние, я сильно ее обидела.
– Простите, – снова повторяю, как попугай, который больше не знает никаких слов.
Слышится вздох Зака.
Поворачиваться я не решаюсь, боюсь увидеть лица друзей, полные осуждения. Но если подумать, им разве никогда не хотелось сделать что-нибудь этакое? Не хотелось забыть о том, какие последствия могут вызвать подобные вечеринки? Разве им не хочется отдаться безудержному веселью хотя бы один раз в жизни? Хоть они и ходят иногда на тусовки, но это не то… это ни капельки не похоже на то, что пережила я.
– Я просто хотела попробовать, – шепчу я, потирая рукой локоть.
– И как, понравилось? – недовольным голосом интересуется Рамона.
Да.
– Нет. Эти вечеринки… не моё.
Хочется разрыдаться от этой лжи. Мне очень понравилось, я смогла вздохнуть полной грудью, почувствовала себя простым беззаботным студентом, у которого родители не сходят с ума и помнят, что ты давно закончила школу.
– Ты опять лжешь, – говорит Рамона. Я непонимающе смотрю на неё. – В твоих глазах сверкали искорки, когда ты утверждала, что эти вечеринки не для тебя. Я знаю тебя достаточно, чтобы определить, говоришь ты правду или нет.
У меня нет оправдания, я не могу ничем доказать, что мне действительно не понравилось… У меня есть рана! Я же могу воспользоваться ею! Уверена, после того как они её увидят, то забудут про все остальное.
– Если вы думаете, что я смогу повторить нечто подобное после этого, – я поднимаю край майки, обнажая обмотанный вокруг талии бинт, – то вы ошибаетесь.
Друзья охают. Ещё бы! В их глазах я вижу беспокойство, вытеснившее обиду. Кажется, ещё чуть-чуть, и я сгорю от стыда. Я не помню, чтобы когда-либо так сильно краснела. Мне очень неудобно перед друзьями, перед моей маленькой семьёй. Но я точно знаю, скажи я правду, они бы меня не поняли. Это единственное, что они никогда не смогут принять.
Рамона и Зак по очереди задают вопросы. «Откуда у тебя эта рана, Хейли? Ты с кем-то подралась на вечеринке, Хейли? Сильно болит, Хейли?» И ещё множество подобного. Я отвечаю вяло, но придаю голосу драматизма. Мне необходимо, чтобы они больше не вспоминали о моем проступке. Мне необходимо избавиться от угнетающего чувства вины.
Когда я рассказываю все, что было на вечеринке, плюс придумываю историю, как поранилась, мы плавно переходим к обсуждению выходных. Ребята больше не могут ждать, им ужасно хочется что-нибудь разукрасить.
Я решаю не говорить, что лучше бы ещё немного подождать. Это бесполезно. Они привыкли рисовать каждую неделю, им это необходимо, да и мне, если честно, тоже. В рисунок я вкладываю свои чувства. Для меня творчество – это возможность спустить пар. Когда парням плохо, они бегут к боксёрской груше, как к спасению. Я же берусь за баллончики с краской. В них моё спасение.
– Мы просто обязаны сделать это сегодня, – говорит Зак, присаживаясь на край кровати. – Я хочу порисовать. Мне это нужно. Это нужно всем нам.
– Сегодня… на этот раз, – начинаю я, но договорить не могу. Вздохнув, я выпаливаю на одном дыхании: – Сегодня мне правда надо к матери. Я пробуду у неё до вечера, а после мы отправимся к университету, договорились?
Мне сложно смотреть друзьям в глаза, но я должна это делать. Взглянув на Рамону, я снова вижу на ее лице осуждение: «А ведь ты говорила…» Да, я говорила. Да, я ужасная, плохая, отвратительная лгунья! Что тут поделать?
– Хорошо, – на выдохе произносит Зак.
Входная дверь распахивается, и на пороге стоит помятая Лана, от которой разит перегаром. Надеюсь, что от меня нет.
– Привет, лузеры, – широко улыбаясь, машет рукой Лана. Мы все синхронно закатываем глаза. Нам не привыкать к такому обращению. – Хотя ты больше не лузер, – указывая на меня, говорит она, – классно оторвались.
Искоса взглянув на друзей, все ещё сидящих на моей постели, я замечаю, как Зак сжимает кулаки, а Рамона качает головой. И ко мне вновь возвращается чувство стыда.
– Приходи почаще на вечеринки. Ты в них классно вписываешься, – подмигивает мне Лана.
– Я думаю, тебе стоит зайти в комнату, а не торчать в проеме, – надеюсь, соседка поймет, что я прошу её не упоминать вечеринку в присутствии Зака и Рамоны.
Она ухмыляется и проходит внутрь.
– Я в душ, не буду вам мешать, лузеры. – Лана достает вещи и полотенце из шкафа и исчезает за дверью, ведущей в ванную комнату.
Как только я открываю рот, она распахивается, и из-за нее появляется светлая голова Ланы.
– Кстати, забыла предупредить, меня сегодня ночью не будет.
Дверь захлопывается вновь, и на короткое время комнату окутывает тишина.
– Вы уже придумали, что будете рисовать? – спрашиваю я у ребят.
– Я хочу изобразить кобру, – отвечает Зак.
– Может, стоит выбрать что-то другое? Тебе не кажется, что змея – это слишком для университета?
– А что, если преподаватели начнут допрашивать студентов, чтобы узнать, кто осмелился разрисовать такое священное здание. Нью-Йоркский университет ведь никакой-то там никому не известный колледж. Вы уверены, что проблем не будет? – прерывает нас Рамона.
Когда идея разрисовать универ только появилась, никто не подумал о возможных последствиях. Сейчас же эта затея кажется мне безумной. Что, если Рамона права, и у нас возникнут сложности? Конечно же, взрослые не оценят наш поступок, и возможно, начнется разбирательство. Но разве мы нарушаем закон? Я, Рамона и Зак – не единственные, кто занимается граффити, и мне еще ни разу не доводилась видеть в различных новостях, чтобы рисунок на здании обернулся катастрофой. Максимум – штраф, но никто о таком судачить не станет.
– Если мы будем аккуратны, нас не поймают. Рамона, ты же знаешь, сколько мы этим занимаемся, и ни разу не было проблем. Мы умеем заметать следы, – отвечаю я.
– Да, но у меня такое предчувствие, словно это все добром не закончится, – качает головой подруга, а я просто пожимаю плечами.
– Начнем с левого крыла, там мало кто ходит из взрослых, точнее, вообще никто, кроме студентов.
Обсудив сегодняшнюю ночь, я провожаю гостей и еще раз приношу извинения. Они говорят, что все нормально, но просят меня больше так не делать. Рамона и Зак считают «братьев» и «сестер» врагами. Когда-то я тоже так думала, это началось после того, как меня оставил Дез. «Братья» лишили меня друга, и простить я их не смогла… да и не могу до сих пор.
Закрыв дверь, я прислоняюсь к ней спиной и запускаю руку в короткие кудрявые волосы. Это полнейший ужас. Сколько же ошибок я совершила за два дня. Легонько ударившись головой об дверь, я смотрю на потолок, делаю глубокий вздох и отталкиваюсь.
Снова всплывают мысли о прошедшей вечеринке, мне было так хорошо. Я впервые напилась, впервые так много смеялась после смерти отца. Дез веселил меня и дружески обнимал. Я погружалась в прошлое, в котором он точно так же прижимал меня к себе.
Если Дез рискнет еще раз пригласить меня на вечеринку, смогу ли я отказать? Конечно, я пообещала друзьям, что больше ни ногой в дом братства, но они знают, что я по-прежнему помогаю Дезу с учебой, а значит, просто не смогу не появляться там. Может, если он еще раз меня позовет, я скажу друзьям, что мы с ним занимаемся?
Господи, Хейли, ты серьезно? Ты только что сгорала от стыда, а теперь готова солгать еще раз, чтобы потом снова краснеть перед Заком и Рамоной? Дурочка, думай, что делаешь. Из-за Деза ты можешь лишиться друзей, неужели не понимаешь?
Из раздумий меня вывел стук двери. Это Лана вышла из ванной.
– Лузеры уже ретировались? – бодро спрашивает она, протирая полотенцем мокрые волосы.
– Перестань их так называть! – рычу я.
– Эй, не заводись, ты же знаешь, что я шучу, – выставив руку вперед, говорит Лана.
Я падаю на кровать и чувствую, как по телу разливается усталость.
Вранье и собственная глупость выжали из меня все силы.
– Что-то случилось? – интересуется Лана, присев на край постели и продолжая сушить волосы.
– Мне надо к матери, – отвечаю я, но подниматься не спешу. – На тебя когда-нибудь наваливалась чертовски сильная усталость?
Это ещё один долгий диалог за все наше знакомство, и, как ни странно, мне сейчас очень комфортно в компании соседки. Комфортнее, чем в обществе Зака и Рамоны. Удивительно.
– Конечно. Например, прямо сейчас. Эта ночь была слишком безумной, чтобы после нее остались силы.
– Согласна, – мямлю я и на секунду закрываю глаза.
* * *
К матери я приезжаю на час позже. Обычно я должна быть у нее в шесть, но сегодня незапланированно уснула на несколько часов. Когда я вхожу в дом, она сидит в гостиной и смотрит шоу по телевизору. Увидев меня, она улыбается, отчего щемит сердце.
Как же я мечтаю застать маму у плиты, нормальной и здоровой. Чтобы не расплакаться, я опираюсь плечом на стену и поднимаю маленький пакетик, в котором лежит ее любимый пирог. Ее улыбка становится еще шире. Я готова отдать все на свете, только бы видеть ее счастливой каждый божий день.
Я расстегиваю черное пальто, но раздеваться не собираюсь. Велев маме ждать меня в гостиной, я удаляюсь на кухню, чтобы разрезать пирог на небольшие треугольники. Поставив чайник, жду, когда он закипит, и разливаю кипяток по кружкам.
Мы с мамой смотрим шоу и едим пирог. Кажется, что мы нормальная семья, которая просто потеряла близкого человека. Но это всего лишь иллюзия. Мы никогда не станем нормальной семьей. Мать обречена страдать из-за психической болезни, а ее юная дочь обязана ухаживать за ней.
– Твои друзья вчера приходили, – говорит она, откладывая пустую тарелку на журнальный столик.
Потянувшись к пирогу, я кладу добавку.
– Я знаю.
– Где ты была вчера?
– Они разве не сказали? – слегка нервничая, спрашиваю я. Мама качает головой:
– Зак и…
– Рамона.
– …Рамона сказали, что ты должна быть здесь. Они хотели провести с тобой выходные, ведь ты хотела пробыть здесь до воскресенья. Почему ты солгала им, Хейли?
– Мам, давай не будем об этом, я им уже все объяснила, – чуть ли не умоляю я. Иногда мама становится нормальной женщиной и матерью.