Отражение сна

Тварь затрясла головой, загребла землю когтями. Но пули жалили её не смертельно, застревали в толстой хитиновой броне.

Единственный плюс – прореха во сне успела полностью затянуться. И у твари не хватало времени или сил, чтобы снова разорвать невидимую стену. Особенно сейчас, когда хозяйка сна была на взводе. Тварь зашипела от ненависти. Её светящиеся немигающие глаза впились взглядом в Марину. Вот-вот нападёт.

Подросток глухо застонал. Неужели он был ещё жив?!

Рука Марины дрогнула. Концентрация рассеялась. Пистолет растаял в воздухе.

Но тварь тоже сбилась с боевого настроя. На её чудовищной морде промелькнуло… беспокойство?

Комья земли взметнулись в воздух, когда тварь резко стартовала и помчалась куда-то в сторону. Тварь-кошмар не стала атаковать. Хозяйка сна не стала просыпаться. Сон не разрывался. Значит, единственным выхода отсюда были врата в другие сны.

Во сне Марины было солнечное утро. Там, где ступала тварь, расползались тьма и холод. Тропа превращалась в топь, цветы – в шипы. Ноги увязали, лёгкие болели – каждый вдох будто наполнял их липким киселём.

Догнать тварь было бы трудно даже чемпиону по бегу с препятствиями. Марина в последний раз бегала годы назад, на университетской физкультуре. Сейчас она готова была взвыть от бессилия, отставая всё сильнее, едва не падая. Но что тогда тварь сделает с подростком?..

Слабость, страх, отчаяние – всё это стало неважно. Единственное, что было важно, – догнать. Спасти.

Вкус металла наполнил рот. Марина случайно прокусила собственную губу. Но проглоченная кровь внезапно принесла облегчение. По венам разлилась обжигающая ярость. Это был её сон, чёрт возьми!

Земля больше не могла поймать Марину в ловушку: Марина её едва касалась. Оттолкнуться кончиками пальцев – и снова взмыть к небу, гребя в воздухе, плывя в прыжке.

Расстояние стало сокращаться. Но тварь успела убежать далеко – и всё ещё отравляла сон Марины, искажала его своей волей.

Впереди показалась железная дорога – давняя участница дурных снов. Хуже того, от дороги повеяло ощущением врат. Тварь могла вот-вот перескочить в другой сон – и тогда Марина её не догонит. Не найдёт.

Над головой протянулись электропровода – прыгать стало опасно, не запутаться бы в них. Под ногами бесконечными стальными змеями заблестели рельсы: целое поле железнодорожных путей, они пересекали друг друга, разветвлялись, уходили в стороны – сеть, готовая ловить и убивать.

Вдалеке загудел поезд. Скоро он промчится по одному из путей – вот только по какому?

Тварь была уже на середине рельсового лабиринта. Марина – в его начале.

Поезд гудел всё ближе. Его трёхглазая голова сияла белым светом – который вдруг превратился в красный. Металлический гигант заскрежетал, потемнел – он тоже попал в зону искажения.

Марина зарычала от ненависти. И тут же испуганно захлопнула рот. Её захлёстывали дикие, бурлящие, ослепляющие эмоции. Непривычные. Чужие. Маяком посреди этого бушующего моря вспыхнуло осознание: кошмар влияет и на неё саму. Они связаны.

Так вот почему тварь легко перекраивала сон под себя! Но раз так, то и Марина…

Не успев додумать эту мысль, хозяйка сна вступила в свои права. С осознанием пришла власть.

Полыхающий красный свет был совсем рядом. Поезд разогнался слишком сильно для того, чтобы его останавливать. Марина и не собиралась тормозить многотонную махину – она сосредоточила свою волю на маленькой коробке, подсоединённой к рельсам.

Раздался короткий механический звук. Стрелки перевелись. Поезд, который был направлен – натравлен – на Марину, грохотал перед её лицом. Он свернул на соседний путь, как бык, в последний момент промахнувшийся мимо тореадора. От него несло жаром, палёной вонью и тёмной волей твари – поезд всё ещё был искажён. Но он был рождён подсознанием Марины, принадлежал её сну – а значит, был в её власти.

Преграду можно превратить в трамплин. Поезд отрезал Марину от твари и её жертвы, однако он же был способен всё исправить. Марина чувствовала это. Решение было перед ней – надо было лишь не упустить его.

Она оттолкнулась от земли и взлетела над поездом. По ушам ударил адский скрежет: поезд был пойман. Он не мог больше мчаться вперёд, вагоны врезались друг в друга, колёса высекали искры из рельс и отрывались от земли. Состав превратился в искорёженный зигзаг. Марина забрала его мощь, его скорость. Плавно опустившись между проводов на крышу вагона, она выпила из него последние капли двух сил – своего подсознания, породившего поезд, и твари, исказившей его.

Эти силы распирали, разрывали её изнутри. Им нужен был выход. Сейчас же. Некогда было рассчитывать траекторию, некогда было сомневаться – Марина выстрелила собой в убегавшую тварь. Вся обратилась в направленный заряд. Сжала большое расстояние в один молниеносный миг. Её ноги, казалось, ещё стояли на вагоне – а руки уже настигли тварь и вцепились в её шею.

Она пришла в себя на дне воронки. Руки горели – они до самых плеч были заляпаны чёрной жижей, а скрюченные пальцы ещё сжимали какие-то обломки. Под ней было жёсткое, колючее, холодное. Марина скатилась с твари – с её обезглавленной туши. Панически отыскала взглядом скрученный в кольца хвост – что с подростком, он ещё дышит?

Разгибать хвост было всё равно что разгибать камень. Пальцы соскальзывали, ногти ломались. Тварь не отпускала свою жертву даже после смерти.

Но мёртвый кошмар не остаётся в веках жутким скелетом, как какой-нибудь ископаемый динозавр. Он разрушается. Вот и блестящие чёрные пластины помутнели, покрылись сетью трещин, начали рассыпаться.

Марина поддевала особо крупные куски, отшвыривала их в сторону. Сдирала слой за слоем. И наконец её руки коснулись того, что не было тварью, – плеча подростка.

Огромное жало хвоста всё ещё вонзалось в его спину, наверняка переломав рёбра и разорвав внутренние органы. Чудо, если не задет позвоночник. Вдвойне чудо, если бедняга ещё не умер.

Что-то было не так. Даже на фоне всего творившегося безумия что-то было не так. Марина была слишком занята, чтобы задуматься, но некая неправильность исподтишка царапала её внимание. И только схватившись за жало, колеблясь, вырвать его из раны или, наоборот, оставить в ней, Марина поняла: подросток не истекал кровью. Крови вообще не было видно. Только чёрный песок, которым рассыпалась тварь.

Марина перевернула подростка с живота на бок. Приложила пальцы к его шее, ища пульс.

Подросток распахнул глаза. Они казались чёрными – настолько расширились его зрачки. И настолько мертвенно-бледной была его кожа.

По телу прошла знакомая «голограммная» рябь. Застонав, он согнал рябь, восстановил чёткие контуры своего тела. Но это далось ему дорогой ценой: с лица схлынули последние краски, глаза начали закатываться.

– Эй! Смотри на меня! – голос Марины дрожал от паники. – Помощь скоро придёт, сейчас я позову…

Подросток вздрогнул, замотал головой, нахмурил брови. Его глаза на секунду встретились с её, мазнули взглядом ниже, по прокушенной губе, по шее…

– Помоги мне сама. Это твой сон, – его рука скользнула по её плечу, легла на шею, слабо потянула навстречу.

– Сдохни! – их захлестнуло ненавистью. Чёрной, вязкой, предсмертной. От головы твари мало что осталось, но она оказалась ещё жива, её челюсти клацали и шипели, выплёвывая проклятия. – Вы все сдохнете! Он придёт!..


Шипение превратилось в шелест. Твари больше нечем было говорить. Ветер развеял последние останки.

Марина остолбенела. Как это понимать? Что делать? Её сковал ступор.

Но подросток не хотел – не мог – ждать. Он явно знал, что делать. Притянул её ещё ближе к себе. И Марина поняла, чего он хочет.

Что ж, хотя бы это она могла. И сама наклонилась к нему.





Глава 9. Между




– Что вы наделали?! – длинные пальцы Куратора подрагивали, пока он ощупывал воздух над Мариной, как когда-то над раненым сноходцем.

Куратор весь был непривычно дёрганным. Холёная грациозность уступила место отрывистости. Его глаза лихорадочно блестели, а под ними залегли тени, словно он несколько суток не спал. Что, конечно, было не так, ведь этот разговор (или, скорее, выговор) происходил во сне.

– Я хотела ему помочь. И помогла.

Марина нахмурилась. Она хотела как лучше. А получилось если не «как всегда», то по меньшей мере странно. Что было с подростком дальше, она не знала – помнила только, как от его объятий её затопило холодом, всю, целиком, до кончиков пальцев, а потом она проснулась. Что было с ней, тоже не совсем понимала: после пробуждения сил хватило лишь на то, чтобы предупредить начальство и заказчиков, мол, она внезапно заболела; пара звонков и писем так её вымотали, что она провалилась обратно в сон. В башню. Прямо в руки Куратора. Который теперь обращался с ней как с тяжелобольной.

– Так помогать вы ещё не умеете. Он сам взял ваши силы. А вы ему позволили.

Поправка: не только как с тяжелобольной, но и как с обвиняемой.

– Даже если позволила, что в этом плохого? – вскинулась Марина. – Кошмар тяжело ранил его, он умирал!

– Он и так умирает. Ему лучше было исчезнуть, – впервые Куратор был таким жёстким. Жестоким. – Теперь кошмары могут снова предпринять попытку похитить его. Или он сам примкнёт к ним.

Марина задохнулась от возмущения:

– Он этого не сделает! Он человек, а не кошмар! Он помог мне и тому сноходцу?.. – против её воли последнее восклицание изогнулось в вопрос.

Марина слишком хорошо помнила увиденное. А теперь ещё и осознавала.

Губы Куратора искривила усмешка. Он глядел на Марину с едким весельем и как-то всезнающе. Будто читал её мысли.

– Всё вы понимаете. Только верить не хотите. Хотите узнать всё как есть? Тогда слушайте: ваш знакомец – заблудший. Это значит, что он по тем или иным причинам утратил связь со своим телом, неспособен проснуться, обречён скитаться по миру снов. И уже утрачивает человечность – я чувствовал его отпечатки тогда и сейчас, в нём пробудился голод. Он алчет живительной энергии, которая течёт в телах людей и которая почти иссякла в нём. Он пока не берёт её силой – лишь собирает то, что само идёт в руки. Пока, – повторил Куратор, выделив это слово, камнем обрушив его на Марину.

Её охватил озноб. Не от холода (в башне она сразу согрелась), а от воспоминаний. Она вспоминала долговязую фигурку в нелепой толстовке. Глубокие тёмные глаза. То, как он вечно появлялся откуда ни возьмись, легко раздражался, никогда не улыбался. Как зажимал раны сноходца – и не мог оторваться от пьянящего ощущения горячей крови. Как дважды защитил её, закрыл своим телом – а потом выпил всё её тепло. Уже не мальчик, ещё не мужчина – где-то между, старшеклассник или младшекурсник. Уже не совсем живой, ещё не мёртвый. Ещё не кошмар.

– Если хотите кого-то пожалеть, то пожалейте лучше себя, – раздражённо бросил Куратор. – Он распробовал вас – и теперь везде вас найдёт. У вас есть все шансы стать его первой жертвой. Я уж молчу о том, какую опасность он представляет для других сноходцев: признаться честно, я никогда не ощущал таких сильных заблудших – но тем сильнее будет чудовище, которым он станет.

Марина затрясла головой, как будто могла вытряхнуть слова Куратора из ушей.

– Почему вы не сказали мне раньше?!

– Наш принцип – поэтапное обучение, – наставительно поднял указательный палец Куратор. – Вы столкнулись с информацией о заблудших слишком рано – и вот, полюбуйтесь на результат. Если бы вы были подготовлены должным образом…

– …то считала бы заблудших недоделанными кошмарами, да? – Марина хотела уколоть Куратора, но вместо этого ранила только саму себя.

А Куратор галантно умолк: раз уж перебила – вперёд, продолжай.

Он вообще выглядел раздражающе невозмутимым, словно не на него могла вот-вот сорваться сотрудница и словно не он относился к несчастным людям, попавшим в ловушку мира снов, как к досадной помехе и потенциальной угрозе.

Марина с шумом вдохнула. Выдохнула. Вдохнула снова. И только когда почувствовала хоть какую-то уверенность в собственном голосе, спросила:

– Заблудшие могут найти дорогу назад к своим телам?

– Могут, – с готовностью откликнулся Куратор. – Примерно в одном случае на тысячу. В последнее время и того реже.

– Почему?.. – Марина скорее выдохнула вопрос, чем произнесла его вслух. Но Куратор её понял. И его непрошибаемость на мгновение дрогнула:

– Плохая кошмарогенная обстановка. Заблудшие быстрее становятся кошмарами. Кошмары чаще похищают заблудших.

«Вы все сдохнете! Он придёт!..» – в памяти всплыло предсмертное пророчество кошмара. О котором Марина забыла сообщить Куратору – но наконец спохватилась и рассказала.

Вот теперь Куратор выглядел почти так же плохо, как она.

Яна и Алекс-«богатырь» уже говорили, что кошмары как с цепи сорвались, организация сноходцев всё чаще теряла людей. А сейчас вдобавок появился – или появится – неизвестный, но явно не предвещавший ничего хорошего «он».